— Комната твоей мамы. Она жила у меня, когда была совсем маленькой.
— Почему? Где были дедушка с бабушкой?
— Кое-что произошло, — сказала она просто. — Бабушка с дедушкой переживали не лучшие времена, вот я и забрала на время твою маму. — Би вздохнула и улыбнулась воспоминаниям. — Она была такой славной девчушкой! Мы с ней здорово повеселились.
Пока тетя открывала кладовую, я размышляла о дедушке с бабушкой, недоумевая, что заставило их оставить своего ребенка. Тем временем Би вытащила с верхней полки обувную коробку, сдула с крышки толстый слой пыли и вручила мне.
— Вот, держи. Это поможет тебе лучше понять свою мать.
Она звякнула ключами, и я, поняв намек, вышла в коридор, в предвкушении глядя на коробку.
— Спасибо.
— Увидимся за ужином, — ответила Би, направляясь в свою спальню.
У себя в комнате я положила коробку на кровать. «Что там внутри? Наверняка маме не понравится, что я роюсь в ее вещах», — мелькнуло в голове. Подняв крышку, я заглянула внутрь. Сверху лежали три высушенные розы, перевязанные блестящей красной лентой. Я взяла букет, уронив на пол три хрупких лепестка. Потом вытащила детскую книжку с картинками, длинное серое перо, заколку для волос, пару маленьких белых перчаток и небольшой томик в кожаном перелете. Только на свету я увидела, что это альбом для наклеивания вырезок. Я открыла его, и меня захлестнула волна эмоций. Первую страницу украшало написанное от руки слово «Мама» в рамке из крошечных цветочков. Я моргнула, перевернула лист и увидела что-то вроде коллажа: вырезанные из журналов изображения женщин с безупречными прическами и в отутюженных платьях, высушенные цветы и две черно-белые фотографии. На одной из них был младенец, на другой — небольшой дом и припаркованный перед ним старый автомобиль. «Что это? Зачем мама создала этот альбом и почему Би хотела, чтобы я его увидела?»
За ужином Би молчала, давая понять, что не желает обсуждать таинственную комнату или коробку со спрятанными сокровищами, поэтому я решила не искушать судьбу. Убрав со стола, я уже собралась было загрузить тарелки в посудомоечную машину, как зазвонил телефон.
— Ответь, пожалуйста, — попросила Би из коридора. — Я устала и ложусь спать.
— Конечно, — сказала я, снимая трубку. — Алло?
— Эмили?
— Да.
— Это Эвелин.
— Ой, здравствуйте, Эв…
— Нет-нет, милая, Би не должна знать, что я звоню.
— Ладно, — осторожно произнесла я. — Что случилось?
— Требуется твоя помощь.
— В чем? У вас все нормально?
— Да. Вернее, нет. Мне нужно поговорить с тобой наедине.
Я на миг задумалась.
— Хотите, чтобы я пришла?
— Я живу дальше по берегу. Большой дом с глицинией перед входом, примерно через шесть домов от дома Генри. На улице прохладно, надень пальто.
Я не сказала Би, что ухожу, но пожалела о своем решении, едва вышла на берег. Поднимался прилив, и вода, казалось, злобно преследовала меня, протягивала пенистые лапы, следила за моими ногами. Мне померещилось, что в небе вьются летучие мыши, хотя, скорее всего, это были чайки, которые спешили на ночлег в кронах деревьях. Я застегнула пальто и велела себе смотреть только вперед. После дома Генри я начала считать — один, два, три. Дома уютно приткнулись к склону холма. Четыре, пять, шесть, семь. Может, я неправильно поняла Эвелин и пошла не туда? Восемь, девять. Я подняла голову и увидела вдалеке дом Эвелин. Глициния выглядела голой и беззащитной, но где-то среди веток таилось обещание весны, и когда я взглянула поближе, то увидела на стволе бледно-зеленые побеги. Повернув к дому, я поднялась по ступенькам и увидела на крыльце Эвелин, которая в одной ночной рубашке сидела в кресле-качалке. Ее обычно тщательно уложенные волосы выглядели спутанными и взлохмаченными.
— Спасибо, что пришла, — сказала она, взяв меня за руку.
Я сжала ее ладонь. Лицо Эвелин было пепельно-серым, сама она казалась слабее и болезненнее, чем несколько дней назад.
— Это все рак, — сказала я. — Вы…
— Чудная ночь, правда?
Я кивнула.
Она показала на кресло-качалку рядом с собой, и я села.
— Мне будет не хватать этого острова.
Ее голос прозвучал словно издалека. Я тяжело сглотнула. Эвелин посмотрела на берег.
— Ты знаешь, что мы с твоей тетей Би купались вон там голышом? Скидывали одежду и ныряли в воду. — Она повернулась ко мне. — Тебе тоже надо попробовать. Нет ничего приятнее, чем всей кожей почувствовать старину Пьюджет-Саунда.
Наверное, следовало бы рассмеяться, но я с трудом выдавила улыбку. Что принято говорить человеку, который, возможно, в последний раз вспоминает свою жизнь?
— Ты ведь позаботишься о ней, Эмили?
— Конечно, — ответила я, глядя в глаза Эвелин. — Обещаю.
Она кивнула.
— Знаешь, с Би нелегко ладить, но она стала мне родной, и этот остров тоже.
На ее глаза навернулись слезы.
— Когда мой муж умер, она сказала, что я не одна и никогда не буду одна. И это правда, пока в моей жизни есть Би.
Я согласно кивнула.
— Неправильно, что я ее покидаю. Так не должно быть!
Эвелин встала, подошла к краю крыльца и потрясла слабыми кулаками в холодном воздухе, словно угрожая острову, бросая ему вызов. Я вскочила, обняла ее, и она уткнулась лицом в мое плечо. Потом вытерла слезы и снова села.
— Мне невыносима мысль, что я оставляю Би одну.
Я нагнулась, чтобы Эвелин могла видеть мое лицо.
— Не тревожьтесь, я о ней позабочусь.
Она вздохнула.
— Хорошо. Зайди на минутку, я тебе кое-что отдам.
Кивнув, я зашла за Эвелин в дом. Внутри теплый воздух приятно обдал лицо. Гостиная Эвелин выглядела как комната больной; впрочем, другого я и не ожидала. Журналы, книги, почта и стопки бумаг громоздились на кофейном столике рядом со стаканами и тарелками с засохшими остатками еды.
— Извини за беспорядок, — тихо сказала Эвелин.
Я покачала головой.
— Не нужно извиняться.
— Кажется, я оставила это в другой комнате. Сейчас принесу.
Я понятия не имела, что Эвелин хочет мне отдать, но, судя по ее виду, что-то очень важное.
— Ничего, подожду.
Времени было мало, и потому я действовала стремительно: сперва собрала грязную посуду и засунула в посудомоечную машину. Выбросила кучу использованных салфеток, перетащила груду почты на кухонный стол, чтобы рассортировать, и быстро вытерла кофейный столик. Вот так! Закончив, я села на диван возле окна. Взгляд упал на книжный шкаф, где на полках стояли безделушки и фотографии в рамках.
Рядом с вазочкой, полной морских ежей, я увидела снимок со свадьбы Эвелин: она, красивая и элегантная, рядом муж, высокий и стройный. Мне вдруг стало интересно, каким он был человеком и почему они так и не обзавелись детьми. Еще там были фото собак, джек-рассел-терьера и таксы, которая выглядела так, словно ее закармливали пирогами на ночь. А потом я заметила портрет женщины и сразу ее узнала.
Видела на фотографии в доме Генри. На этом снимке она улыбалась, и рядом с ней кто-то стоял. Я прищурилась, чтобы получше разглядеть. Рядом стояла Би.
Сзади раздался шорох, я повернулась и увидела Эвелин. Я не слышала, как она вошла в комнату.
— Скажите, кто это? — Я показала на снимок. — У Генри тоже есть ее фотография. Би не говорит, а мне нужно знать.
Эвелин села, держа что-то в руках.
— Когда-то она была невестой Генри.
— И вашей подругой?
— Да, очень близкой подругой.
Эвелин вздохнула и подошла ко мне; на ее изможденном лице читалась усталость, вернее, уже обреченность.
— Вот, держи. — Эвелин вручила мне сложенный вдвое конверт. — Передай Би.
— Прямо сейчас?
— Нет, когда меня не будет.
— Хорошо, — кивнула я.
— Спасибо, Эмили. — Она снова сжала мою ладонь. — Знаешь, ты особенная.
Она замолчала и повела рукой в сторону залива.
— Все это предопределено. Ты должна была оказаться на острове. У тебя есть предназначение, Эмили.
Я обняла ее — возможно, в последний раз.
«Я вернулась к столу и рассказала Роуз о двух вариантах развития событий, которые предлагал в письме Эллиот: встретиться с ним вечером, чтобы вместе начать новую жизнь, или распрощаться навсегда.
— Неужели решишься? — спросила подруга.
Мы обе знали, что ставки высоки. Я сжала конверт, как будто это была рука Эллиота. Костяшки пальцев побелели, ногти впились в ладонь. Если я откажусь, значит, откажусь от Эллиота, а у меня не хватит сил отпустить его.
— Не знаю, — честно ответила я.
Я и вправду не знала. Смогу ли я уйти из дома? Малышка уснет только после восьми, и как объяснить Бобби? Соврать, что нужно купить молока или яиц? Магазины в это время уже закрыты. И даже если я выберусь, что я скажу Эллиоту? Как поступлю? Больше всего меня пугала именно эта часть. Господи, что же делать?
— Эстер, я с тобой, что бы ты ни решила, — промолвила Роуз.
Бобби успел на ранний паром и в пять часов уже был дома, удивив меня букетом нарциссов.
— Решил, что тебе понравится. Я помню, что ты любишь нарциссы.
Я не стала говорить, что он ошибся, и мои любимые цветы — тюльпаны. Просто обняла его и поблагодарила за подарок.
— Готов поспорить, что ты забыла. Неудивительно, столько забот, да еще и ребенок. Но я-то помню!
Я озадаченно уставилась на него. Сегодня не мой день рождения и не День матери.
— Что забыла, Бобби?
— Годовщину нашей свадьбы! Вообще-то, она только завтра, но я уже не мог ждать. Приглашаю тебя в ресторан, отпразднуем как следует!
Ну почему он решил устроить мне сюрприз именно сегодня? Очередной безжалостный удар мерзкой ведьмы-судьбы.
— А как же малышка? — спросила я, пытаясь найти в его планах прореху.
Дочка потянулась к моему кулону в виде морской звезды, схватила маленькой ручкой, что-то залепетала. Я поцеловала ее в щечку.