Вынужденное решение
Дезинформация, настойчиво и целенаправленно распространяемая по всем каналам (спецслужбы, посольства, официальные источники, средства массовой информации, слухи), в определенной степени достигла своей цели, даже при всем критическом отношении советского руководства к позиции Германии. Сталин и Молотов стали ожидать переговоров с Германией, которые должны были улучшить отношения между двумя странами и, соответственно, привести к значительной отсрочке германской агрессии.
Все свидетельствовало об этом: проект соглашения о присоединении Советского Союза к Тройственному пакту, пышная встреча нового советского полпреда В.Г. Деканозова (который до своего назначения в Наркоминдел был заместителем начальника Главного управления госбезопасности НКВД СССР – факт, показывающий, что Сталин вовсе не бросил намерение разведать намерения Германии) и его торжественный прием для вручения верительных грамот, многочисленные заверения, что будут вот-вот закончены предложения для дальнейших переговоров. Деканозова особо обхаживал руководитель президентской канцелярии фюрера Отто Мейснер, который встречался с ним каждую неделю[229]. Выбор Мейснера был обусловлен тем, что руководитель канцелярии хорошо говорил по-русски и был очень опытным, искушенным политиком и чиновником, о чем говорит тот факт, что он возглавлял канцелярию рейхспрезидента с 1919 по 1945 год, пережив трех рейхспрезидентов, в том числе и фюрера.
Задачей Мейснера было убедить Деканозова в улучшении советско-германских отношений, а также дезинформировать его относительно истинных намерений. Опытный чиновник делал это умело и тонко. Во время одного из визитов Деканозова Мейснер положил на стол карту Ближнего Востока и, когда советский посол ею заинтересовался, увел разговор на тему ближневосточных планов Германии.
Предложение присоединиться к Тройственному пакту было нужно для того, чтобы вызвать интерес и приковать внимание советской стороны. Дальше высшее германское руководство стало тянуть время, обещая непременное продолжение переговоров. В этом ожидании прошли весенние месяцы 1941 года. В это же время поступали многочисленные разведданные, свидетельствующие о том, что Германия сосредотачивает силы и явно готовит нападение. Причем это были не просто предупреждения, полученные из косвенных источников, а такие прямые факты, как сосредоточение в Жешуве парка для перешивки советской колеи и организации железнодорожной дирекции для управления железными дорогами на советской территории. И в это же время собственные военные приготовления на границе были страшно далеки от самой минимальной готовности! Можно себе представить нервозную атмосферу тех дней, когда обстановка усугублялась на глазах, а собственные возможности были очень и очень малы.
Насколько можно судить, для Сталина не было вопроса в том, верить или не верить сообщениям. Так могут полагать лишь те, кто либо не изучал весь комплекс обстоятельств, либо намеревается передернуть факты. Если мы рассмотрим всю картину положения в последние предвоенные месяцы 1941 года, постараемся учесть все основные детали, примерно так же, как это сделал бы Сталин, то мы придем к выводу, что это была именно подготовка нападения под прикрытием разговоров о продолжении переговоров и мощном дезинформационном шуме, происходящем от посольств и агентов. Сталин вовсе не нуждался ни в каких предупреждениях – сообщения о строительстве военной и транспортной инфраструктуры в генерал-губернаторстве и вблизи советско-германской границы и так ясно показывали, что готовится нападение, которое произойдет в ближайшие месяцы. Конкретные сроки и даты нападения, в отличие от мнения многочисленных исследователей, в данном контексте не имели серьезного значения, поскольку было очевидно, что к этим срокам намеченные меры подготовки Советского Союза к обороне завершены не будут и преимущество будет на стороне Германии.
В этих условиях и рождается главное вынужденное решение – вступать в войну с тем, что есть в наличии. Первый шаг к этому можно увидеть в плане стратегического развертывания Красной Армии, подготовленном в самом первом варианте с 16 августа 1940 года, то есть еще до переговоров с Германией. Потом этот план был уточнен и скорректирован. Марк Солонин делает замечание на этот счет: «Примечательно, что все известные нам оперативные планы представляют собой фактически один и тот же документ, лишь незначительно изменяющийся от одного варианта к другому»[230]. Если этот подмеченный им факт поставить в общий контекст событий, то станет совершенно очевидно, что Сталин гитлеровским обещаниям не верил и готовился к войне с Германией. Эти документы определили главную угрозу на западных границах и сформировали расстановку сил Красной Армии.
Начиная с марта поток докладов разведки, представляемых лично Сталину, начинает бурно нарастать: март – 28, апрель – 51, май – 43, июнь – 60[231]. Одновременно начинают бурно нарастать и военные приготовления в Красной Армии, всемерное ускорение оборонных работ. В это же время в Генштабе Красной Армии составляется доклад «О стратегическом развертывании Вооруженных Сил СССР на Западе и Востоке». В апреле становится известно, что немцы начали массовые железнодорожные перевозки по сети дорог генерал-губернаторства, и в приграничных районах стали в большом количестве появляться войска. Реакция Сталина: речь перед выпускниками военных учебных заведений 5 мая 1941 года, 6 мая он становится Председателем СНК СССР, то есть главой правительства, началась массовая переброска войск из внутренних округов к западной границе, в средствах массовой информации зазвучала тема о «готовности к неожиданностям». Нарком обороны СССР и Генштаб Красной Армии в апреле отдали директиву на разработку плана оперативного развертывания войск Западного ОВО в апреле 1941 года, а 15 мая появились «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Советский Союз также стал распространять дезинформацию, и 8 мая 1941 года ТАСС передало опровержение заявлений иностранной печати о том, что в СССР ведется переброска сил на западную границу.
Виктор Суворов посвятил целую главу в «Ледоколе» разбору этого опровержения, считая, что это элемент подготовки к нападению на Германию. Вот речь Сталина, вот новый государственный пост, вот опровержение – но с этой логикой нельзя согласиться. Виктор Суворов вырвал факты из контекста, который был такой: немцы в Польше сначала расширили старые и построили новые дороги к советской границе, потом по ним пошла целая волна воинских эшелонов, да еще немцы готовятся к перешивке советской колеи. Как еще на это реагировать, как не резким ускорением подготовки к обороне? Марк Солонин тут полностью следует этому подходу и думает, что эти планы – это якобы планы подготовки агрессии, хотя их анализ в контексте событий ясно показывает, что это была реакция на усиление военных приготовлений Германии в Польше.
Принятые решения и сказанные речи оказались на удивление своевременными. 10 мая 1941 года заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс перелетел на самолете в Великобританию. Сталина и Молотова это известие очень и очень встревожило, поскольку оно могло означать предложение мира Великобритании, из чего прямо вытекала полная возможность для Германии очень скорого нападения на СССР. Это событие, в свете всех предшествующих данных разведки, особенно в приграничных районах, которые показывали появление все новых дорог, военных объектов и войск, сигнализировало о том, что подготовка к нападению вошла в завершающую фазу. Реакцией на это была выработка планов прикрытия границы для западных военных округов. Директива о выработке этих планов была отдана наркомом обороны С.К. Тимошенко 14 мая 1941 года, вскоре после перелета Гесса. Как видим, оценка ситуации высшим советским руководством была однозначной – война будет в самом близком будущем.
В середине июня 1941 года, на фоне возросшего числа разведдонесений о сосредоточении немецких войск вблизи границы и роста числа нарушений границы немецкими самолетами, вдруг пошла волна слухов о предстоящих переговорах между СССР и Германией, апогей которой пришелся на 13–17 июля[232]. Об этом говорили во всех германских посольствах, в особенности расположенных в странах Оси. Многие дипломаты и политики были уверены в мирном урегулировании советско-германских противоречий и считали, что подготовка нападения на СССР – это миф. Попавшиеся на тщательно спланированную дезинформацию эти люди становились орудием в руках германского руководства и создавали нужный им фон, транслировали германские заявления и убеждали всех, что войны не будет.
В Кремле слухам не поверили. В ответ была ускорена переброска войск из внутренних округов в Белоруссию, а в эфир пошла дезинформация. 13 июня 1941 года ТАСС передало сообщение, в котором утверждалось, что СССР и Германия соблюдают договор о ненападении и никакой угрозы войны нет. 14 июня это сообщение было напечатано в газетах. Таким образом, Сталин и Молотов дали понять, что они верят в добрососедство и ждут продолжения переговоров.
18 июня Молотов запросил о возможной встрече с Гитлером для проведения переговоров, но получил отказ[233]. Все вместе: сосредоточение войск на границе, волна явно инспирированных слухов о предстоящих переговорах, отказ во встрече – все свидетельствовало о том, что война разразится буквально на днях. Все, дальше ждать было нельзя. На следующий день, 19 июня, началось секретное образование фронтов, вывод штабов на полевые командные пункты, выдвижение частей из лагерей ближе к границе, рассредоточение и маскировка войск, предупреждения о возможном вторжении, повышение боеготовности и другие срочные меры укрепления обороны, какие можно было только сделать в последние предвоенные дни.