Не будь дураком, Паук, приказал себе Гримберт. Кому, как не тебе, знать, что чудеса редко приходят в одиночку. Всякое уважающее себя чудо ищет компанию, причем нередко компанию скверную, самого дурного толка.
Семь лет назад в Верчелли замироточила виноградная лоза. Чудо было неприхотливым, не очень-то изысканным, но в восточных землях империи такие неизменно находят популярность среди черни. В Верчеллу устремились паломники, на несколько недель наводнив ее и обеспечив тамошним сеньорам недурной довесок к их прибыли. Лоза мироточила двадцать дней подряд, а на двадцать первый чудо обрело продолжение, причем самого скверного толка. Местный епископ попытался получить чудодейственную святыню в свое распоряжение, здраво рассудив, что той не место на рыночной площади.
У бургграфа Верчелли на этот счет было свое мнение, неудивительно, что их спор, поначалу напоминавший достойную беседу двух почтенных теологов, довольно скоро превратился в ожесточенную пулеметную пальбу. Так как дело происходило в городе, наполненном паломниками, среди которых имелись и рыцари, те не замедлили вступить в конфликт, притом выбирая сторону так поспешно и импульсивно, что в скором времени весь город превратился в одну огромную исходящую дымом руину.
Когда подсчитали ущерб, выяснилось, что явленное виноградной лозой чудо стоило жизни по меньшей мере трем сотням несчастных и четырем рыцарям, ущерб казне же составил десять тысяч денье – больше, чем причинило последнее нашествие лангобардов.
Девять лет назад жители деревни поблизости от монастыря Сакро-Монте-ди-Варалло поведали миру о чудодейственном источнике, что пробился в одной из окрестных скал. Вода, извергаемая из него земными недрами, отличалась удивительным вкусом, а люди, осмелившиеся попробовать ее, уверяли, что помолодели на двадцать лет, излечившись при этом от мучивших их болезней. Весть о «Святой воде Сакро-Монте» облетела Туринскую марку с такой скоростью, будто передавалась не из уст в уста, а самыми мощными радиостанциями Турина во всех направлениях и на всех частотах. Уже к исходу третьего дня монастырь был окружен толпами страждущих, а к пятому их сделалось столько, что забеспокоились при маркграфском дворе – такое стечение паломников неизбежно вело за собой всплески холеры и тифа, не говоря уже о том, сколько среди возбужденной чудесами паствы происходило обыкновенной поножовщины и грабежей.
Люди, дорвавшиеся до чудодейственного источника, алкали из него с такой жадностью, будто в жизни ничего не пили, и даже купались в нем, а некоторые даже и крестились. Чудодейственная вода обнаружила в себе свойства лечить не только чуму и сифилис, но и запущенные генетические болезни, за которые не взялись бы даже придворные маркграфские врачеватели. Гримберт сам видел, как немощные старики, окунувшись в святой источник, отбрасывали прочь костыли и выходили на своих двоих, лучась счастьем и исступленно выкрикивая молитвы.
Чудо закончилось на шестой день, когда Гримберт распорядился провести анализы чудодейственной жижи, бьющей из скалы под монастырем. Результаты их оказались неутешительны. «Святая вода Сакро-Монте» оказалась жидкостью из прохудившегося контура охлаждения монастырского реактора – чудовищно загрязненной и несущей в себе такую дозу радиации, что могла бы свалить коня. Страждущие паломники были немедленно разогнаны, чудодейственный источник запечатан, но пять дней промедления сказались в самом скором времени. Если верить донесениям, не меньше трех сотен человек погибли в первый же месяц от острой лучевой болезни, сколько же их расползлось восвояси, смертельно пораженных и харкающих кровью, никто уже не считал – время чуда закончилось.
Или одиннадцать лет назад, когда чудо сошло на одного отшельника, ютящегося в горах, утверждающего, что видел во сне тринадцать черных козлов и был благословлен самим Иисусом Христом, сделавшись защитником нищих и убогих!.. Дело вполне могло закончиться самым настоящим мятежом, если бы Гримберт вовремя не разглядел источник неприятностей в зародыше и не приказал удавить самозваного святого.
Тринадцать лет назад…
Довольно, подумал Гримберт. Хватит.
Любое чудо тянет за собой целый хвост из событий подобно тому, как комета, чертящая траекторию по ночному небу, несет свой – из раскаленных газов и льда. Вот только далеко не все эти события так же благостны, как породившее их чудо.
Петляя меж монастырских построек, старых складов, рефекториев и цистерн, Гримберт, сам того не замечая, вывел «Серого Судью» к южной оконечности крепостных стен. Здесь было куда меньше монахов и паломников, чем в тех частях, что примыкали к собору, отчего двигаться было легче – не было опасности наступить на кого-то ненароком. Но Гримберту быстро надоело мерять шагами уложенный серой брусчаткой монастырский двор.
Южная башня. Двинувшись к ней, Гримберт обнаружил отсутствие охраны – времена, когда ее стерегли бдительные монастырские стражи, канули в прошлое, как канули в пучины Сарматского моря грозные дредноуты кельтов. Когда они с Берхардом приближались к Грауштейну на пароме, эта башня казалась небольшой, едва выдающейся из общей цепи сторожевых башен, но теперь, подойдя к ее подножию, Гримберт получил возможность оценить ее истинные размеры.
Огромное сооружение из камня предназначалось для того, чтобы его защищали не только люди – человеческая плоть куда слабее гранита, – но и рыцари. Гримберт ничуть не удивился, обнаружив нахоженную исполинскую лестницу, широкой спиралью ведущую наверх, достаточно широкую, чтобы по ней могли пройти два «Судьи» плечом к плечу.
Ему не хотелось разглядывать монастырские фортификации, как и пялиться в воды окружающего его мертвого океана, но обжигающим мыслям, крутящимся в его голове, требовался аккомпанемент в виде тяжелого гула доспеха, гонящего охлаждающую жидкость по своим металлическим венам, и ритмичных шагов. Требовался жар большого тела и его сила.
Была ли смерть Франца трагической случайностью из числа тех, что неизбежно обрамляют собой всякое чудо? Или частью плана, который он, Гримберт Туринский, привел в действие, неосторожно сунувшись в расставленную специально для него ловушку?
Грауштейн – вотчина приора Герарда. Здесь он не просто силен, здесь он всевластен, одно его слово повелевает рыцарской гвардией из закованных в сталь монахов-рыцарей, отпирает двери и заряжает орудия. Если он заподозрил, что под серой броней «Судьи» скрывается его заклятый враг, мог ли он разыграть это представление?
Без труда, вынужден был признать Гримберт, разглядывая истертые каменные ступени, из которых тяжелые ноги «Судьи» вышибали пучки быстро гаснущих искр. Приору Герарду ничего не стоило шепнуть своим некротичным слугам, чтобы те сыпанули в пиво Францу отраву. Какой-нибудь сложный нейротоксин, погрузивший бедного рыцаря в приступ неконтролируемой ярости, амока, отключившего все сдерживающие центры и превратив в пышущую слепой яростью машину из плоти и костей. Прекрасный повод для того, чтобы захлопнуть ворота Грауштейна на время расследования, надежно заперев внутри неосторожных мошек, запорхнувших на запах чуда и мнящих себя лазутчиками.
Скверно. Гримберт рыкнул сквозь зубы, едва не своротив бронированным плечом кладку.
Берхард был прав, забравшись сюда, он подверг себя опасности. Сам отдал собственную жизнь в распоряжение приора Герарда, не задумываясь о том, что станется, если старой карге судьбе взбредет в голову перемешать карты на столе, как она уже сделала когда-то…
Гримберт сцепил зубы, пытаясь настроиться на волну размеренно скрипящего сочленениями «Серого Судьи». Древний стальной воин, тот не знал ни сомнений, ни страха, лишь монотонно шагал, терпеливо таща на себе многотонную ношу, в которую входил и сам Гримберт. Легко же им приходится, этим стальным существам, наделенным лишь малой толикой разума, но не наделенным душой со всем ее скарбом…
Не слишком ли сложно? Если бы приор Герард доподлинно знал, что под броней «Судьи» скрывается Гримберт, он запросто мог бы запереть ворота монастыря одним только своим личным приказом, не пятная Грауштейнского чуда кровавой бойней. Может, он не уверен до конца? Может, только пытается утвердиться в подозрениях насчет него? Ищет подтверждений? Гримберт вздохнул, заставляя свои онемевшие без работы легкие втянуть в себя воздух. Приор Герард заплатил немалую цену, чтобы изолировать монастырь. Его братья погибли, его чудо очернено и, скорее всего, уже не избавится от зловещего ореола. Не слишком ли высока цена за возможность поймать врага в свою сеть, тем более что он в силах был сделать это без подобных жертв?..
Поднявшись на вершину Южной башни, Гримберт ощутил желание удовлетворенно хмыкнуть, как всякий человек, осиливший долгий подъем и вознагражденный за это простирающимся видом. Верхняя площадка башни оказалась изрядных размеров, тут могло бы выстроиться по меньшей мере полдюжины рыцарей классом тяжелее «Судьи» и даже не мешать друг другу плечами. Здесь не было бартизанов, не было тех маленьких башенок, что часто прицепляются к своим большим товаркам подобно гнездам ласточек, не было нависающих машикулей и прочих ухищрений фортификационного искусства, которыми хвалятся друг перед другом многочисленные крепости франков. Одна только ровная округлая площадка, ограниченная невысоким рядом зубцов-мерлонов – зримое подтверждение того, что лазариты в бытность свою хранителями севера уповали не столько на прочность камня, сколько на мощь своих орудий.
Стальные великаны, стоящие на башнях, молотили тяжелыми мортирами по боевым порядкам кельтских кораблей, преломляя надвое десантные баржи, круша дредноуты и превращая корабли поддержки в огромные стальные склепы, стремительно уходящие под воду вместе со всем своим экипажем…
Франц. Гримберт поймал эту мысль, точно ошибку в информационном протоколе, цифру, выбивающуюся из прочих. Франц Бюхер, тучный теленок и молодой дурак, искренне считавший себя рыцарем и не замечавший тех насмешливых взглядов, что бросали на его дородную фигуру все прочие. Франц Бюхер, превратившийся в окровавленное чудовище и кончивший тем, что оторвал себе голову. Он…