«Серый Судья» не имел столь развитой системы датчиков, кроме того, его куцый электронный рассудок был слишком немощен, чтобы трактовать все поступающие извне сигналы, всполошить его могли разве что выпущенные по направлению к нему снаряды или всплески жесткого излучения. Это не «Судья» сигнализирует об опасности, понял Гримберт, ощутив неприятную испарину, это его собственное подсознание отчего-то встрепенулось, ощутив что-то недоброе. Закаленное в дворцовых интригах, отточенное в бессчетном количестве заговоров, его подсознание своей чуткостью могло бы поспорить с самой совершенной механической системой тревоги. Вот и сейчас оно, должно быть, уловило в окружающем пространстве что-то недоброе, неправильное, угрожающее…
Гримберт попытался оглядеться, не поворачивая башни, делая вид, будто поглощен разглагольствованиями пьяного раубриттера. Небогатые возможности периферийного зрения «Судьи» не давали ему хорошего обзора, но то, что успел поймать взгляд, как будто бы не несло в себе признаков опасности.
Шестой молитвенный час, согласно принятой в Грауштейне литургии молитвенных часов, относился к малым часам, оттого не сопровождался торжественными службами, респонсориями и евангельскими песнями. Он собирал в соборе лишь небольшое количество страждущих, оставляя большую часть паломников, гостей Грауштейна, заниматься своими повседневными делами или же участвовать в монастырской жизни согласно своей квалификации и призванию.
Кто-то, насосавшись монастырского пива подобно Томашу, горланил и клял жизнь, запершую его в серых стенах. Кто-то бранился, проигравшись в карты, кто-то испускал газы, чинил обувь или ковырялся в зубах. Обычная чернь, лишенная привычного занятия, вела себя так, как полагается обычной черни от Турина до Иберлингена, ничуть не смущаясь соседством с чудом, которым еще недавно причастилась. То, что на первый день вызывало в толпе благоговение и религиозный экстаз, на четвертый – лишь зевки и озлобленный рокот, похожий на шелест волн за стенами.
Святая пятка не исцелила никого из них, не явила своего могущества, напротив, заперла здесь, на чертовом острове посреди Сарматского океана в компании с кучей прокаженных, оттого вчерашние паломники отнюдь не преисполнялись христианским смирением. Еще пару дней, прикинул Гримберт, и собор будет оставаться пуст даже в большие молитвенные часы, приору Герарду придется даром драть глотку с амвона…
Никто из этих людей, копошащихся у ног «Серого Судьи», не мог представлять для него опасности. Обычный сброд, не более опасный, чем скопище постельных клопов. Куда больше его настораживали рыцарские фигуры, сигнатуры которых визор «Судьи» беспрестанно отслеживал по его приказу. Числом около двух дюжин, эти сигнатуры были разбросаны по всему монастырю, и Гримберт часто натыкался на них, в какую бы сторону ни направил доспех. Однако последние два дня…
Гримберт стиснул зубы, обнаружив приближение сразу трех сигнатур. Последние два дня этих фигур вокруг него отчего-то наблюдалось больше обычного. Они никогда не подходили на близкое расстояние, но всегда маячили неподалеку, в зоне прямой видимости – одна, две, иногда три. В зоне прямой видимости и прямого попадания, как с неудовольствием отметил Гримберт. И только кромешный дурак счел бы это случайностью.
Слежка? Гримберт ощутил, как во рту делается кисло, точно его слюнные железы начали вырабатывать чистый яд. Чтобы следить за раубриттерами в стенах монастыря, приору Герарду ни к чему было обращаться к братьям-рыцарям, достаточно было бы иметь десяток обычных соглядатаев. Облаченные в обычные монашеские рясы, они могли бы следить за «Судьей», «Бесом», «Варахиилом» и «Жнецом», сами оставаясь невидимыми и сливаясь с толпой. Если приор прикрепил к своим гостям братьев в рыцарском облачении, это означало не слежку. Скорее, его готовностью уничтожить любого из них, едва только тот совершит что-то предосудительное или опасное по мнение приора.
Чертов прокаженный хитрец, властитель серого камня. Он не знал, кто из раубриттеров принес «Керржес» в его владения, но собирался контролировать ситуацию настолько, насколько это было возможно в его положении. Может, и Шварцрабэ провалился сквозь землю не просто так? Может, он, связанный, потерявший свое чувство юмора, уже вопит от боли в какой-нибудь пыточной камере, спрятанной под одним из монастырских дормиториев, а приор Герард, ухмыляясь прогнившей пастью, склонился над ним с секционным ножом, неспешно перерезая связки и отсекая пальцы? Так же неспешно, как болезнь отсекала от его собственного тела все новые и новые куски…
Три сигнатуры. Приближаются.
Делая вид, что слушает пьяное бормотание Томаша, Гримберт мгновенно провел мысленную рекогносцировку, заставив «Судью» резкими контурами обозначить очертания окрестных строений и перепады высот. Без учета ветра, освещенности и прочих вторичных факторов, только самое основное – классическая тактическая схема. Гримберт ощутил спокойный гул «Серого Судьи», терпеливо ожидающего инструкций. Надежный, верный механизм. На миг он едва было не позволил себе набросать план огневого контакта, как делал это уже множество раз. Обозначить факторы, направления и сектора огня, разбросать приоритеты целей, указать слабые места и уязвимые части. Сперва маневр уклонения в левую сторону. Эту ротонду можно будет использовать в качестве прикрытия, особенно если первый выстрел будет осколочно-фугасным. Удобно, даже не придется пригибать торс. Для резкого поворота он использует прием, который в туринской рыцарской школе именовался «гран пассе», но который старый Магнебод, вдалбливая ему в голову рыцарскую науку, называл не иначе как «бараний шаг». Резко налево, огонь перенести на вторую цель, левый бок укрыть за тем вон выступом и…
Гримберт ощутил, как скрипнули, смыкаясь, его собственные зубы.
Боеукладка пуста. Даже вздумай он дать бой трем закаленным монахам-рыцарям с зелеными крестами на лобовой броне, в его арсенале нет ничего, кроме острот, – не самый действенный тип снарядов против четырехдюймовой стали.
Эти трое не были посланы по его душу. Гримберт с облегчением убедился в этом, пристально наблюдая за сигнатурами. Пока еще – не по его.
Два рыцаря замерли возле рефектория, с шипением спустив лишнее давление из пневматической системы и опустив вниз орудия. Стальное тело не способно выглядеть уставшим, но рыцари выглядели уставшими, даже изможденными. И Гримберт догадывался отчего. Приказ приора Герарда, заперший всех рыцарей-монахов внутри их доспехов, может, и был вызван заботой об их безопасности, но обрекал их на изрядные мучения. Привыкшие усмирять свою плоть с помощью медленно пожирающей ткани проказы, они не были привычны к этому виду аскезы. Бронекапсулы рыцарских доспехов были меньше самых крошечных монастырских келий, стиснутые внутри человеческие тела испытывали многие муки, известные только людям, вынужденным обитать в предельно тесном пространстве.
Я мог бы многому их научить, мысленно усмехнулся Гримберт. Если, конечно, когда-нибудь выберусь из «Судьи», а не врасту в его стальные потроха, точно какой-нибудь коралл…
Два рыцаря так и замерли у рефектория. Едва ли они могли не заметить стоящего в тридцати метрах от них «Серого Судью», однако не посчитали нужным отреагировать на его присутствие, хотя бы грозно шевельнуть стволами в его сторону. Устали. Четыре дня на осадном положении изматывают сильнее, чем четыре дня войны. Сделавшиеся пленниками собственных доспехов, измотанные общей нервозностью и противоречивыми приказами, ожидающие опасности со всех сторон сразу, эти воины Христовы, кажется, скоро окончательно утратят боеспособность, если не обретут послабления. А вот третий…
Третий невольно привлек его внимание. Он не держался своих приятелей, напротив, двигался независимым от них курсом, и курсом весьма странным. Шагая по открытому пространству, не стесненному монастырскими постройками, он вел себя так, словно передвигался по перекопанному эскарпами и ловушками полю боя, совершая излишне резкие повороты и внезапно замирая на несколько секунд там, где этого не требовалось. Он то набирал скорость, и тогда серый камень под его ножищами начинал тревожно звенеть, то сбавлял ее до минимальных оборотов, переводя свой доспех в чудной неспешный аллюр.
Его сигнатура выглядела знакомой – «Вифаниец», но истощенной памяти Гримберта, похожей на сшитое из многих лоскутов вытертое одеяло, потребовалось достаточно много времени, чтобы вспомнить, где ему встречалось это наименование. В свите приора Герарда. Эта машина была одной из тех, что стояли за его спиной, обеспечивая своему некрозному повелителю почетный конвой. Тогда, стоя плечом к плечу со своими собратьями, держа на мушке прижатую к стене раубриттерскую свору, «Вифаниец» выглядел грозным и величественным стальным хищником, сознающим свою силу, грациозным даже в неподвижности. Сейчас же… Гримберт нахмурился, пытаясь понять странный курс, которым «Вифаниец» двигался через площадь, не обращая внимания на испуганно разбегающихся из-под его ног людей. Сейчас он выглядел весьма неуклюже, а пожалуй даже, что и нелепо.
Так может вести доспех человек, чьи приборы наблюдения полностью вышли из строя. Не замечая препятствий, резко меняя направление и ритм шагов. Барахлит аппаратура? Машины такого класса были обеспечены по полному спектру, не только разнообразными визуальными датчиками и камерами, но и многоканальными радарными станциями, позволяющими отслеживать перемещение в пространстве с поразительной, почти ювелирной точностью. Едва ли все они одновременно вышли из строя. Да еще не посреди долгого перехода, а здесь, в Грауштейне, где к услугам прокаженных рыцарей все фабрики, кузни и ремонтные мастерские!
Едва не налетев на фабричное здание, «Вифаниец» переменил курс, и так резко, что Гримберт услышал натужный рев его торсионов и стабилизаторов. Опасный маневр. Который наверняка закончился бы столкновением, если бы в последний момент «Вифаниец» не совершил уклонения. Опасный маневр и в высшей степени странный курс.