Возможно, перебои с силовой передачей или…
«Китион» засмеялся.
Это было настолько жутко и противоестественно, что Гримберт ощутил себя вмерзшим в холодную сталь ложемента. Рыцарь с зеленым крестом на броне смеялся, сотрясаясь, точно от многочисленных попаданий, и нелепо размахивая стволами орудий, будто пьяница, которому не терпится пуститься в пляс. Сорокапятитонная махина подрагивала, сочленения скрежетали, бронепластины гудели от передавшегося им напряжения корпуса. Этот смех транслировался динамиками, но казалось, что смеется вся многотонная боевая машина, смеется судорожно, исторгая из своих механических потрохов все живое, что прежде там было…
Дьявол. Гримберт ощутил, как сухо трепещет в грудной клетке сердце – его собственное, Гримберта Туринского, сердце. Он и забыл про него, про этот комок плоти, а он, оказывается, еще бьется, да так, что биение это ощущается каждой деталью двадцатитрехтонного рыцарского доспеха…
Ему не стоило окликать безумного рыцаря. Не стоило даже показываться на глаза. Надо было двигаться к собору узкими монастырскими улочками, пользуясь малыми габаритами и уповая на удачу. Когда бой ведут боевые машины уровня «Китиона», мелочовке вроде «Судьи» лучше не привлекать к себе внимания. Заниматься тем, чем обычно занимаются машины легкого класса в сражениях – отвлекающими фланговыми ударами, прикрытием пехоты, вспомогательными отсекающими атаками…
Орудийные стволы «Китиона», еще мгновение назад лихорадочно дрожавшие, точно руки у одержимого пляской святого Витта безумца, поползли вверх, навстречу «Серому Судье». И Гримберт слишком хорошо знал, что последует после этого.
Дьявол. Дьявол. Дьявол.
Он выстрелил не раздумывая. Должно быть, подсознание, сплавившись воедино с системой управления огнем, высекло ту искру, что воспламенила порох в снарядной гильзе. По крайней мере, Гримберт не помнил, чтоб отдавал приказ или снимал предохранители. Все вышло само собой, точно управление «Судьей» взял на себя какой-то мудрый древний инстинкт, стократ более древний, чем разум.
Сдвоенный выстрел трехдюймовых орудий «Судьи» ударил «Китиона» почти в упор. Левое было снаряжено шрапнельным снарядом, безвредно разорвавшимся на лобовой броне, расплескивая желтые искры. Никчемный удар, не оставивший ничего, кроме поцарапанной стали. Жалкий тычок. Но правое… Правое было заряжено бронебойным.
Берхард отчаянно бранился, покупая их. Каждый такой снаряд обходился им с Гримбертом по полновесному серебряному денье – безумное расточительство, по мнению старого оруженосца. Куда проще было загрузить боеукладку «Судьи» обычными шрапнельными и фугасными снарядами, тех за ту же монету можно было купить и дюжину…
Снаряды такого типа не предполагались для сражения с машинами вроде «Китиона», но при удачном стечении обстоятельств могли причинить им ощутимые повреждения, а может, и вывести из строя. Тяжелый катушкообразный подкалиберный снаряд, разогнанный пороховыми газами до скорости почти в шестьсот метров в секунду по имперской системе мер, – это уже не легкая пощечина, а уж если угодить в стыки броневых плит или под башню…
«Китион» не был способен маневрировать, злая сила, захватившая его, превратившая мозг его хозяина в беспорядочное месиво едва скрепленных нейронов, стерла все его представления о тактике и маневрировании. Удар в упор, с предельно близкого расстояния, исключающего промах, должен был если не причинить ему изрядные повреждения, то, по крайней мере, порядком сбить с толку. Чудовищная кинетическая энергия снаряда, поглощенная бронеплитами, не рассевается бесследно. Переданная многочисленным внутренним узлам и агрегатам, она может причинить весьма много беспокойство, внеся разлад в тонкие связи доспеха…
«Китион» обрел спасение не в тактике, но в своем собственном безумии. Хаотично раскачивающийся, кренящийся из стороны в сторону, в последний миг перед выстрелом он отклонился с предполагаемой траектории. Совсем немного, на метр или полтора. Но это отклонение спасло его – бронебойный снаряд, выплеснутый орудием «Судьи», ударил его не под башню, как метил Гримберт, а в правый ее бок, оставив на броне вмятину, похожую на вмятину в вареном яйце, брошенном на стол нерадивым трактирщиком…
Промах, Паук.
Пора тебе вспомнить хоть какую-нибудь завалявшуюся молитву, и лучше бы ей быть покороче…
Получив два попадания в упор, «Китион» затрясся от хохота, и выглядело это страшно, точно его тело содрогалось в механических конвульсиях, уничтожающих его изнутри. Динамики внезапно затрещали, изрыгнув голос запертого внутри безумца:
– При умножении нечестивых умножается беззаконие! – судорожный смех на несколько секунд превратился в сбивчивую, почти нечленораздельную речь. – Но праведники увидят падение их!..
Лазарит дал залп сразу из двух орудий, подняв вокруг «Судьи» два грохочущих дымных фонтана из земли вперемешку с каменной крошкой. Еще одна ошибка «Керржеса». Если бы хозяин «Китиона» сохранил достаточно хладнокровия, чтобы выстрелить попеременно, тщательно наводя прицел, «Судью» не спасло бы даже самоличное вмешательство архангела Гавриила. Но «Керржес», терзавший его мозг изнутри, был чужд тактическим выкладкам и не был знаком с приемами рыцарского боя. Все, чего он хотел – крушить, уничтожать и испепелять.
Гримберт заставил «Судью» отшатнуться назад. Резкий маневр, заставивший взвыть бортовые гироскопы. Плевать. Если у него нет достаточной огневой мощи, чтоб сокрушить «Китиона», он должен иметь хотя бы пространство для движения. Иначе следующий залп прикончит его, вмяв в гранит…
Маневр!
Собственные мысли казались тугими комками сгустившейся крови внутри внезапно сжавшегося черепа.
Уклонение!
Воздух клокотал в легких, и воздух этот был раскален настолько, будто это были обжигающие пары ядерного реакторы, выплеснутые в его тело сердцем «Серого Судьи».
Двигаться!
«Судья», повинуясь его приказам, начал затягивать вокруг шатающегося «Китиона» стремительную спираль, похожую на траекторию вьющейся вокруг жертвы осы. У него не было той маневренности, что позволяла плясать «Варахиилу», но благодаря малому росту и стремительности можно было надеяться уклоняться от попадания, выскользая из секторов действенного огня. Не бесконечно. Ничто в мире не длится бесконечно. Рано или поздно автоматика взбесившегося «Китиона» возьмет его на прицел и сделает то, что бессилен сделать одержимый «Керржесом» хозяин. Но пока этого не случилось, в его распоряжении есть несколько секунд…
– Не будь слишком строг и не выставляй себя!.. – взвыл нечеловеческим голосом «Китион». – Кто за добро воздает злом… Кто находится между живыми, тому еще есть надежда!
Тяжелые орудия требовали времени на перезарядку. Пока автоматика продует каналы ствола от гари, пока орудийные элеваторы загрузят в патронники новые снаряды… Секунды три, прикинул Гримберт. Или кто-то, занявший место Гримберта, потому что сам он в этот миг уменьшился до размеров сжавшейся в омертвевшем затылке точки.
Три секунды. Если «Судья» не споткнется, если не засбоит не знавший ремонта сустав, если не сорвется траектория, он успеет выйти из зоны обстрела, выиграв два или три метра…
Не успел.
Ему показалось, будто под ногами у «Судьи» отворяется адская бездна, раздирая материю и все сущее в клочья. Грохот пришел удивительно поздно, когда Гримберт, судорожно мотая головой, пытался избавиться от невесть откуда взявшейся разноцветной мошкары на сетчатке глаз, но этот грохот едва не разорвал в клочья его барабанные перепонки, смяв в кровоточащий ком все содержимое черепа.
Мимо, хладнокровно произнес кто-то, снаряд разорвался под ногами. Возможно, сам Господь, которому вздумалось взглянуть на Грауштейн сквозь чернильный покров ночных облаков.
– Не выдумывай лжи на брата своего!.. Кто роет яму, сам падет в нее!.. Не завидуй славе грешника!..
«Серый Судья» стал осекаться на ходу. Колоссальная энергия взрыва, передавшаяся ему, не полностью поглощенная броней, повредила что-то в ходовой части, лишив его размеренного и привычного шага.
Спокойно, Паук. Не сбивайся, не паникуй, не действуй в спешке. Сейчас тебе нужна вся твоя выдержка, сколько ее осталось в твоем ссохшемся теле.
«Китион» родом из кузниц Базеля, черты ходовой части и башни безошибочно это выдают. Базельские машины всем хороши – крепки, неприхотливы, выносливы. У них пятидюймовая лобовая броня – нечего и пытаться пробить ее из твоих жалких трехдюймовок. Даже борта защищены по высшему разряду, ты можешь высадить весь свой боезапас и не проковырять отверстия достаточно большого, чтобы вошел гвоздь. Башня тем более неуязвима. Пять-шесть дюймов брони, и отличной, самой лучшей из тех, что катают базельские мастера. Бессмысленно поливать ее огнем, тебе нужен…
«Серый Судья» едва не врезался в часовню на полном ходу. Заскрежетал камень, захрустели сминаемые левым плечом оконные рамы. В последний миг перед столкновением Гримберт успел бросить машину вправо, выиграв половину метра, и только благодаря этому столкновение было касательным, не опрокинувшим его навзничь.
Тебе нужна не башня, Паук! Тебе нужна…
Рычащий от злости «Китион» стремительно развернулся, впечатав в часовню, едва не погубившую «Судью», два комбинированных пятидюймовых снаряда. Серый камень лопнул, по мостовой прыснули осколки кирпича вперемешку с тлеющими остатками церковной утвари. По брусчатке покатились, подскакивая, точно невесомые, сплющенные бронзовые колокола.
Лишь в этот момент Гримберт понял, почему косолапая походка «Китиона» кажется ему знакомой, почему очертания его бронеплит выглядят где-то виденными. Это «Туртур». Типовая машина среднего класса, весьма удачная по своей конструкции и вооружению, заслужившая славу базельским кузнецам на много столетий вперед. Неудивительно, что он не сразу узнал ее – хозяин-лазарит внес в ее устройство порядочно изменений, некоторые узлы, кажется, перекроив заново, а другие изменив до неузнаваемости. Но если это «Туртур»…