йти приора Герарда – и нашел его.
«Вопящий Ангел» возвышался над всеми, сам похожий на выжженный изнутри и брошенный людьми собор. Его броня была опалена почти всплошную, а местами висела металлической бахромой, напоминая источенную лепрой плоть самого приора. Последний час он сам провел в аду, однако не сошел с места даже под ураганным огнем своих бывших братьев. Скольких из них он сам убил в этом бою? С опозданием Гримберт понял, что неподвижность «Вопящего Ангела» вызвана не повреждениями.
– Закончили, – повторил за Томашем Герард на общей волне.
Это не был звучный голос приора Герарда, это был скрипучий и тихий голос мертвеца.
– Сколько… Сколько братьев осталось в строю? – голос Ягеллона звучал с одышкой несмотря на показную легкость, его «Варахиилу» тоже нелегко дался этот бой. – Надо подсчитать потери.
«Вопящий Ангел» тяжело шевельнул башней. Так, точно она весила не пятьдесят тонн, а все пятьсот, отчего это короткое движение требовало прорвы энергии, на пределе возможностей его реактора.
– Нет нужды, – обронил он тихо. – Все братья мертвы.
Часть десятая
Гримберт оглянулся, хоть в этом и не было никакой необходимости, он и так знал, что увидит.
Площадь перед собором была усеяна обломками, многие из которых еще чадили жирным дымом, сворачивающимся в спирали и ввинчивающимся в грязное небо над Грауштейном. Клокотало пирующее под бронепластинами пламя, отрывисто стрекотали лопающиеся в боеукладках патроны, гудели, содрогаясь в пароксизмах механической агонии, уцелевшие сервоприводы.
Похоже на труды безумного скульптора, подумал Гримберт, разглядывая помертвевшие серые сигнатуры рыцарей на экране визора. Некоторые из них выглядят живыми – кое-где дергается пулемет, кое-где сотрясаются конечности – это пробитая гидравлика исторгает из себя остаточное давление.
Активных сигнатур было лишь четыре. Все прочие посерели, обратившись в тени, стали надгробными знаками. Гримберт разглядывал их, испытывая одновременно восхищение и ужас. Два с половиной десятка боевых машин, и не каких-нибудь потрепанных старых развалин вроде его «Судьи» – мощнейших броневых машин ордена Святого Лазаря. Чудовищные потери по любым меркам. Даже злосчастный штурм Арбории не погубил такого количества рыцарей ордена, как страшное Грауштейнское чудо.
Едва ли у этой битвы когда-то будет название. Святоши сделают все, чтобы вымарать ее из всех источников. А жаль, подумал Гримберт, ощущая, как колотится в ознобе укрытое внутри бронекапсулы тело. «Битва на Сером Камне» – звучит недурно. Или…
Взгляд Гримберта, блуждающий среди потухших сигнатур, обнаружил какое-то несоответствие. Он был уверен в том, что активных сигнатур, не превратившихся в серые тени, было четыре, однако сейчас отчетливо видел пятую, стремительно приближающуюся и ловко маневрирующую между застывших, обратившихся в статуи рыцарей. Может, барахлит радар «Серого Судьи» или шалят потрепанные боем датчики…
– Ну и картина! В жизни не видел такого страшного побоища. Сталь со сталью! Столбы огня! Дьявол, даже досадно, что эту битву никогда не запишут в церковный информаторий!
«Беспечный Бес» шествовал между поверженных тел, осторожно вертя башней. Почтительно и вместе с тем опасливо. Он был единственным, кого не потрепало огнем «Керржеса», но оттого не выглядел более изящным, чем прочие. Порядком поржавевший, натужно двигающийся, он явно не знал последние годы должного ухода и потому даже сейчас выглядел так, будто вернулся из долгого утомительного похода.
Не четыре сигнатуры – все-таки пять.
«Ржавый Жнец» тяжело осел на своих мощных ногах. Его тоже порядком потрепало в бою, броня во многих местах выглядела обгоревшей, на торсе были заметны свежие вмятины.
– Чертовски удачно заявились, – буркнул Томаш. – Жаль, не поспели к самому веселью! Но наверняка отчаянно спешили, а?
Шварцрабэ вздохнул:
– Приношу извинения за то, что не принял участия раньше. Мой доспех не создан для такого боя, боюсь, я бы больше отвлекал вас, чем приносил пользу.
– Пустое, сир Хуго, – устало произнес Ягеллон. – Едва ли кто-то из присутствующих сомневается в вашей рыцарской добродетели.
– Если вы хотите увидеть нечто еще более ужасающее, загляните в собор, – обронил приор Герард тяжело.
«Вопящий Ангел», кажется, остался недвижим с тех пор, как кончилась битва. Замер, сам сделавшись подобием собора. Но не изящного, воспевающего своими формами величие христианской веры, а выгоревшего, опаленного, много дней держащего своими стенами бессмысленную оборону.
– В собор? – не понял Гримберт. – Что там?
Опаленная и покрытая свежими шрамами голова «Вопящего Ангела», скрипнув, повернулась в его сторону.
– Паломники. Почти две тысячи паломников. Они все были на службе, когда…
– Холерна падлина! – выругался по-лехитски Ягеллон, первым понявший, что это означает. – Так они все…
Башня «Вопящего Ангела» дрогнула.
– Да. Они все. Они стали первой жертвой дьявола. Я думал, под защитой братьев-лазаритов они будут в безопасности. Потому и собрал их в соборе. Думал, даже если кто-то один поддастся дьявольскому искушению, остальные справятся с ним. Я не думал, что… Не знал, что…
– Что «Керржес» овладеет всеми вашими братьями сразу? – тяжело усмехнулся Гримберт. – Да, пожалуй, это можно назвать ошибкой.
Гримберт стиснул зубы. Несмотря на оглушение после боя и подступающую к горлу тошноту, он в сотый миг секунды представил это. Несколько тысяч безоружных человек, запертых в каменной громаде. Пришедших, чтоб обрести душевное спокойствие. Окруженных шеренгами закованных в сталь рыцарей. Многие ли из них успели понять, что происходит, когда «Керржес» превратил их стражей в опьяненных безумием и ненавистью ко всему живому чудовищ?..
Ягеллон вновь выругался. Даже легкий на язык Шварцрабэ отчего-то не нашел нужных слов, молча уставился линзами «Беспечного Беса» в сторону собора.
– Что ж… – пробормотал он через несколько секунд. – Теперь, надо думать, у вас там до черта мертвых пяток. Наверно, можно найти им какое-то применение…
Гримберт заставил «Серого Судью» сделать несколько шагов по направлению к неподвижному «Ангелу».
– Это ваша вина, приор. Вы сделали все для того, чтоб это страшное чудо свершилось. И многое сверх того.
Будь в приоре Герарде хоть малая толика той обжигающей силы, что заставляла его проповедовать или вести рыцарей на штурм Арбории, он испепелил бы «Серого Судью» на месте. Однако восьмидюймовые мортиры даже не шевельнулись в своих спонсонах.
– И буду гореть в адском пламени за это. Я не знал… Не мог предположить, что «Керржес» сможет пробраться в рыцарские доспехи.
– Но он пробрался, – зло произнес Гримберт. – Пробрался и сожрал мозги ваших братьев!
– Хотел бы я знать, как подобное могло случиться? – пробормотал Шварцрабэ как бы про себя, но на общей волне. – И не кажется ли вам, что наш драгоценный «Керржес» испытывает, подобно гурману, тягу к мясу определенного сорта?
– К чему это вы?
– Думаю, вы и сами понимаете, старина. В этом монастыре были заточены тысячи людей. Настоящий пиршественный стол для лангобардского демона, вырвавшегося на свободу. Но по какой-то причине его не прельщал простой люд. Все эти нищие паломники, увечные, скорбные и заблудшие – ни один из них не превратился в чудовище. Он пирует только рыцарями.
– Первые двое были без доспеха, – почти тут же ответил Ягеллон. – Франц и тот, что бесновался в мастерских. «Керржес» мог настигнуть их с такой же легкостью, как и прочих.
– Те – да. Но эти? – «Беспечный Бес» провел широкую дугу стволом своего орудия, описывая россыпи дымящихся, выпотрошенных изнутри, доспехов. И хоть орудие его было откровенно смехотворным на фоне прочих, жест получился на удивление внушительным, даже зловещим. – Две дюжины. Вы понимаете, что это значит?
– Не хотелось бы, да понимаю, – огрызнулся Томаш. – «Керржес» знает щель в доспехах.
– Возможно, только в доспехах ордена? – неуверенно предположил Ягеллон. – Заметьте, ни один из нас не стал его жертвой. По какой-то причине он избегает раубриттеров?
– Может, мы недостаточно вкусны для него? – усмехнулся Шварцрабэ с неприятной интонацией. – Нашим обществом частенько брезгуют сеньоры и духовные лица, нет ничего удивительного в том, что и «Керржес» не счел нас аппетитными.
– Но Франца он все-таки отведал!
«Беспечный Бес» раздраженно дернул башней.
– Видите ли, в чем штука… Если «Керржес» с такой легкостью проник в доспехи братьев-лазаритов, не вижу ни единой причины, по которой он не смог бы проникнуть в наши. Они куда примитивнее устроены, если на то пошло. Он не сделал этого по одной простой причине. По той, с которой сир Гризео так и не решился с нами поделиться. Но теперь уже, думаю, придется.
Они все посмотрели на него, даже замерший опаленным могильным изваянием приор.
– О чем он говорит, сир Гризео?
Гримберт вздохнул, позволив себе на три целых и шесть сотых секунды отключиться от происходящего. Ладно, подумал он. Все равно когда-то это должно было случиться. Дальше тянуть с этим не получится.
– Сир Хуго прав, – сухо произнес он, с неудовольствием ощущая, как прочие рыцари, случайно или нет, повернули в сторону «Серого Судьи» свои орудия. – Ни один из нас пятерых не стал жертвой «Керржеса». И не потому, что мы чисты духом или чем-то отличаемся от прочих, тех, кому так не повезло. Дело в том, что…
– Скорее! – рявкнул Томаш, его «Жнец», вторя хозяину, зло рыкнул силовой установкой. – Выкладывайте, чтоб вам пусто было! Чертовы святоши, вокруг них вечно расстилается такое болото из брехни и недомолвок, что завязнет даже случайных путник! Выкладывайте!
– Один из нас пятерых – хозяин «Керржеса», – негромко произнес Гримберт. Равнодушный «Серый Судья» усилил его голос, сделав звучным, почти безжалостным. – Тот, кто обладает над ним властью. Если бы он натравил нейровирус на всех присутствующих в Грауштейне рыцарей, оставшись единственным уцелевшим, это было бы недальновидно с его стороны. Это навлекло бы подозрения. Мы все знаем, что Святой престол рано или поздно начнет расследование, пытаясь понять, что именно произошло в стенах Грауштейна. Единственный уцелевший неизбежно вызвал бы подозрения. А он не только безжалостен, но и хитер. Он хочет ускользнуть, смешавшись с прочими. И только потому сохранил нам жизни. Он хочет выбраться из монастыря так же легко, как проник в него. А проще всего это сделать…