Часть двенадцатая
Сознание возвращалось медленно, неохотно, словно с отвращением забираясь в давно опостылевшее и изношенное тело. Тело… Гримберт едва не фыркнул. То, что осталось от его тела, скорее всего, представляет собой истекающую кровью раздавленную оболочку. Странно еще, что он не чувствует боли. Но ее наверняка будет чертовски много и…
Он вдруг осознал, что видит. Клубы сгоревших пороховых газов, поднимающиеся под своды. Наваленные грудами мертвые тела, похожие на ворох тряпичных кукол, брошенных в беспорядке и выпотрошенных. Разбитые пулями осколки витражей, укрывающие мертвецов пестрым разноцветным ковром.
Он видит!
Лишь после того, как по груди прошла сладкая дрожь, он понял то, что должен был понять с самого начала, едва придя в чувство. Он смотрел на мир с высоты, с которой не может смотреть обычный человек. Точно Господь вселил его душу в тело великана. Мало того, спектр доступных ему цветов не был свойствен человеческому глазу – слишком бедная палитра, слишком смазаны полутона. Гримберт попытался пошевелиться и ощутил слабый гул гидравлики.
– Очнулся, мессир?
– Да, – тихо произнес он. – Пожалуй, что да. Это ты дотащил меня до доспеха?
Берхард похлопал по бронированной ноге «Судьи».
– А кто бы еще? Сказать по правде, работка была не из простых, даром что весу в тебе – как в полудохлой индейке. Пришлось повозиться, чтоб затащить тебя внутрь и вставить штифты.
– Я же сказал тебе…
– Уходить? – Улыбка редко освещала грубое лицо Берхарда. Но в этот раз Гримберт отчетливо ее видел. – Смеешься? Только ради этого я оставался возле тебя последние три с четвертушкой года. Чтоб увидеть, как тебя, самонадеянного паука, расшибут к черту. Только это и держало меня. А ты хочешь лишить меня главного приза? Моей единственной награды?
Гримберт проверил все системы. Многие из них нестабильно работали, многие посылали в визор аварийные сигналы, но общая функциональность еще не была нарушена. «Серый Судья», хоть и безмерно потрепанный, был жив.
– Ты ведь с самого начала знал, что Шварцрабэ был самозванцем?
– От самой переправы.
– И не сказал мне. Почему?
– Хотел посмотреть, как «Керржес» будет пировать твоими потрохами.
– Но передумал.
Берхард кивнул:
– Ты отпустил меня. Впервые в жизни поступил не так, как поступил бы Паук, которого я знаю. Совершенно не в твоей манере. Может, мертвая пятка и в самом деле умеет творить чудеса, а?
Гримберт ощутил, как его тело, укрытое в стальном коконе, перестает дрожать, как расслабляется, теряя чувствительность, сливаясь с огромным стальным организмом. Это было приятным ощущением. Точно из его тела – настоящего тела – изъяли какую-то важную деталь, а теперь вернули на свое место.
«Ржавый Жнец» уже не выглядел грозной боевой машиной. Он привалился к стене, опустив тяжелую голову, из-под лопнувшей лобовой брони с негромким треском вырывалось пламя. Прямо напротив него замер «Варахиил», потерявший свою смертоносную грациозность. Орудия «Жнеца» оставили в его корпусе огромные пробоины, но сам Стерх из Брока был еще жив – вяло копошился в амортизационной сети, обводя мир невидящим взглядом.
– Ловкий трюк, – Берхард с интересом разглядывал поверженных рыцарей. – Как тебе удалось стравить их между собой?
– Distulit ordinem, «отложенный приказ». Я приказал «Судье» выстрелить последним снарядом, едва только я произнесу «Огонь». Он и выстрелил. Как видишь, расчет оказался верен.
– И они оба…
– Оба были так напряжены, держа друг друга на мушке, что каждый из них решил, будто стреляет другой. Все остальное – обычный рефлекс.
Берхард покачал головой:
– Иногда я пытаюсь понять, что именно позволяет тебе выбраться живым из очередной переделки, Паук, твое необъяснимое везение или твоя потрясающая самонадеянность?
Ягеллон наконец смог выбраться из разбитой вдребезги кабины, но на этом его силы иссякли – роняя изо рта капли, он привалился к своему поверженному доспеху, оставляя на позолоте темно-карминовые разводы.
– Берхард, будь добр…
– Рад помочь, мессир.
Берхард подобрал с пола увесистый осколок витража с куском свинцового переплета, деловито взвесил в руке и, хмыкнув, подошел к лежащему Ягеллону. Тот попытался отползти, но не смог. Коротко выдохнув, Берхард обрушил осколок ему на переносицу и удовлетворенно кивнул. Несколько раз дернувшись, Стерх из Брока сделался так же недвижим, как и его доспех.
– А что Красавчик Томаш?
Берхард заглянул в расколотую кабину «Жнеца» и поморщился:
– Если ты надеялся на кусок с румяной корочкой, то уже опоздал. Чертовски пережарено, как по мне.
– Он и при жизни был суховат.
Берхард кивнул, оценив шутку, но не улыбнулся:
– Тебе лучше поспешить, мессир. Если это уханье означает именно то, что я думаю, «Вопящий Ангел» несется сюда на всех парах.
Гримберт и сам слышал шаги. Тяжелые, гулкие, возвещающие появление машины сверхтяжелого класса – от ее поступи, казалось, поскрипывали стены. Сотни тонн бронированной стали, которыми управляет ярость приора Герарда. Этой совокупной силы хватит, чтобы разнести весь Грауштейн. Хватит и на долю «Серого Судьи».
Система управления огнем, которую он вызвал на визор, отозвалась тревожной алой пульсацией, демонстрируя состояние боеукладки. Пусто. Он только что потратил свой последний снаряд.
Гримберт устало усмехнулся. Даже если бы «Судья» был набит снарядами под завязку, его бой против «Вопящего Ангела» едва ли затянулся бы больше, чем на две неполных секунды. В каких бы обстоятельствах он ни принял бой, нелепо думать, будто «Ангел» оставит ему хотя бы тень шанса на победу.
Возможно, есть и другие способы отсрочить неминуемое? Вспомнить, почему его прозвали Пауком. Сплести тонкое кружево из завуалированных угроз, намеков, посулов, лжи и лести… Набросить его на приора, пытаясь выиграть время. Может, он еще не до конца исчерпал положенный ему запас чудес?..
– Куда собрался, мессир? – спросил Берхард, когда «Судья» стал неуклюже поворачиваться среди обломков и распластанных тел. Некоторые из них сминались беззвучно, другие издавали хруст, заставлявший Гримберта брезгливо стиснуть зубы.
– Наружу. Не хочу умирать, как крыса в каменной норе. Оставайся тут. Делай то, что умеешь лучше всего, – прячься. Рано или поздно тут появятся другие люди. Может, у них будут рясы иного цвета или иной формы тонзура, неважно. Расскажи им все, что знаешь про чудо Грауштейна. Про «Керржес». Про меня. Черт побери, может, хотя бы с того света мне удастся достать Герарда…
– Выходи, Паук!
Приор Герард не воспользовался радиосвязью. Микрофоны «Вопящего Ангела», способные заглушать канонаду на поле боя и гнать в атаку тысячи пехотинцев, разразились таким ревом, что на полу разгромленного собора задребезжали осколки витражей.
– Выходи или я похороню тебя прямо там!
Гримберт собирался сказать еще что-то на прощание Берхарду, но обнаружил, что того уже нет на прежнем месте.
– А ты молодец, – усмехнулся он. – Я всегда говорил, что лучшее качество для толкового оруженосца – это чутье…
– Паук! Я даю тебе одну минуту!
– Отключи свои чертовы иерихонские трубы – я уже иду.
«Вопящий Ангел» возвышался напротив портала, заняв удобную позицию. Его крабье тело покоилось на полусогнутых ногах, но даже в таком положении он возвышался над «Серым Судьей», точно огромная стальная гора. Осадные мортиры, укрытые бронированными куполами спонсонов, не дрогнули – системы управления огнем, должно быть, заблаговременно выверили прицел, зная, где появится противник, им не требовалась доводка.
Гримберт заставил себя не смотреть в его сторону, пока «Серый Судья» не миновал портал. И даже после этого развернулся нарочито неспешно, будто и не замечал громады «Ангела», нависающей над ним. Если приору Герарду придется хвастать перед кем-то тем, что он убил Гримберта Туринского, он не сможет сказать, будто тот был напуган и просил пощады.
Пятьдесят пять метров, определил дальномер «Судьи». Дистанция, не оставляющая возможности ни для бегства, ни для маневра. На таком расстоянии приору даже не обязательно целиться. Бетонобойный снаряд, начиненный взрывчаткой, сомнет «Судью» и вколотит в серый камень.
– Они мертвы?
Гримберт ожидал, что приор Герард будет в ярости, однако вопрос прозвучал на удивление сухо.
– Да, – лаконично ответил он, – оба. Убили друг друга. Не смогли разрешить вопрос веры.
Пластины, скрепляющие гнилую плоть приора, коротко звякнули.
– Поделом. Никогда нельзя иметь дела с раубриттерами. Эти ублюдки столь алчны, что даже сидя верхом на куче золота, попытаются украсть медную монету. Слишком жадны, слишком недальновидны, слишком глупы.
– Они не были хозяевами «Керржеса», – медленно произнес Гримберт. – Ты был.
Прошло несколько долгих секунд тишины, в течение которых приор Герард никак не выражал свою реакцию. Что было на его гнилом лице? Торжествующая усмешка или злая гримаса? Презрительный оскал или затаенный испуг? Гримберт дорого бы дал за возможность это узнать, однако в его распоряжении не было никаких ценностей, которые он мог бы предложить мирозданию за нее.
«Вопящий Ангел» исторг из своей луженой глотки короткий рык, в котором Гримберт не без труда распознал смешок приора.
– Глупец никогда не сможет управлять демоном. Однако было бы нечестно умалять их заслуги. В конце концов, они были теми, кто нашел «Керржеса», а это уже немало.
Выстрела не было. Гримберт считал секунды, ощущая, как сердце, болезненно сжимаясь, гонит по венам загустевшую кровь. Если приор до сих пор не выстрелил, значит, в чем-то сомневается. Колеблется. Размышляет. Возможно, если найти нужные слова, он сможет использовать эти колебания в свою пользу.
– Арбория.
«Вопящий Ангел» встрепенулся. Лязгнули пластины брони.
– Что?
– Арбория, – повторил Гримберт. – Это все началось с Арбории, не так ли?