– Мальчишка? – Гримберт запнулся, но лишь на мгновение, ответ вспыхнул перед ним, отчетливый, как пиктограмма в визоре. – Франц! Франц Бюхер! Он нарушил твои планы, не так ли? Сработал слишком рано?
Приор Герард молчал несколько секунд. Может, эта пауза нужна была ему, чтоб прочитать мысленно короткую молитву?
– Инкубационный период «Керржеса» составляет пять дней. От момента заражения до того момента, когда он берет на себя полный контроль над телом и нервной системой. Очень аккуратный нейроагент, очень пунктуальный. Пять дней он вызревает, никак себя не проявляя, чтобы на шестой превратить своего носителя в безумное чудовище. Это было чертовски удобно и полностью отвечало моим планам. День или два рыцари-паломники гостили в монастыре, после чего покидали его, унося в себе лангобардские гостинцы. Этого времени хватало им, чтобы удалиться на приличное расстояние от Грауштейна, вернуться в родные приораты и монастыри и уже там выпустить на волю чудовище…
Ловко, подумал Гримберт, не в силах оторвать глаз от «Вопящего Ангела». В самом деле, чертовски ловко. Каждый рыцарь-лазарит, посетивший Грауштейн как паломник, уносил с собой бомбу с часовым механизмом. Сколько таких бомб приор успел отправить во внешний мир? Сколько из них уже сработали? Скольким только предстоит?..
– Но Франц нарушил твои планы. «Керржес» в его голове сработал слишком рано.
«Вопящий Ангел» скрипнул сочленениями доспеха, и скрип этот показался Гримберту злым, раздраженным.
– Он был слишком молод. Неокрепшая нервная система в сочетании с химикалиями, которыми он себя пичкал, привела к ускоренному течению процессов «Керржеса». Совокупность этих факторов сделалась катализатором, который усилил прогресс в несколько раз. Досадная ошибка, которую я не мог предвидеть. Даже самое совершенное оружие, которому ты привык полностью доверять, иногда может подвести.
– Почему ты изолировал монастырь сразу после его смерти? – резко спросил Гримберт. – Почему запер ворота, вместо того чтоб выпустить зараженных рыцарей в свет?
Приор Герард вздохнул. Как вздыхает утомленный священник, вынужденный объяснять неофиту прописные истины Святого Писания.
– Помимо устава орден Святого Лазаря имеет и секретные инструкции к нему. Одна из них прямо приказывает немедленно запечатать всякую крепость или монастырь при одном только подозрении на применение еретического нейрооружия в его стенах. Это что-то вроде защитной реакции организма. Я обязан был заключить Грауштейн в непроницаемый карантин, в противном случае у капитула возникли бы ко мне вопросы. Неприятные вопросы, способные причинить неудобства. А учитывая, какие подозрения над моей головой уже висели со времен Арбории, это было бы равнозначно смертному приговору.
– И ты запечатал крепость вместе с двумя дюжинами живых бомб. Зная, что «Керржес» в любой миг может пробудиться. Тот, второй рыцарь…
– Сир Клаус. Поглощал наркотические зелья в такой концентрации, что его мозг давно должен был истлеть. «Керржес» не стал долго с ним играть.
– Третий, сир Андреас… Дай догадаюсь, он оказался слишком стар?
– «Керржес», как и положено хищнику, в первую очередь убивает молодых, старых и слабых, – приор Герард усмехнулся. – Изношенный мозг сира Андреаса оказался неспособен сопротивляться «Керржесу».
– Те трое были лишь легкой закуской для «Керржеса». Осознав, что тебе не удастся выпустить свои дьявольские творения во внешний мир, ты решил устроить «Керржесу» настоящее пиршество в стенах монастыря. И позаботился о том, чтобы сервировать его наилучшим образом. Согнал всех братьев и паломников в собор, доподлинно зная, что совсем скоро там разразится бойня.
«Вопящий Ангел» шевельнул стволами бомбард. Движение не выглядело угрожающим, так человек, поглощенный беседой, бессознательно шевелит пальцами. Но Гримберт знал, сколько мощи заключено в этих орудиях.
– А что мне оставалось делать? Чудеса не любят свидетелей, Паук, им должно вершиться без лишних глаз. Да, я рассчитывал, что эта ночь станет последней для всех в этом монастыре – кроме Ягеллона и Томаша, конечно. Эти двое должны были стать моими свидетелями. Подтвердить дознавателям Святого престола, что я, как и положено приору, неукоснительно соблюдал инструкции, до последнего тщась сохранить жизни своим братьям. Разумеется, это не избавило бы меня от следствия, но, думаю, в скором времени у ордена Святого Лазаря должно было начаться столь много неприятностей, что моя судьба уже перестала бы его заботить. Они же уничтожили паром и радиостанцию в суматохе боя. Видишь ли, я не собирался рисковать понапрасну. Не хотел, чтобы в этой суматохе кто-то попытался покинуть Грауштейн или уведомил капитул о том, что здесь происходит. Я не хотел, чтобы церковные дознаватели прибыли сюда раньше, чем я замету все следы и удостоверюсь в том, что не оставил против себя улик.
– Все эти люди в соборе… Ты специально загнал их туда, зная, что «Керржес» готов выпрыгнуть из клетки. Зная, что за побоище там разразится. Твоему чуду не требовались живые свидетели. Ты попросту списал их всех – братьев-лазаритов, обсервантов, паломников и гостей… Скормил их своему проклятому чуду.
Приор Герард молчал некоторое время. В сочетании с каменной неподвижностью «Вопящего Ангела» это молчание было гнетущим, тяжелым – Гримберту показалось, что весь непомерный вес Грауштейна взгромоздили на его скрипящий хребет.
– Иногда чудесам нужны жертвоприношения, – наконец произнес приор. – Как пшенице нужна вода. Чудо должно питаться кровью, чтобы оно явило себя по-настоящему. Чудо, вскормленное на воде, долго не проживет… После этой ночи в Грауштейне не должно было остаться выживших. Я рассчитывал, что большая часть рыцарей поляжет в междоусобном бою, выживших же добили бы мы сами. Можешь представить себе мое удивление, когда я обнаружил вас со Шварцрабэ, живых и сохранивших рассудок! Чертовы еретические технологии, на них никогда нельзя полностью положиться! Трех человек из числа приговоренных «Керржес» сожрал слишком быстро, вам же со Шварцрабэ, напротив, по какой-то причине подарил отсрочку. Впрочем, до Шварцрабэ он все же дотянулся, и в самый подходящий момент. А ты… По правде, сказать, я не знаю, чему ты обязан этой чудесной сопротивляемостью. Может, какая-то патология мозга или совокупность неспрогнозированных факторов. А может, генетическая болезнь или…
– «Керржес» во мне? – резко спросил Гримберт. – Отвечай. Во мне? Ты заразил меня?
– Ты получил свою порцию «Керржеса», Паук. Как и все прочие. Пять дней назад. Не бойся, я проследил, чтобы каждый получил свою долю. Однако…
Гримберт ощутил, как его губы растягиваются в улыбке. Болезненной, режущей кожу – точно по лицу полоснули острым палашом.
– И ты решил сохранить мне жизнь. Это можно было бы назвать благородным поступком, вот только благородство не в твоей природе, ты, кусок несвежего мяса. Ты не убил меня только потому, что боялся.
– Боялся тебя, слепого калеку в дрянном доспехе? – «Вопящий Ангел» сделал шаг по направлению к «Судье», и от этого шага проснулись сейсмические датчики доспеха, расценив его как легкое землетрясение.
Если он сделает на один шаг больше, «Судье» не уцелеть. Пусть он не так мал, чтобы «Ангел» мог раздавить его, подобно насекомому, однако разница в массе слишком весомая. От подобного столкновения «Судья» отлетит прочь, как если бы врезался в скалу на полном ходу.
– Ты принял меня за лазутчика Святого престола. «Я думал, это один из них. Их шпион, заявившийся в Грауштейн, чтобы собирать информацию. Я-то знал, что они не оставят меня в покое даже тут, на краю земли». Помнишь эти слова? Ты произнес их не так давно на вершине Южной башни. Ты сохранил мне жизнь не из жалости, Герард. А потому, что боялся. Боялся меня, не так ли? Слепого калеку в дрянном доспехе. Ты принял меня за соглядатая из ордена, посланного в Грауштейн, чтобы шпионить за тобой!
– А за кого еще я мог тебя принять, черт побери? – рявкнул приор Герард. – Доспех без герба и рыцарь без имени! Я был уверен, что орден, прослышав о чуде, послал в Грауштейн лазутчика для сбора информации. А может, и не орден Святого Лазаря, а какой-нибудь другой. У Святого престола до черта орденов, и все они норовят стянуть вкусные куски друг у друга из тарелки. А ведь есть еще епископы, кардиналы, прочие прелаты, посвященные в искусство Рачьих войн. Многие из них обладают достаточно длинным носом, чтобы попытаться вынюхать, какого рода чудо происходит в Грауштейне и какую выгоду из этого можно извлечь. Да, я принял тебя за шпиона Святого престола. После того как тебя не сожрал «Керржес», я решил, что твой доспех оборудован какой-то из закрытых технологий Церкви. Щитом от боевых нейроагентов. Может ли нищий раубриттер в дрянном доспехе располагать такой?
Гримберт подавил неуместную ухмылку. Представить оборудованного сложной защитой «Серого Судью» было не проще, чем полумесяц со звездой на куполах Грауштейна.
– Теперь ты и сам видишь, как цепь случайностей может разрушить тщательно просчитанный план. Твое чудо, рожденное из мертвой пятки, не продержалось и недели.
– Мое чудо принесло плоды, Паук. Прежде чем ворота Грауштейна захлопнулись, я успел выпустить в мир дюжину зараженных «Керржесом» рыцарей. Дюжину взведенных бомб. Не стану спорить, я рассчитывал на больше. На три, четыре, пять дюжин! Но даже этого хватит, чтобы нанести ордену смертельный удар. Уверен, радиоэфир вокруг Грауштейна сейчас напоминает штормящий океан. Тучные бургомистры, чванливые графы и развращенные властью прелаты бомбардируют друг друга паническими сообщениями о безумствах, чинимых повсеместно рыцарями с зеленым крестом. Тщетны посулы, угрозы и обещания – «Керржес» не вступает в переговоры со своими жертвами. Уже сейчас где-то ревут пожары, грохочут выстрелы, истекают горящим топливом рыцари…
– Орден Святого Лазаря пережил бессчетные сражения с кельтами, думаешь, дюжина безумных рыцарей пошатнет его позиции?
«Вопящий Ангел» кивнул своей огромной башней.