– Бретт хочет уйти, – сказал я графу.
Он кивнул.
– В самом деле? Прекрасно! Берите машину. Я еще побуду здесь, мистер Барнс.
Мы пожали руки.
– Мы чудесно провели время, – сказал я. – Мне бы хотелось заплатить.
Я достал банкноту из кармана.
– Мистер Барнс, – сказал граф, – какой вздор!
Бретт подошла к столику в манто. Она поцеловала графа и положила руку ему на плечо, чтобы он не вставал. В дверях я оглянулся и увидел, как к нему подсели три девушки. Мы сели в его большую машину. Бретт назвала шоферу адрес ее отеля.
– Нет, не подымайся, – сказала она у отеля.
Она позвонила, и дверь открыли.
– Серьезно?
– Да. Пожалуйста.
– Доброй ночи, Бретт, – сказал я. – Жаль, что тебе паршиво.
– Доброй ночи, Джейк. Доброй ночи, милый. Больше я тебя не увижу.
Мы поцеловались в дверях. Она оттолкнула меня. Мы поцеловались снова.
– Ох, не надо! – сказала Бретт.
Она быстро развернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня на квартиру. Я дал ему двадцать франков, он коснулся козырька и сказал:
– Доброй ночи, сэр. – И уехал.
Я позвонил в колокольчик. Дверь открылась, я поднялся по лестнице и лег в постель.
Книга 2
• ГЛАВА 8 •
Я снова не виделся с Бретт, пока она не вернулась из Сан-Себастьяна. Она прислала мне оттуда открытку. На открытке был вид Кончи[46] со словами:
«Милый. Очень тихо и спокойно. Люблю всех ребят. БРЕТТ».
Не видел я и Роберта Кона. Я слышал, Фрэнсис отбыла в Англию, а от Кона получил записку о том, что он уезжает за город на пару недель, еще не знает куда, но хочет выдернуть меня на рыбалку в Испанию, о чем мы говорили прошлой зимой. Он писал, что я всегда смогу связаться с ним через его банкиров.
Бретт уехала, Кон меня не донимал, я с удовольствием не играл в теннис, работы было невпроворот, я часто ходил на скачки, обедал с друзьями и засиживался в конторе, заготавливая впрок материалы, чтобы потом доверить секретарше, когда мы с Биллом Гортоном отчалим в Испанию в конце июня. Билл Гортон прибыл, остался у меня на пару дней и уехал в Вену. Он был в отличном настроении и сказал, что Штаты чудесны. Нью-Йорк чудесен. Театральный сезон был бесподобен, как и целый выводок молодых полутяжеловесов. Любой из них вполне мог подрасти, набрать весу и скосить Демпси[47]. Билл был очень счастлив. Он сделал уйму денег на своей прошлой книге и намеревался сделать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он уехал в Вену. Он возвращался через три недели, и мы собирались в Испанию – порыбачить и на фиесту в Памплоне. Он написал, что Вена чудесна. Потом прислал открытку из Будапешта: «Джейк, Будапешт чудесен». Затем я получил телеграмму: «Буду в понедельник».
Вечером понедельника он заявился ко мне на квартиру. Я услышал, как подъехало его такси, подошел к окну и позвал его; он помахал мне и стал подниматься по лестнице с чемоданами. Я встретил его на лестнице и взял один чемодан.
– Ну, – сказал я, – слышал, у тебя вышло чудесное путешествие.
– Чудесное, – сказал он. – Будапешт совершенно чудесен.
– А как там Вена?
– Не ахти, Джейк. Не ахти. Я был о ней лучшего мнения.
– А конкретнее? – Я доставал бокалы и сифон.
– Надрался, Джейк. Я надрался.
– Как странно. Лучше выпей.
Билл потер лоб.
– Удивительное дело, – сказал он. – Не знаю, как так получилось. Раз – и получилось.
– Надолго тебя хватило?
– Четыре дня, Джейк. Хватило всего на четыре дня.
– Где ты был?
– Не помню. Написал тебе открытку. Это помню отлично.
– Делал что-то еще?
– Даже не знаю. Возможно.
– Продолжай. Расскажи об этом.
– Не вспомню. Расскажу все, что вспомню.
– Продолжай. На вот, выпей и вспомни.
– Кое-что могу вспомнить, – сказал Билл. – Помню что-то о боксерском матче. Грандиозном венском матче. Там был ниггер. Ниггера помню отлично.
– Продолжай.
– Чудесный ниггер. На вид как Тигр Флауэрс[48], только в четыре раза больше. Внезапно все стали чем-то бросаться. Но не я. Ниггер как раз уложил местного. Ниггер поднял перчатку. Хотел сказать речь. Ужасно величавый ниггер. Начал речь. Затем ему врезал местный белый. Затем он вырубил белого. Затем все принялись бросаться стульями. Ниггер вернулся домой с нами, в нашей машине. Не мог достать свою одежду. Надел мое пальто. Теперь вспомнил, как все было. Большой спортивный вечер.
– Что случилось?
– Одолжил одежду ниггеру и вернулся с ним, пытался получить его деньги. Заявили: ниггер должен им за разгромленный зал. Интересно, кто переводил? Я, что ли?
– Это маловероятно.
– Ты прав. Вовсе не я. Другой был малый. Кажись, мы называли его местным ботаном. Вспомнил его. Учится музыке.
– Ну и как в итоге?
– Не ахти, Джейк. Кругом несправедливость. Импресарио заявил, ниггер обещал сдаться местному боксеру. Заявил: ниггер нарушил контракт. Нельзя нокаутировать венца в Вене. «Боже правый, мистер Гортон, – сказал ниггер, – я там сорок минут ни шиша не делал, только ему подыгрывал. Должно быть, этот белый надорвался, замахиваясь на меня. Я его пальцем не трогал».
– Деньги хоть какие получил?
– Никаких, Джейк. Все, что мы получили, – это одежду ниггера. И часы его кто-то забрал. Великолепный ниггер! Большая ошибка была приехать в Вену. Не ахти вышло, Джейк. Не ахти.
– А что стало с ниггером?
– Уехал обратно, в Кёльн. Живет там. Женат. Семейный человек. Сказал, напишет мне и вышлет деньги, какие я ему одолжил. Чудесный ниггер! Надеюсь, я дал ему правильный адрес.
– Вероятно.
– Ну, так или иначе, давай поедим, – сказал Билл. – Если только ты не хочешь послушать еще путевых историй.
– Продолжай.
– Давай поедим.
Мы спустились по лестнице и пошли по бульвару Сен-Мишель теплым июньским вечером.
– Куда пойдем?
– Хочешь, поедим на острове?
– Конечно.
Мы пошли по бульвару. И дошли до перекрестка с Рю-Денфер-Рошро, где стоят статуи двух человек в развевающихся мантиях.
– Я знаю, кто они. – Билл взглянул на монумент. – Эти джентльмены придумали фармацевтику. Не пудри мне мозги насчет Парижа.
Мы пошли дальше.
– Вот таксидермист, – сказал Билл. – Ничего не хочешь купить? Милую набитую собачку?
– Ладно тебе, – сказал я. – Ты глаза залил.
– Такие милые набитые собачки! – сказал Билл. – Несомненно украсят твою квартиру.
– Ладно тебе.
– Всего одну набитую собачку. Я могу что с ними, что без них. Но, слушай, Джейк. Всего одну набитую собачку.
– Ладно тебе.
– Станет для тебя всем на свете, когда купишь. Простой обмен ценностями. Ты даешь им деньги. Они дают тебе набитую собачку.
– Возьмем одну на обратном пути.
– Ну хорошо. Будь по-твоему. Дорога в ад вымощена некупленными набитыми собачками. Я не виноват.
Мы пошли дальше.
– Что это ты вдруг полюбил собачек?
– Всегда любил собачек. Всегда обожал набитых зверушек.
Мы остановились и выпили.
– Определенно люблю выпить, – сказал Билл. – Тебе, Джейк, тоже надо иногда.
– Ты обходишь меня на сотню с гаком.
– Не надо падать духом. Никогда не падай духом. Секрет моего успеха – никогда не падать духом. Никогда не падать духом на людях.
– Где ты напился?
– Заглянул в «Крийон». Жорж сделал мне пару Джек-Роузов. Жорж великий человек. Знаешь секрет его успеха? Никогда не падает духом.
– Выпьешь еще три перно и упадешь.
– Только не на людях. Если пойму, что сейчас упаду, уйду восвояси. Я в этом плане как кот.
– Когда ты видел Харви Стоуна?
– В «Крийоне». Харви малость упал духом. Три дня не ел. Больше не ест. Захирел, как кот. Грустная картина.
– Он в порядке.
– Великолепен. Только перестал бы хиреть, как кот. Переживаю за него.
– Что будем делать вечером?
– Совершенно без разницы. Только давай не падать духом. Допустим, тут подают крутые яйца? Если тут есть крутые яйца, нам не придется тащиться на остров, чтобы поесть.
– Дудки! – сказал я. – У нас будет регулярное питание.
– Просто предлагаю, – сказал Билл. – Хочешь двинуться в путь?
– Ладно.
Мы двинулись дальше по бульвару. Мимо проехал кэб. Билл посмотрел на него.
– Видишь этот кэб? Сделаю из него чучело и подарю тебе на Рождество. Хочу всем друзьям подарить чучела животных. Я натуралист.
Проехало такси, кто-то помахал нам из окошка, а затем постучал водителю. Такси подъехало к тротуару. Это была Бретт.
– Прекрасная незнакомка, – сказал Билл. – Хочет нас похитить.
– Здорово! – сказала Бретт.
– Это Билл Гортон – леди Эшли.
Бретт улыбнулась Биллу.
– Слушайте, я только вернулась. Даже ванну не принимала. Майкл прибывает вечером.
– Хорошо. Давай, поешь с нами, и пойдем вместе встречать его.
– Надо привести себя в порядок.
– Паршивая идея! Давай с нами.
– Надо принять ванну. Он будет не раньше девяти.
– Тогда идем выпьем, перед ванной.
– Это можно. Это не паршивая идея.
Мы сели в такси. Таксист оглянулся.
– До ближайшего бистро, – сказал я.
– Мы могли бы поехать в «Клозери», – сказала Бретт. – Не могу пить это паршивое бренди.
– «Клозери-де-Лила».
Бретт повернулась к Биллу:
– Давно вы в этом чумном городе?
– Только сегодня прибыл из Будапешта.
– Как там Будапешт?
– Чудесно. Будапешт чудесный.
– Спроси его про Вену.
– Вена, – сказал Билл, – странный город.
– Прямо как Париж. – Бретт улыбнулась ему, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
– Точно, – сказал Билл. – Прямо как Париж в эту минуту.
– Вы взяли хороший старт.
Усевшись на террасе «Лилы», Бретт заказала виски с содовой, я тоже себе взял, а Билл взял еще перно.