– Кстати, где Билл? – спросила Бретт.
– Он в Шантильи обедает с какими-то людьми.
– Он хороший парень.
– Великолепный, – сказал Майк. – Так и есть, знаешь.
– Ты его не помнишь, – сказала Бретт.
– Помню. Прекрасно его помню. Слушай, Джейк, мы приедем двадцать пятого вечером. Бретт утром не встанет.
– Истинно так!
– Если придут наши деньги и ты точно не против.
– Придут, никуда не денутся. Я об этом позабочусь.
– Скажи, какие снасти выписать.
– Два-три удилища с катушками и лесы. И мушек.
– Я не буду ловить рыбу, – вставила Бретт.
– Тогда достань две удочки, и Биллу не придется покупать.
– Верно, – сказал Майк. – Пошлю телеграмму нашему сторожу.
– Великолепно, да? – сказала Бретт. – Испания! Повеселимся.
– Двадцать пятое. Это какой день?
– Суббота.
– Надо успеть собраться.
– Слушай, – сказал Майк, – я схожу к парикмахеру.
– Мне надо принять ванну, – сказала Бретт. – Джейк, прогуляйся со мной до отеля. Будь хорошим мальчиком.
– Отель у нас бесподобный, – сказал Майк. – Я думаю, это бордель!
– Мы оставили чемоданы в «Динго», когда вселялись, и нас спросили в этом отеле, нужен ли нам номер только на вечер. Похоже, ужасно обрадовались, что мы остаемся на ночь.
– Не, точно бордель, – сказал Майк. – Мне ли не знать!
– Ой, хватит! Иди давай, стригись.
Майк ушел. Мы с Бретт остались сидеть за стойкой.
– Еще по одной?
– Можно.
– Теперь мне лучше, – сказала Бретт.
Мы пошли по Рю-Деламбр.
– Я еще не видела тебя после приезда, – сказала Бретт.
– Да.
– Как жизнь, Джейк?
– Прекрасно.
Бретт посмотрела на меня.
– Слушай, – сказала она, – а Роберт Кон поедет с вами?
– Да. А что?
– Не думаешь, что ему будет тяжеловато?
– С чего бы?
– С кем, по-твоему, я ездила в Сан-Себастьян?
– Мои поздравления, – сказал я.
Мы прошли несколько шагов.
– К чему ты это сказал?
– Не знаю. А что бы ты хотела от меня услышать?
Мы прошли несколько шагов и повернули за угол.
– Он, кстати, вел себя вполне прилично. Только скучновато.
– Правда?
– Вообще-то, я думала, ему это пойдет на пользу.
– Ты могла бы открыть социальную службу.
– Давай без гадостей.
– Хорошо.
– Ты что, правда не знал?
– Нет, – сказал я. – Наверно, просто не думал об этом.
– Думаешь, не слишком ему будет тяжело?
– Это его дело, – сказал я. – Скажи ему, что едешь. Он всегда может не поехать.
– Я напишу ему и дам шанс отступиться.
В следующий раз я увиделся с Бретт только вечером двадцать четвертого июня.
– Кон тебе не писал?
– А то! Ему не терпится.
– Боже мой!
– Я тоже подумал: это как-то странно.
– Говорит, ждет меня, не дождется.
– Он что, думает, ты едешь одна?
– Нет. Я сказала ему, мы едем все вместе. Майкл и все.
– Он чудо!
– Правда ведь?
Они ожидали денег назавтра. Мы договорились встретиться в Памплоне. Они поедут прямиком в Сан-Себастьян и там сядут на поезд. Мы все встретимся в «Монтойе» в Памплоне. Если их не будет в понедельник, мы поедем в Бургете, в горы, и станем ловить рыбу. До Бургете ходил автобус. Я записал маршрут, чтобы они могли до нас доехать.
Мы с Биллом сели на утренний поезд от Гар-д’Орсэ. День был чудесный, не слишком жаркий, и местность с самого начала радовала глаз. Мы вернулись в буфет и позавтракали. Выходя из вагона-ресторана, я спросил у кондуктора талоны на ланч в первую очередь.
– Все занято до пятой.
– Как это?
На этом поезде ланч всегда был не больше, чем в две очереди, и всегда оставалось полно свободных мест.
– Все зарезервированы, – сказал кондуктор вагона-ресторана. – Пятая очередь будет в три тридцать.
– Это серьезно, – сказал я Биллу.
– Дай ему десять франков.
– Вот, – сказал я. – Мы хотим поесть в первую очередь.
Кондуктор положил десять франков в карман.
– Благодарю, – сказал он. – Я бы посоветовал вам, джентльмены, взять пару сэндвичей. Все места на первые четыре очереди зарезервированы через главное управление.
– Далеко пойдешь, брат, – сказал ему Билл по-английски. – Полагаю, если бы я дал тебе пять франков, ты бы посоветовал нам спрыгнуть с поезда.
– Comment[54]?
– Иди ты к черту! – сказал Билл. – Сделай сэндвичи и бутылку вина. Скажи ему, Джейк.
– И принесите в следующий вагон.
Я объяснил, где мы ехали.
В нашем купе сидели муж с женой и сыном.
– Полагаю, вы американцы, верно? – спросил муж. – Удачное путешествие?
– Чудесное, – сказал Билл.
– Это дело хорошее. Путешествуйте, пока молоды. Мы с мамашей всегда хотели куда-нибудь выбраться, но пришлось подождать.
– Ты мог бы выбраться десять лет назад, если бы хотел, – сказала жена. – А ты вечно говорил: «Сперва повидай Америку!» Мы немало повидали, скажу я вам, как ни посмотри.
– Слушайте, в этом поезде полно американцев, – сказал муж. – Заняли семь вагонов, из Дэйтона, Огайо. Паломники – побывали в Риме, а теперь едут в Биарриц и Лурд.
– Так вот это кто, – сказал Билл. – Паломники. Пуритане чертовы!
– А вы, ребята, из какой части Штатов?
– Канзас-Сити, – сказал я. – А он из Чикаго.
– И оба едете в Биарриц?
– Нет. Мы едем в Испанию, ловить рыбу.
– Что ж, сам я к этому интереса не питаю. Но многие в моих краях увлекаются. У нас, в штате Монтана, лучшие места для рыбной ловли. Я рыбачил с ребятами, но сам интереса совсем не питаю.
– Немного же ты рыбы наловил, – сказала его жена.
Он подмигнул нам.
– Вы же знаете, как считают дамы. Если фляжку прихватили или ящик пива, они уже думают, это дьявольская оргия.
– Мужчины есть мужчины, – сказала нам его жена и огладила свои упитанные колени. – Я голосовала против сухого закона, чтобы сделать ему приятное, и сама потому что люблю, когда пиво в доме, а теперь послушайте его. Удивляюсь, как только кто-то выходит за них!
– Слушайте, – сказал Билл, – вы в курсе, что эта шайка отцов-паломников захватила вагон-ресторан до полчетвертого вечера?
– Да вы что? Быть того не может!
– Попробуйте добиться места.
– Что ж, мать, похоже, нам стоит вернуться и съесть второй завтрак.
Она встала и оправила платье.
– Вы, ребята, посмо́трите за нашими вещами? Идем, Хьюберт.
Они втроем направились в вагон-ресторан. Вскоре после того, как они ушли, по вагону пошел проводник, объявляя первую очередь, и паломники со своими попами повалили по проходу. Наш знакомый с женой и сыном так и не вернулся. По проходу пошел официант с нашими сэндвичами и бутылкой шабли, и мы позвали его.
– Сегодня тебе скучать не придется, – сказал я.
Он кивнул.
– Уже начинают, с десяти тридцати.
– Когда же мы поедим?
– Ха! А я когда поем?
Он оставил с бутылкой два стакана, и мы заплатили ему за сэндвичи и дали на чай.
– Я заберу тарелки, – сказал он, – или принесете сами.
Мы ели сэндвичи, пили шабли и смотрели в окно на природу. Нивы только начали колоситься, и в полях краснели маки. Пастбища были зелеными, а деревья – красивыми, и иногда за деревьями мелькали большие реки и шато.
В Туре мы сошли и купили еще бутылку вина, а когда вернулись в купе, там уже сидели с довольным видом джентльмен из Монтаны, его жена и сын – Хьюберт.
– А в Биаррице есть где поплавать? – спросил Хьюберт.
– Этот парень просто с ума сходит по воде, – сказала его мать. – Нелегко путешествовать с таким юнцом.
– Там есть где поплавать, – сказал я. – Но опасно при сильном течении.
– Вам удалось поесть? – спросил Билл.
– А как же! – сказала жена. – Мы взяли и сели, когда они стали входить, и про нас, наверно, подумали, что мы с ними. Официант что-то сказал нам по-французски, и троих отправили обратно.
– Они решили, мы наглецы, ясное дело, – сказал муж. – Это доказывает власть католической церкви. Жаль, что вы, ребята, не католики. А то смогли бы поесть, ясное дело.
– Я католик, – сказал я. – Это самое обидное.
Наконец, в четверть пятого, мы пошли на ланч. Билл не мог не показать себя. Он привязался к священнику, возвращавшемуся с одной из групп паломников.
– Отче, когда нам, протестантам, удастся поесть?
– Я об этом ничего не знаю. У вас разве нет талонов?
– Так недолго и в Клан[55] вступить, – сказал Билл.
Священник оглянулся на него.
В вагоне-ресторане официанты пятый раз подряд подавали табльдот[56]. Официант, обслуживавший нас, весь пропотел. Его белая куртка была лиловой под мышками.
– Должно быть, пьет много вина.
– Или носит лиловую нижнюю рубашку.
– Давай спросим его.
– Нет. Он слишком устал.
В Бордо поезд стоял полчаса, и мы размяли ноги, побродив по платформе. Выбраться в город времени не было. Дальше мы ехали через Ланды и смотрели на закат. Между соснами пролегали широкие выжженные просеки, уходившие вдаль, точно авеню, за которыми виднелись поросшие лесом холмы. Обедали мы около семи тридцати и смотрели на природу в открытое окно буфета. Природа была сплошь песок и сосны, и заросли вереска. Мелькали полянки с домиками, а иногда – лесопилки. Стемнело, и чувствовалось, как природа за окном пышет жаром от песка в темноте, а часов в девять мы прибыли в Байонну. Муж с женой и Хьюбертом пожали нам руки. Они ехали дальше, до Ла-Негресс, чтобы пересесть до Биаррица.
– Ну, надеюсь, вам очень повезет, – сказал муж.
– Осторожней с этими корридами!
– Может, увидимся в Биаррице, – сказал Хьюберт.
Мы сошли с чемоданами и зачехленными удочками и, пройдя через темный вокзал, вышли к огням вереницы кэбов и отельных автобусов. Там, среди отельных агентов, стоял Роберт Кон. Он не сразу нас увидел. Затем направился к нам.