– Что это значит, Майк?
– Они ведут такую тихую жизнь. Никогда не скажут лишнего слова и всегда околачиваются поблизости.
Нам стало неловко. Билл рассмеялся. Роберт Кон разозлился. А Майк продолжал говорить:
– Надо думать, вам бы это понравилось. Вам бы ничего не нужно было говорить. Ну же, Роберт! Скажите что-нибудь. Не сидите просто так.
– Я сказал, Майк. Не помните? Об этих волах.
– Ну скажите еще что-нибудь. Что-нибудь забавное. Не видите, мы все здесь веселимся?
– Ладно тебе, Майкл, – сказала Бретт. – Ты пьян.
– Я не пьян. Я вполне серьезен. Долго еще Роберт Кон будет ходить повсюду за Бретт, словно вол?
– Замолчи, Майкл! Что за манеры? Ты в хлеву родился?
– К черту манеры! Быки рождаются в хлеву – и что с того? Разве они не прекрасны? Разве они тебе не нравятся, Билл? Может, скажешь что-нибудь, Роберт? Не сиди с таким, млять, траурным видом! Что с того, если Бретт переспала с тобой? Она спала с людьми и получше тебя.
– Замолчи, – сказал Кон и встал. – Замолчи, Майк.
– Ой, только не надо вставать с таким видом, словно ты меня ударишь! Мне по барабану. Скажи, Роберт: зачем ты ходишь повсюду за Бретт, как несчастный, млять, вол? Неужели непонятно, что ты лишний? Мне понятно, когда я лишний. Почему тебе непонятно, когда ты лишний? Ты приехал в Сан-Себастьян, где был лишним, и повсюду ходил за Бретт, как какой-то, млять, вол. По-твоему, так и надо?
– Замолчи. Ты пьян.
– А если и пьян? Почему ты не пьян? Почему ты ни разу не напьешься, Роберт? Знаешь, почему ты не веселился в Сан-Себастьяне? Потому, что никто из наших друзей никуда тебя не приглашал. И не стоит их за это винить. Не так ли? Я их просил. Но они отказывались. Нельзя же их винить. Не так ли? Ну-ка отвечай! Ты их не винишь?
– Иди к черту, Майк.
– Я их не виню. А ты? Зачем ты повсюду ходишь за Бретт? Где твои манеры? Как, по-твоему, я себя должен чувствовать?
– Уж кто бы говорил о манерах! – сказала Бретт. – У тебя прекрасные манеры.
– Ладно тебе, Роберт, – сказал Билл.
– Чего ради ты ходишь за ней?
Билл встал и попытался удержать Кона.
– Не уходи, – сказал Майк. – Роберт Кон хочет угостить нас выпивкой.
Билл пошел с Коном. Кон пожелтел лицом. Майк стал говорить дальше. Я сидел и слушал его какое-то время. Бретт было явно не по себе.
– Что ж, Майкл, – перебила она его, – не надо только быть таким вонючим говнюком, – и добавила, повернувшись ко мне: – Я не говорю, что он не прав, ты же понимаешь.
Голос Майка стал спокойней. Все мы были друзьями.
– Я не настолько пьян, как могло показаться, – сказал он.
– Да я понимаю, – сказала Бретт.
– У нас тут трезвых нет, – сказал я.
– Я сказал только то, что думаю.
– Но ты высказал это так скверно. – Бретт рассмеялась.
– Но он был таким говнюком. Приперся в Сан-Себастьян, где был лишним. Ошивался возле Бретт и просто смотрел на нее. Меня от этого просто тошнило.
– Он очень скверно себя вел, – сказала Бретт.
– Заметь: Бретт и раньше погуливала. Она мне все обо всем рассказывает. Она давала мне письма этого парня, Кона. Но я не стал их читать.
– Чертовски благородно с твоей стороны.
– Нет, слушай, Джейк. Бретт гуляла с мужчинами. Но никто из них не был евреем и не ходил потом за ней хвостом.
– Чертовски хорошие парни, – сказала Бретт. – Только говорить об этом гнусно. Мы с Майклом понимаем друг друга.
– Она дала мне письма Роберта Кона. Я не стал читать их.
– Ты бы ничьих писем не стал читать, милый. Ты бы и моих не стал читать.
– Не могу читать письма, – сказал Майк. – Разве не забавно?
– Ты ничего не можешь читать.
– Нет. Здесь ты не права. Я немало читаю. Я читаю, когда дома.
– Дальше ты начнешь писать, – сказала Бретт. – Ладно тебе, Майкл. Будь молодцом. Теперь тебе придется пройти через это. Он же здесь. Не порть фиесту.
– Что ж, пусть тогда прилично себя ведет.
– Хорошо. Я ему скажу.
– Ты скажи, Джейк. Скажи: пусть либо ведет себя как положено, либо проваливает.
– Да, – сказал я, – очень мило будет с моей стороны.
– Слушай, Бретт. Скажи Джейку, как Роберт тебя называет. Это просто в точку, знаешь.
– Ой, ну тебя! Я не могу.
– Давай. Мы же все друзья. Разве мы не друзья, Джейк?
– Я не могу ему сказать. Слишком нелепо.
– Я ему скажу.
– Не скажешь, Майкл. Не говнись.
– Он называет ее Цирцеей, – сказал Майк. – Заявляет, что она превращает мужчин в свиней. Охренеть! Хотел бы я уметь, как эти литераторы.
– Он будет хорошим, ты же знаешь, – сказала Бретт. – Он пишет хорошие письма.
– Я знаю, – сказал я. – Он написал мне из Сан-Себастьяна.
– Да это ерунда, – сказала Бретт. – Он умеет писать охренительные письма.
– Это она убедила меня написать тебе. О том, что якобы больна.
– Но я на самом деле приболела.
– Ладно, – сказал я, – нам надо пойти поесть.
– Как мне быть с Коном? – сказал Майк.
– Держись, как будто ничего не случилось.
– Мне-то это не сложно, – сказал Майк. – Мне стыдиться нечего.
– Если скажет что-нибудь, просто скажи: ты надрался.
– Ну да. И что забавно, я думаю, что и правда надрался.
– Идемте, – сказала Бретт. – За эту отраву уже заплатили? Я должна принять ванну перед обедом.
Мы пошли через площадь. Было темно, и повсюду вокруг площади светились кафе под аркадами. Мы прошли по гравию под деревьями к отелю.
Они пошли наверх, а я остановился поговорить с Монтойей.
– Ну как, понравились вам быки? – спросил он.
– Хороши. Славные быки.
– Они ничего, – Монтойя покачал головой, – но не слишком хороши.
– А чем они вам не понравились?
– Даже не знаю. Просто не возникло ощущения, что они так уж хороши.
– Я понимаю, о чем вы.
– Но они ничего.
– Да. Вполне ничего.
– Как их восприняли ваши друзья?
– Прекрасно.
– Хорошо, – сказал Монтойя.
Я пошел наверх. Билл у себя в номере стоял на балконе и глядел на площадь. Я встал рядом.
– Где Кон?
– Наверху, у себя.
– Как он?
– Хуже некуда, если честно. Майк был ужасен. Он кошмарен, когда надерется.
– Не так уж он надрался.
– Да как же! Я-то знаю, сколько мы приняли, пока не пришли в кафе.
– Он уже протрезвел.
– Хорошо. Он был кошмарен. Бог видит, Кон мне не нравится, и думаю, он выставил себя дураком, явившись в Сан-Себастьян, но вести себя, как Майк, непозволительно.
– Как тебе быки?
– Шикарные! Шикарно их выводят.
– Завтра доставят миурских.
– Когда фиеста начинается?
– Послезавтра.
– Надо не давать Майку надираться. Это сущий кошмар.
– Нам бы надо привести себя в порядок перед ужином.
– Да. Приятная будет трапеза.
– И не говори.
Трапеза на самом деле получилась приятной. Бретт была в черном вечернем платье без рукавов. Выглядела просто прекрасно. Майк держался, как будто ничего не случилось. За Робертом Коном мне пришлось сходить самому. Он был замкнут и сдержан, а лицо оставалось хмурым и желтым, но под конец повеселел. Не смотреть на Бретт он не мог. Похоже, это доставляло ему радость. Должно быть, ему приятно было видеть, как она хороша, и думать о том, что она дала ему и что все это знают. Этой радости его никто не мог лишить. Билл вовсю хохмил. Как и Майкл. Они хорошо дополняли друг друга.
Это напомнило мне обеды, какие бывали во время войны. Было много вина, скрытое напряжение и ощущение некой неотвратимости. Благодаря вину я отгонял мерзостное чувство и радовался. Казалось, кругом такие славные люди.
• ГЛАВА 14 •
Не знаю, во сколько я лег. Помню, как разделся, надел халат и стоял на балконе. Я понимал, что напился, и, войдя в номер, включил свет в изголовье кровати и стал читать. Читал я Тургенева. Кажется, я раз за разом перечитывал одни и те же две страницы. Это был какой-то рассказ из «Записок охотника». Я уже читал его, но он казался новым. Природа рисовалась как живая, и чувство тяжести в голове отпускало. Я был очень пьян и не хотел закрывать глаза, потому что комната начинала кружиться. Если читать, это чувство пройдет.
Я услышал, как по лестнице поднялись Бретт и Роберт Кон. Кон пожелал спокойной ночи возле двери и пошел дальше, к себе в номер. Я услышал, как Бретт вошла в соседний номер. Майк уже был в постели. Он пришел со мной часом раньше. Когда она вошла, он проснулся, и они стали говорить. Я услышал, как они смеются. Я выключил свет и попытался заснуть. Больше можно было не читать. Я мог закрыть глаза и не чувствовать, что качусь куда-то. Но заснуть не мог. Светло или темно, это не меняет твоего отношения к каким-то вещам. Черта лысого!
Как-то раз я пришел к такому выводу и полгода спал только со включенным светом. Очередная блестящая идея. Так или иначе, к черту женщин. К черту тебя, Бретт Эшли!
С женщиной так здорово дружить. Ужасно здорово. Прежде всего, нужно быть влюбленным в женщину, чтобы иметь фундамент для дружбы. Я привык дружить с Бретт. Привык не думать, как ей дается эта дружба. Привык получать что-то ни за что. Это лишь оттягивало предъявление счета. Но счет придет, рано или поздно. Это одна из тех здоровских вещей, в которых можно не сомневаться.
Я считал, что сполна за все заплатил. А женщины вечно платят и платят. Никакого тебе воздаяния или наказания. Просто обмен ценностями. Что-то отдаешь, что-то получаешь. Или как-то зарабатываешь. Ты платишь за все хорошее, так или иначе. Я достаточно заплатил за всякие вещи, которые нравятся мне, и мог теперь радоваться. Ты платишь обретением знаний или опыта, опасностью или деньгами. Жизнь приносит радость, когда научишься получать то, за что заплатил, и замечать это. Если заплатил за что-то, можешь это получить. Мир – это такой надежный магазин. Мне это показалось хорошей философией. Я подумал, что лет через пять она мне покажется такой же глупой, как и другие хорошие философии, что я перепробовал.