– А как же. Тебя же это не волнует, а, Билл?
Билл приобнял Майка за плечи.
– Мне даже жаль, что я, млять, не банкрот. Я бы показал этим ублюдкам.
– Англичане – что с них взять? – сказал Майк. – У них язык как помело.
– Грязные свиньи! – сказал Билл. – Я сейчас их вышвырну оттуда.
– Билл! – Эдна взглянула на меня. – Пожалуйста, не ходи опять, Билл. Они такие дураки.
– Так и есть, – сказал Майк. – Дураки. Я знал, в этом все дело.
– Не положено им говорить такое о Майке, – сказал Билл.
– Ты их знаешь? – спросил я Майка.
– Не-а. Сроду не видал. Но они, дескать, знают меня.
– Я этого не потерплю! – сказал Билл.
– Ладно, – сказал я. – Идемте в «Суисо».
– Это шайка Эдниных друзей из Биаррица, – сказал Билл.
– Они просто дураки, – сказала Эдна.
– Один из них – Чарли Блэкман из Чикаго, – сказал Билл.
– Сроду не был в Чикаго, – сказал Майк.
Эдну разобрал смех, и она все смеялась и смеялась.
– Уведите меня отсюда, – сказала она, – вы, банкроты.
– Из-за чего вышла свара? – спросил я Эдну.
Мы шли через площадь в «Суисо». Билл ушел.
– Я не знаю, что случилось, но кто-то вызвал полицию, чтобы выставить Майка из задней комнаты. Там были какие-то люди, знавшие Майка по Каннам. Что такое с Майком?
– Вероятно, он должен им денег, – сказал я. – Обычно люди злятся из-за этого.
Перед билетными будками на площади тянулись две очереди. Люди сидели на стульях и на земле, обернувшись одеялами и газетами. Они ждали, когда утром откроются окошки, чтобы купить билеты на корриду. Небо прояснялось, и светла луна. Некоторые в очереди спали.
В кафе «Суисо», едва мы сели и заказали «Фундадор», появился Роберт Кон.
– Где Бретт? – спросил он.
– Я не знаю.
– Она была с тобой.
– Наверно, пошла спать.
– Нет.
– Я не знаю, где она.
Лицо у него было желтым в свете ламп. Он стоял и смотрел на меня.
– Скажи мне, где она.
– Сядь, – сказал я. – Я не знаю, где она.
– Черта с два, не знаешь!
– Сделай лицо попроще.
– Скажи мне, где Бретт.
– Я тебе ни хрена не скажу.
– Ты знаешь, где она.
– Если бы и знал, не сказал.
– Да иди ты к черту, Кон! – сказал Майк из-за столика. – Бретт ушла с тем матадорчиком. У них медовый месяц.
– А ты заткнись.
– Да иди ты к черту! – сказал Майк вяло.
– Она правда с ним? – спросил Кон меня.
– Иди к черту!
– Она была с тобой. Она правда с ним?
– Иди к черту!
– Я заставлю тебя сказать, – он шагнул ко мне, – сутенер поганый.
Я попытался ударить его, но он отклонился. Я увидел, как его лицо отклонилось в свете ламп. Он врезал мне, и я сел на мостовую. Я начал вставать, но он врезал мне еще дважды. Я полетел кубарем под стол. Я попытался встать, но понял, что у меня нет ног. Я понял, что должен встать и попытаться врезать ему. Майк помог мне встать. Кто-то вылил мне на голову графин воды. Майк приобнял меня, и я увидел, что сижу на стуле. Майк тянул меня за уши.
– Слушай, – сказал Майк, – ты отрубился.
– А ты где был, черт возьми?
– Да тут, неподалеку.
– Не хотел встревать?
– Он и Майка сшиб, – сказала Эдна.
– Он меня не вырубил, – сказал Майк. – Я просто отдыхал.
– У вас каждую ночь такая фиеста? – спросила Эдна. – Это ведь был мистер Кон?
– Я в порядке, – сказал я. – Только голова немного кружится.
Нас обступили несколько официантов и толпа зевак.
– Вая![114] – сказал Майк. – Идите отсюда. Давайте.
Официанты оттеснили людей.
– Это стоило увидеть, – сказала Эдна. – Он, небось, боксер.
– Так и есть.
– Жаль, Билла не было, – сказала Эдна. – Хотела бы я посмотреть, как бы его тоже сшибли. Я все жду не дождусь, когда Билла сшибут. Он такой здоровый.
– Я надеялся, он сшибет официанта, – сказал Майк, – и его арестуют. Я бы хотел увидеть мистера Роберта Кона за решеткой.
– Да ну, – сказал я.
– Ну что ты! – сказала Эдна. – Ты же не всерьез.
– А вот и всерьез, – сказал Майк. – Я не из этих ребят, которым нравится получать по башке. Я и в игры ни в какие не играю.
Майк приложился к бокалу.
– И охоту не люблю, ты же знаешь. Всегда есть опасность, что лошадь на тебя завалится. Ты как там, Джейк?
– В порядке.
– Ты славный, – сказала Эдна Майку. – Ты правда банкрот?
– Я колоссальный банкрот, – сказал Майк. – Я всем должен денег. А ты ничего не должна?
– Прорву.
– Я всем денег должен, – сказал Майк. – Сейчас вот одолжил сто песет у Монтойи.
– Какого черта? – сказал я.
– Я выплачу, – сказал Майк. – Я всегда все выплачиваю.
– Поэтому ты и банкрот, да? – сказала Эдна.
Я встал. Их разговор долетал до меня откуда-то издалека. Все это казалось какой-то плохой пьесой.
– Я пойду в отель, – сказал я.
Тогда я услышал, как они говорят обо мне.
– Он в порядке? – спросила Эдна.
– Лучше проводим его.
– Я в порядке, – сказал я. – Не ходите. Увидимся потом.
И пошел из кафе. Они сидели за столиком. Я оглянулся на них и на пустые столики. За одним столиком сидел официант, обхватив голову.
Я шел через площадь к отелю, и все казалось новым, непривычным. Я никогда не видел этих деревьев. Никогда не видел этих флагштоков и фасада театра. Все стало другим. Похожее чувство я испытал однажды, возвращаясь домой после футбола за городом. Я сошел со станции в городке, где жил с самого детства, и шел по улице с чемоданчиком, в котором лежало футбольное снаряжение, и все было новым. Увидев, как сгребают листву с газонов и жгут на дороге, я остановился и долго на это смотрел. Все казалось таким странным. Потом я пошел дальше, и у меня возникло чувство, словно мои ноги где-то очень далеко, словно все вообще где-то очень далеко, и я слышал, как мои ноги шагают далеко-далеко. Это в начале игры меня пнули в голову. Вот так же я шел через площадь. Вот так же поднимался по лестнице отеля. Подъем по лестнице занял много времени, и мне казалось, что я несу чемоданчик. У меня в номере горел свет. Вышел Билл и подошел ко мне в коридоре.
– Слушай, – сказал он, – поднимись к Кону. Он попал в переплет и спрашивал тебя.
– Да пошел он к черту!
– Поднимись. Поднимись к нему.
Мне не хотелось одолевать еще один пролет.
– Чего ты так на меня смотришь?
– Я не смотрю на тебя. Поднимись к Кону. Он совсем плохой.
– Совсем недавно ты был пьян, – сказал я.
– Я и сейчас пьян, – сказал Билл. – Но ты поднимись к Кону. Он хочет тебя видеть.
– Хорошо, – сказал я.
Мне просто не хотелось одолевать еще пролет. Я одолел пролет, неся воображаемый чемоданчик. И прошел по коридору к номеру Кона. Дверь была закрыта, и я постучал.
– Кто там?
– Барнс.
– Входи, Джейк.
Я открыл дверь, вошел и поставил свой чемоданчик. В комнате было темно. В темноте на кровати лежал Кон лицом вниз.
– Привет, Джейк.
– Я тебе не Джейк.
Я стоял у двери. Вот так же я тогда пришел к себе домой. Теперь мне была нужна горячая ванна. Погрузиться в глубокую, горячую ванну.
– Где ванная? – спросил я.
Кон плакал. Вот так-то, плакал, лицом в подушку. На нем была белая рубашка-поло, из тех, что он носил в «Принстоне».
– Я сожалею, Джейк. Пожалуйста, прости меня.
– Простить, как же.
– Пожалуйста, прости меня, Джейк! – Я ничего не сказал, стоял у двери и молчал. – Я обезумел. Ты же понимаешь, как все было.
– Да, все в порядке.
– Я не мог вынести этого, насчет Бретт.
– Ты назвал меня сутенером.
Мне было все равно. Я хотел горячую ванну. Горячую и поглубже.
– Я знаю. Пожалуйста, не вспоминай. Я обезумел.
– Все в порядке.
Он плакал. Голос у него звучал забавно. Он лежал в темноте на кровати в своей белой рубашке. Рубашке-поло.
– Я уеду утром. – Он тихо плакал. – Я просто не мог вынести этого насчет Бретт. Я был в аду, Джейк. Это сущий ад. Когда я с ней встретился здесь, Бретт отнеслась ко мне как к совершенно чужому. Я просто не мог этого вынести. Мы жили вместе в Сан-Себастьяне. Наверно, ты знаешь. Я больше этого не вынесу.
Он все так же лежал на кровати.
– Что ж, – сказал я, – я думаю принять ванну.
– Ты был моим единственным другом, и я так любил Бретт.
– Что ж, – сказал я, – бывай.
– Наверно, это бесполезно, – сказал он. – Наверно, это чертовски бесполезно.
– Что?
– Всё. Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, Джейк.
– Конечно, – сказал я. – Все в порядке.
– Я кошмарно себя чувствовал. Я был в таком аду, Джейк. А теперь всё пропало. Всё.
– Что ж, – сказал я, – бывай. Мне надо идти.
Он перекатился, сел на краю кровати, затем встал.
– Бывай, Джейк, – сказал он. – Ты ведь пожмешь мне руку?
– Конечно. Почему нет?
Мы пожали руки. В темноте я смутно различал его лицо.
– Что ж, – сказал я, – увидимся утром.
– Я уеду утром.
– Ах, да, – сказал я.
И вышел. Кон стоял в дверях.
– Ты в порядке, Джейк? – спросил он.
– О, да, – сказал я. – Я в порядке.
Я никак не мог найти ванную. Потом все же нашел. Там была глубокая каменная ванна. Я открыл краны, но воды не было. Я сидел на краю ванны. Когда я встал, чтобы идти, то заметил, что снял туфли. Я поискал их и нашел, и понес в руке вниз по лестнице. Я нашел свой номер, зашел, разделся и лег в постель.
Я проснулся с больной головой, под шум оркестров, проходивших по улице. И вспомнил, что обещал знакомой Билла, Эдне, взять ее смотреть, как быки побегут по улице к арене. Я оделся, спустился и вышел на холодный утренний воздух. По площади шли люди, устремляясь к арене. Через площадь тянулись две очереди от билетных будок. Люди все еще ждали билетов, которые начнут продавать в семь. Я поспешил в кафе через улицу. Официант сказал, что мои друзья уже были и ушли.