– Сколько их было?
– Два джентльмена и леди.
Значит, все в порядке. С Эдной пошли Билл и Майк. Она боялась прошлым вечером, что они не встанут. Поэтому с ней должен был пойти я. Выпив кофе, я поспешил с другими людьми к арене. Меня уже не мутило. Только голова очень болела. Все виделось ясно и отчетливо, и город дышал ранним утром.
Земля на протяжении от города до арены превратилась в грязь. Вдоль всего забора, протянувшегося до самой арены, собралась толпа, и наружные балконы арены, и крыша кишели людьми. Я услышал ракету и понял, что не успею на арену, чтобы увидеть, как войдут быки, поэтому протиснулся сквозь толпу к забору. Меня прижали к доскам забора. В загоне между двумя заборами полиция разгоняла толпу. Люди двигались – кто шагом, кто рысцой – к арене. Затем они побежали. Один пьяный поскользнулся и упал. Двое полицейских схватили его и швырнули к забору. Толпа уже вовсю бежала. Из толпы взметнулся рев, и я просунул голову между досок и увидел, как быки вошли с улицы в длинный загон. Они стремительно приближались и теснили толпу. И тут еще один пьяный вылез из-за забора, размахивая блузой. Решил устроить свою корриду. Двое полицейских сграбастали его, один приложил дубинкой, и, прижав к забору, продержали распластанным о забор, пока не миновали последние бегуны и быки. Перед быками бежало столько народу, что у ворот на арену образовалась давка, и когда быки достигли толпы, тяжело скача бок о бок по грязи и крутя рогами, один из них вырвался вперед, настиг человека и, пырнув рогом в спину, поднял в воздух. Когда рог вошел, человек закинул голову и свесил руки, а бык поднял его и сбросил. Бык нацелился на другого бежавшего, но тот юркнул в толпу, и толпа прорвалась в ворота арены, преследуемая быками. Красные ворота арены закрылись, толпа на наружных балконах арены ломанулась внутрь, а затем раздался крик, и еще один.
Человек, которого пырнул бык, лежал лицом вниз в утрамбованной грязи. Люди полезли через забор, и мне стало не видно человека из-за плотной толпы. С арены раздавались крики. Каждый крик означал, что бык бросался на людей. По силе крика можно было судить, насколько все плохо. Взлетела красная ракета, сообщив, что волы увели быков с арены в коррали. Я отошел от забора и направился обратно, в город.
В городе я зашел в кафе – выпить второй кофе с гренками с маслом. Официанты подметали кафе и протирали столики. Один подошел и принял мой заказ.
– Случилось что-нибудь на энсьерро[115]?
– Я всего не видел. Одного сильно кохидо[116].
– Куда?
– Сюда.
Я приложил одну руку к пояснице, а другую – к груди, где, судя по всему, вышел рог. Официант покачал головой и смахнул тряпкой крошки со стола.
– Очень кохидо, – сказал он. – Все ради спорта. Ради развлечения.
Он ушел и вернулся с кофейником и молочником с длинными ручками. Налил молока и кофе. Они текли из длинных носиков двумя ручьями в большую чашку. Официант покачал головой.
– Очень кохидо через спину, – сказал он и, поставив на стол кофейник и молочник, сел за стол. – Большая рана рогом. Все ради забавы. Ради какой-то забавы. Что вы об этом думаете?
– Я не знаю.
– Так-то. Все ради забавы. Забавы, понимаете?
– Вы не афисьонадо?
– Я? Что такое быки? Животные. Грубые животные. – Он встал и приложил руку к пояснице. – Прямо через спину. Корнада[117] прямо через спину. Забавы ради, понимаете?
Он покачал головой и ушел с кофейниками. Мимо по улице шли двое. Официант окликнул их. Вид у них был мрачный. Один покачал головой.
– Муэрто![118] – воскликнул он.
Официант покачал головой. Двое пошли дальше. У них было какое-то дело. Официант подошел к моему столику.
– Слышали? Муэрто. Умер. Он умер. Рогом – насквозь. Все ради утренней забавы. Es muy flamenco[119].
– Это плохо.
– Мне-то что, – сказал официант. – Я в этом забавы не вижу.
В тот же день мы узнали, что убитого звали Висенте Гиронес и он приехал из-под Тафальи. На другой день мы прочитали в газете, что ему было двадцать восемь лет, он владел фермой, имел жену и двух детей. На фиесту он приезжал каждый год после женитьбы. На другой день приехала его жена из Тафальи, чтобы проститься с покойным, а на другой день в часовне Сан-Фермина прошла служба, и члены танцевально-развлекательного общества Тафальи понесли гроб на вокзал. Впереди вышагивали барабанщики и звучали дудки, а за гробом шла жена с двумя детьми… За ними вышагивали члены всех танцевально-развлекательных обществ Памплоны, Эстельи, Тафальи и Сангесы, которые могли остаться на похороны. Гроб погрузили в багажный вагон, а вдова с двумя детьми сели, все трое, в открытый вагон третьего класса. Поезд резко тронулся и плавно покатил под уклон, огибая плато, по равнине через нивы, колыхавшиеся на ветру, удаляясь в сторону Тафальи.
Быка, убившего Висенте Гиронеса, звали Боканегра[120] (номер 118 из ганадерии Санчеса Таберно), и он стал третьим из быков, которых убил в тот же день Педро Ромеро. Ему отрезали ухо под всеобщее ликование и вручили Педро Ромеро, который, в свою очередь, вручил его Бретт, которая завернула его в платок – платок был мой – и засунула платок с ухом, а также с окурками «Муратти», подальше в ящик прикроватной тумбочки, стоявшей у ее кровати в отеле «Монтойя», в Памплоне.
Вернувшись в отель, я увидел ночного сторожа на скамье за дверью. Он сторожил всю ночь и очень хотел спать. Когда я вошел, он встал. Со мной вошли три официантки. Они были на утреннем представлении на арене. Они прошли наверх. Я поднялся следом и прошел к себе. Сняв туфли, я лег на кровать. Окно на балкон было открыто, и в комнату светило солнце. Спать не хотелось. Должно быть, я лег в полчетвертого ночи, а оркестры разбудили меня в шесть. У меня ныла челюсть с обеих сторон. Я осторожно ощупал ее. Ох уж этот Кон! Лучше бы он врезал кому-нибудь, когда его первый раз оскорбили, и убрался отсюда. Он был так уверен, что Бретт любит его. И решил остаться, ведь истинная любовь восторжествует. Раздался стук в дверь.
– Входите.
Вошли Билл с Майком. Они сели на кровать.
– Вот это энсьерро, так энсьерро, – сказал Билл.
– Слушай, ты там не был? – спросил Майк. – Билл, позвони за пивом.
– Ну и утро! – сказал Билл и провел ладонью по лицу. – Боже мой! Ну и утро! А тут старина Джейк. Старина Джейк, боксерская груша.
– Что там случилось?
– Боже правый! – сказал Билл. – Что случилось, Майк?
– Быки эти были все ближе, – сказал Майк, – напирали на толпу, и какой-то малый споткнулся и потащил за собой остальных.
– И все быки прошлись прямо по ним, – сказал Билл.
– Я слышал, как там визжали.
– Это Эдна, – сказал Билл.
– Ребята выходили и махали рубашками.
– Один бык пошел вдоль барреры и давай всех бодать.
– Ребят двадцать забрали в медпункт, – сказал Майк.
– Ну и утро! – сказал Билл. – Полицейские, черти, арестовывали ребят, хотевших покончить с собой с помощью быков.
– В итоге их увели волы, – сказал Майк.
– Примерно через час.
– На самом деле примерно через четверть часа, – сказал Майк.
– Ой, иди к черту! – сказал Билл. – Ты-то воевал. А для меня это были два с половиной часа.
– Где же это пиво? – спросил Майк.
– А что вы сделали с милой Эдной?
– Только что отвели домой. Легла спать.
– Как ей это понравилось?
– Прекрасно. Мы сказали ей, здесь так каждое утро.
– Она была под впечатлением, – сказал Майк.
– Хотела, чтобы мы тоже спустились на арену, – сказал Билл. – Она активная девушка.
– Я сказал, это будет нечестно по отношению к моим кредиторам, – сказал Майк.
– Ну и утро! – сказал Билл. – А ночка!
– Как твоя челюсть, Джейк? – спросил Майк.
– Ноет, – сказал я.
Билл рассмеялся.
– Не мог его стулом огреть?
– Хорошо тебе говорить, – сказал Майк. – Он бы и тебя вырубил. Я даже не видел, как он меня ударил. Я вроде как видел его перед этим, а потом раз, и я сижу на улице, а Джейк лежит под столом.
– Куда он потом пошел? – спросил я.
– Вот она, – сказал Майк. – Прекрасная дама с пивом.
Горничная поставила на стол поднос с бутылками пива и бокалами.
– А теперь принесите еще три бутылки, – сказал Майк.
– Куда пошел Кон после того, как ударил меня? – спросил я Билла.
– Так ты не знаешь?
Майк открыл бутылку пива. И налил пиво в бокал, держа бокал под самой бутылкой.
– Серьезно? – спросил Билл.
– Ну как же, – сказал Майк, – он пошел и нашел Бретт с матадорчиком в его номере, а затем сделал котлету из бедного несчастного матадора.
– Да ну!
– Ну да.
– Ну и ночка! – сказал Билл.
– Чуть не убил бедного несчастного матадора. После этого Кон захотел увести Бретт. Хотел, вероятно, сделать из нее честную женщину. Чертовски трогательная сцена.
Он сделал большой глоток пива.
– Вот говнюк!
– И что случилось?
– Бретт устроила ему взбучку. Стала его крыть. Думаю, она не стеснялась в выражениях.
– Готов поспорить, – сказал Билл.
– Тогда Кон обмяк и расплакался, и захотел пожать руку матадорчику. И Бретт он тоже хотел пожать руку.
– Знаю. Он и мне руку пожал.
– Правда? Ну, с ними это не прошло. Матадор оказался парень не промах. Он лишних слов не говорил, но раз за разом бросался на Кона и раз за разом получал. Кон так и не смог его вырубить. Наверно, было чертовски забавно.
– Кто тебе все это рассказал?
– Бретт. Видел ее утром.
– И что в итоге?
– Матадорчик, похоже, сидел на кровати. Кон уже приложил его раз пятнадцать, а ему все было мало. Бретт схватила его и не пускала. Сил у него почти не осталось, но Бретт не смогла его удержать, и он встал. Тогда Кон сказал, что больше бить его не будет. Сказал, у него рука не поднимется. Сказал, это будет низко. Тогда матадорчик двинулся на него на нетвердых ногах. Кон попятился к стене. «Значит, больше б