Голос старухи, неожиданно громкий, звонкий, какой-то въедливый, проникал в меня почти до печени. Иногда, когда собеседник начинает вываливать мне на голову кучу ненужных сведений, я, старательно изображая на лице полнейшее внимание, просто отключаюсь, начиная думать о своем. Впрочем, наверное, всем встречались на жизненном пути редкостные зануды, которые на дежурный вопрос: «Как дела?» – мигом начинают рассказывать вам о всех своих проблемах. Но Роза Константиновна обладала тем редким тембром голоса, о котором мечтают политические деятели. Господь наградил даму явно элитными голосовыми связками. Во-первых, если закрыть глаза, то создается полное впечатление, что кричит молодая женщина, а во-вторых, от ее рассказов, казалось, некуда деться. Уйти в себя невозможно, голос навязчив и громок, а убежать из столовой просто неприлично, все-таки даме явно за семьдесят!
– Второй сын оказался более удачным, – гремело под потолком, – у него родилось двое детей, ну да о них потом.
Ефим встал, молча взял тарелку с недоеденным мясом и ушел.
– Он сначала пытался работать врачом, – сообщила Роза Константиновна, перекрывая гудок электрички, проносящейся мимо Алябьева, – но Эльза…
– Ой, – подскочила Кара, – надо же, я совсем забыла!
Качая головой, она вынеслась за дверь.
– Эй, погоди, – выкрикнула Тина, кидаясь за ней, – ты мне нужна!
– Нам тоже! – проорали Кирюшка с Лизаветой и, прихватив со стола по два пирожка с капустой, спешно ретировались.
– Ее возмутило, что невестка не подает ему завтрак, – не останавливалась бабуля, – и она…
Максим судорожно закашлялся:
– Извините, мне надо выпить микстуру, простыл.
Через минуту в столовой остались только беспрестанно болтающая Роза Костантиновна, я и Настя, не сумевшие найти повода для бегства. Впрочем, мне повезло. Не прошло и пяти минут, как в дверь заглянула горничная Ася и вежливо сообщила:
– Евлампия Андреевна, там к вашим собачкам ветеринарша приехала.
Обрадовавшись сверх меры, я понеслась на выход, голос Розы Константиновны подталкивал меня в спину, словно железный кулак. Впрочем, старушку не смутило, что у нее осталась лишь одна слушательница, бедная Настя. Бабушка повернулась к ней и воскликнула:
– Деточка, сейчас все расскажу!
Последнее, что я увидела, закрывая дверь столовой, это абсолютно несчастный взгляд девушки, предназначенной в жертву говорливой старушонке.
Глава 8
С ветеринаром нам повезло. Милая, отлично знающая свое ремесло Леночка очень любит животных. Они платят ей тем же и охотно идут к ней в руки. У Лены имеется машина, весьма потрепанная «Ока», на которой она лихо рулит, никогда не отказывая своим пациентам. Впрочем, у нее двое детей, не слишком большой оклад, и ей очень нужны деньги.
Рыженькая собачка спокойно дала себя осмотреть.
– Явно домашняя, – пробормотала Лена, – блох нет, когти подстрижены, уши чистые, да и кормили, похоже, очень хорошо, совсем не истощенная. Ба, да на ней ошейник, смотри.
Я наклонилась и увидела на шее собачки тоненькую полосочку светло-коричневой кожи, почти слившейся по цвету с густой рыжей шерстью.
– Надо снять, – посоветовала Лена, – иногда с изнаночной стороны хозяева пишут адрес или телефон.
Мы стащили полосочку и обнаружили на ней надпись, сделанную синей шариковой ручкой: «Эми».
– Эми, – позвала я.
Собачка затрясла хвостом, выражая полнейшую радость.
– Вот и познакомились, – улыбнулась Лена и стала осматривать ее лапу.
Спустя некоторое время ветеринар пробормотала:
– Странное дело. Кости целы, никаких ран нет, я думала, может, в подушечке застряла заноза, но, похоже, нога совершенно целая и здоровая. Интересно, отчего Эми ее поджимает?
– Она громко заплакала, когда увидела меня, – сказала я, – и заковыляла на трех ногах.
– Ну, ну, – пробормотала Лена и спросила: – Эй, Эми, хочешь кушать?
Волшебный глагол мигом был понят найденышем. Собачонка резво соскочила с дивана и забегала по комнате на четырех конечностях, не испытывая ровным счетом никаких неудобств.
– Знаешь, что я тебе скажу, – протянула Лена, – тут чистая психология. Эми – настоящая симулянтка, помнишь, как Муля залезала на диван и изображала умирающего лебедя?
Я засмеялась: конечно, помню. Наша толстенькая, прожорливенькая Мулечка обожает перекусить, но вот беда, ей велено сидеть на диете. У мопсов случается ожирение сердца и, как следствие этого, преждевременная смерть. А мы не хотим, чтобы Мульяна покинула нас. Поэтому и стараемся строго придерживаться предписанного ветеринаром рациона. Мясо, овощи, фрукты, нежирная рыба и никаких конфет вкупе с кашей и макаронами. Но Мульдозер, так прозвал мопсиху Кирюшка, как все тучники, обожает именно то, что строго запрещено. Она, конечно, слопает и мясо с овощами, но без упоения и восторга, а вот от мороженого или ватрушки с творогом может прийти в настоящий экстаз.
Зимой мы обнаружили у нее на грудке жировик и решили от греха вырезать липому. Естественно, операцию провели под общим наркозом, потом Муля восседала на диване, в горе подушек, слабо взвизгивая, если неудачно поворачивалась. Ей было больно и некомфортно в бинтах. Швы велели снять на седьмой день, и мы всю неделю таскали ей на софу строго запрещенные, но обожаемые яства: мороженое, пряники, макароны с сыром, рисовую кашу и – венец разврата – восхитительное сдобное печенье курабье. Потом, освободив Мульку от швов и бинтов, мы взвесили ее, схватились за голову и мигом посадили обжору на отварную капусту.
Так вот, увидав, что в миске лежат противные зеленые листья, Мулечка мигом залезла на диван и застонала. Мы прибежали на звук. Хитрая мопсиха полулежала на подушках, весь ее вид говорил: «Мне плохо, я страдаю, несите быстро вкусную еду и выкиньте, бога ради, отвратную капусту, знаете же, что я не перевариваю овощи из семейства крестоцветных». Она долго еще прикидывалась недужной, укладываясь при каждом удобном случае в пледы.
– Думается, Эми когда-то поранила лапку, – пояснила Лена, – и запомнила, как вокруг нее скакали, вот и решила разжалобить тебя.
Я посмотрела на весело прыгающую Эми. Похоже, Лена права.
– Эй, Лиза, Кирюша, Тина!
– Что? – завопили дети, гурьбой влетая в комнату.
– Сделайте на компьютере объявление о пропаже собаки и расклейте по поселку.
Ребята очень обрадовались новому занятию.
– Ща сгоняю к Редькиным и узнаю, сколько домов в Алябьеве, – оживился Кирюша, – и повесим объяву на каждые ворота.
– Ага, – подхватила Лиза, – еще сделаем фото собаки и пропустим через сканер.
– Точно, – подскочила Тина. – Побежали.
И они улетели, уронив по дороге пару стульев и очередную напольную вазу. Слава богу, что они все в этом доме сделаны из небьющегося материала: латуни, бронзы и дерева.
– Да, – покачала головой Лена, – я спокойна за судьбу Эми, она знала, под чьими воротами усесться.
Костин позвонил на следующий день после трех.
– Можешь приехать в пирожковую?
– Конечно, – обрадовалась я, – моментом прилечу.
– Смотри только, чтобы мне потом не пришлось ехать на Садовое кольцо, к начальству, в ГИБДД и выручать тебя, ясно? – буркнул Володя.
Я обиженно промолчала. Конечно, я вожу машину не слишком профессионально, но вполне нормально, зря Вовка придирается. Из лап ГИБДД он вытаскивал меня всего пару раз и то за мелкие нарушения – отчего-то я не нравлюсь сотрудникам дорожно-постовой службы, и они, вместо того чтобы просто, как со всех, взять с меня деньги, отбирают у несчастной Лампы права и вынуждают отправляться сначала в сберкассу, а потом в отделение.
На этот раз Вовка опоздал, влетел в пирожковую запыхавшись и с ходу заявил:
– Слушай, дело не слишком приятное.
Я притухла.
– На дне бачка…
– Про джинсы и револьвер знаю.
– Ага. Имей в виду, кровь Глеба Лукича. А на рукоятке пистолетика отпечатки пальцев Рады. Год тому назад Раду почти до обморока напугал грабитель. Подстерег ее возле входа в бутик и рванул с плеча сумочку. Ее муж страшно обозлился и решил сделать женушке подарок. Заказал в Ижевске на оружейном заводе эту пукалку и преподнес Раде. Она ее все время с собой таскала. Разрешение имеется, оформлено по всем правилам. Рада, конечно, принялась бить себя в грудь, клясться, что не понимает, каким образом орудие убийства попало под подоконник в ее спальню, но у следователя веры ей нет, там полно ее отпечатков.
– Так это неудивительно, – воскликнула я, – она же пользовалась пистолетиком, сам сказал, что вечно таскала его с собой!
Вовка тяжело вздохнул:
– Лампудель, вдумайся, там только ее отпечатки, других нет.
– Убийца был в перчатках!
– Во-первых, он бы тогда смазал те следы, которые имелись на рукоятке, а во-вторых, теперь возможно идентифицировать пальцы, одетые в кожу. Да, мы не можем определить, кто хватал, предположим, стакан. Просто скажем: «Его брала рука, затянутая в перчатку» – ясно?
Я кивнула.
– Так вот, таких следов на пистолете нет, там только везде «пальчики» Рады. Есть еще одно…
– Что? – безнадежно спросила я. – Ее сфотографировали в момент выстрела?
– Нет. Но есть интересные показания свидетельницы, горничной Аси Ломакиной. В свой последний день жизни Глеб Лукич крепко повздорил с Радой, не стану тебе живописать подробности, но он объявил ей, что собирается разводиться, якобы встретил другую женщину и желает избавиться от прежней жены. Предлагал Раде отступные, а та распсиховалась и заорала: «Я тебя убью, если не мне, то и никому не достанешься». Конечно, не все, выкрикивающие подобные заявления, на самом деле становятся убийцами, но, согласись, это жирный минус для Рады. Похоже, дамочка решила получить не отступные, а все. И действовала мгновенно, без промедления, боясь, что муженек перепишет завещание. Вечером узнала о предстоящем крахе семейной жизни, ночью пристрелила ветреного супруга. Все логично, четко и ясно.
Я молча ела пирожок, не ощущая вкуса. Да уж, положение хуже некуда, только мне все равно не верится, что Рада убила Глеба Лукича. Она такая ребячливая, инфантильная, безвольная, ведомая…