Быстро сунув улику в карман, я аккуратно развернула один из трюфелей, лежащих в вазе, и принесла фантик доктору.
– Вот.
Врач помял в руках бумажку.
– По-моему, ничего особенного.
– Дайте сюда, – велел Макс. – И впрямь, нормальная обертка.
– Могу предположить только одно, – пробормотал доктор, – это аллергия. Ничего другого просто не лезет в голову. Эпилепсию отметаем сразу, да и выглядит припадок совсем не так… Давление как у космонавта, сердце работает великолепно.
– Да?! – взвизгнула Роза Константиновна, почуявшая момент, когда наконец можно выйти в полном блеске на сцену. – Ах, я так пережила это событие, так испугалась, так измучилась, вот у меня-то точно начался гипертонический криз! Воды, врача, папазол, срочно!
– Спокойно, спокойно, – сказал доктор, – я никуда не уезжаю, сейчас померяем давление.
Роза Константиновна рухнула на другой диван, рывком выхватив из-под головы Галины Михайловны подушку, и вытянула ноги. На софе, куда свалилась первая жена Глеба Лукича, лежало штук шесть думок, но вредной бабе потребовалась именно та, которую оккупировала мать Кары.
– Сто десять на семьдесят, – удовлетворенно возвестил врач, – изумительные цифры для вашего возраста, никакой гипертонии, дибазол с папаверином тут не нужен.
– Ах! – вновь взвизгнула Роза Константиновна. – Значит, опять приступ мерцательной аритмии, о-о-о, как кружится голова:
Замороченный доктор приставил к ее груди стетоскоп.
– Ритм нормальный, тоны хорошие…
– А-а-а, умираю, голова разламывается…
Пару секунд терапевт колебался, затем принял решение:
– Сейчас сделаем укольчик…
Забытая на другом диване Галина Михайловна возмутилась и подала гудок:
– Язык словно наждак, кажется, я сейчас впаду в кому, наверное, диабет начинается.
– О-о-о, голова лопается…
– Во рту сухо, в глазах темнеет.
– Ноги отказывают…
– Руки холодеют…
Несчастный врач совсем растерялся. Карина, мигом сообразившая, что происходит, командным голосом велела:
– Мама, прекрати свои глупости. Тебе не следовало есть шоколад. Зачем вообще взяла трюфель, ты же их не любишь.
– Захотелось, – голосом капризной девочки протянула мать. – Никогда не употребляла эти конфеты, а тут очень, ну прямо очень…
– Сейчас примешь супрастин и заснешь.
– Никогда не следует есть то, от чего организм отказывается, – невпопад влез Макс. – Я вот пиво терпеть не могу, пошел в баню с приятелями, ну они меня и сломали: глотни пивка да глотни пивка. Выпил бутылочку, так потом плохо было! Пена, правда, изо рта не лезла.
– Я умираю!.. – стонущим голосом вклинилась в разговор Роза Константиновна. – Чуя близкую смерть, хочу раздать последние указания. Кара, подойди сюда.
Невестка с обреченным видом встала перед диваном. Царственным жестом свекровь вытащила из мочек тяжелые серьги с огромными переливающимися камнями и протянула их Каре:
– Возьми самое дорогое, что имею, эти подвески. Глеб Лукич купил их мне в Ленинграде. Ах, там тогда, в 50-е годы, были такие комиссионные магазины, просто…
– Я сейчас скончаюсь, – донеслось с другого дивана.
Кара дернулась было на зов, но свекровь морщинистыми, цепкими пальцами сильно схватила ее за запястье.
– Глеб Лукич вошел в антикварную лавку…
– Душно, откройте все окна…
– О-о-о, умираю, носи их, дорогая, и вспоминай меня. Видишь, я не то что некоторые, на краю могилы думаю не о себе, а о других, оставляю любимым людям все!
– Намекаете на то, что я, умирая, ничего не завещала дочери? – закричала, садясь, Галина Михайловна.
– Что вы, дорогая, – парировала, приподнимаясь, Роза Константиновна, – просто ухожу в мир иной и хочу, чтобы близкие были обеспечены. Продав эти роскошные бриллианты, сии изумительные, раритетные серьги, Карочка сумеет пару лет вести привычный образ жизни.
– Все, что у меня есть, это квартира, и она принадлежит дочери!
– Однокомнатная трущоба на первом этаже в удаленном районе, – тихо, но так, что все услышали, прошипела Роза Константиновна. – Она стоит копейки, а Карочка привыкла ни в чем себе не отказывать.
Галина Михайловна побагровела:
– Вы хотите сказать, что моя дочь разбалованная лентяйка?
– Упаси бог, просто констатирую факт. Карина жила за спиной Ефима в полном спокойствии, а теперь, когда мой несчастный сын столь трагически ушел из жизни, – всхлипнула Роза Константиновна, – теперь-то ей куда деваться? Работать идти? Но ведь Карочка ничего не умеет делать!
Галина Михайловна разинула рот.
– Нет-нет, – замахала руками Роза Константиновна, – я ни в чем не упрекаю бедную детку! Она же не виновата, что родители не сумели дать ей достойное образование. Курсы машинописи! На этом далеко не уедешь! К тому же Карочка последние годы не приближалась к пишущей машинке, целиком посвятив себя мужу. Я-то выучила Ефима на факультете журналистики МГУ, престижнейшее место. Но у меня был состоятельный супруг, работящий, приносящий по советским временам тысячи! А у вас…
– Что у меня?
– Ну, милая! Всем же известно, что отец Кары запойный алкоголик. Удивительно еще, что муженек не пропил вашу квартиру. Простите, я не слишком хорошо разбираюсь в спальных районах, как называется тот, где расположена ваша жилплощадь?
– Бескудниково, – поймалась на крючок Галина Михайловна.
– Как? Паскудниково? Боже, какое ужасное название. Хотя, помнится, тут, недалеко от этого загородного дома, было когда-то некое Суково, а теперь оно называется Солнцево, очень романтично. Жителям вашего района следует обратиться в мэрию, и Паскудниково переименуют в какое-нибудь Ромашкино!
– Бескудниково, – рявкнула Галина Михайловна, демонстрируя завидный объем легких, – старый, обжитой, экологически чистый район!
– Надо же, – покачала головой Роза Константиновна, – я ослышалась! Впрочем, когда всю жизнь живешь в двух шагах от Кремля, естественно, плохо знаешь окраины. Но суть одна: Бескудниково, Паскудниково – средств, вырученных за вашу жилплощадь, Каре хватит на месяц, а мои серьги…
Галина Михайловна резво вскочила, подбежала к двери и заявила:
– Кара, здесь издеваются над твоей матерью, немедленно покидаем этот дом.
– Извини, мама, – устало ответила Кара, – но, по-моему, тебе следует пойти в спальню и отдохнуть. Очень душно, очевидно, сейчас начнется гроза.
– Ах! – затарахтела, хватаясь руками за голову, Роза Константиновна. – Ах, какой ужас, что вы меня превратно поняли, я старалась для Кариночки, ах, мне плохо, воды…
Закатив глаза, Роза Константиновна обрушилась на диван. Потный доктор, растерянно моргая, склонился над ней. Галина Михайловна осталась у порога в одиночестве, кусая губы. Раунд был ею проигран с разгромным счетом.
Глава 16
Вечером, когда все наконец разбрелись по комнатам, я толкнулась к Тине. Девочка лежала в кровати, читая газету «Скандалы» и одновременно поглядывая в телевизор, где шла какая-то совершенно не детская передача. По экрану метались голые тела, и слышалась ненормативная лексика. На тумбочке возле постели высилась груда оберток и пластиковых стаканчиков из-под мороженого.
Я вытащила фантик.
– Вкусная была конфетка!
– Ой, – подскочила Тина, – она тебе попалась! Извини, Лампуша, я думала, Анжелика схватит, она постоянно конфеты жрет, вазами. Утром положат сладкое, через час нету, Ликочка скушала. И ведь не толстеет совсем.
– Угощение попало Галине Михайловне, но я успела спрятать бумажку, чтобы Кара и Макс тебя не убили.
– Спасибо, – обрадовалась Тина. – Вот дела, она же всегда от конфет отказывалась. Небось здорово выглядело?
– Здоровее некуда, «Скорую» вызывали.
Тина захихикала:
– Галина Михайловна очень противная. На днях заглянула ко мне в комнату и прошипела: «Знаешь, почему господь тебя наказал? Потому что вон сколько игрушек валяется. Жуткие деньги потрачены зря». Я так и не поняла, что она хотела сказать.
– Забудь.
– А вчера я собралась намазать бутерброд икрой, а она отняла банку и заявила: «Не смей, это для взрослых, ты еще копейки не заработала».
– Наплюй.
– Все равно мне жалко, что не Анжелике попала «Отвратительная конфета».
– Какая?
– Ну прикол так называется – «Отвратительная конфета». По виду и запаху простой трюфель, а стоит ее сунуть в рот, жутко кисло делается, пена валит… Эх, Анжелике не досталась, я ее терпеть не могу.
– Почему?
– Противная очень.
– Чем же Лика тебе досадила? – удивилась я. – Сидит весь день, уткнувшись носом в учебник, никому не мешает.
– Она врунья.
– Да? Что же наврала?
Тина пожала плечами:
– Все время говорит, что у нее в Москве никого нет, а сама каждый вечер идет в комнату для гостей, ну, последнюю по коридору, и звонит какому-то Роберту. Специально аппаратом в холле или гостиной не пользуется, небось боится, что кто-нибудь подслушает, а в этой комнате со всех сторон никого. – Как же ты услыхала?
Тина усмехнулась:
– Очень просто. Комнаты для гостей друг за другом идут. Сначала те, в которых вы живете, потом пустые. Лика в последнюю шмыгает, а я в соседнюю, между ними ванная и тоненькая дверь! Прикладываю ухо к щелке, и очень даже хорошо все слышно. Она с этим Робертом так сюсюкает. Кисонька, заинька, мой песик… Ну смех, да и только.
– Зачем же ты пошла подслушивать, это же некрасиво.
Тина фыркнула:
– Подумаешь! Мы в сыщиков играем, каждый за своим объектом следит. Я за Ликой, Кирюха за Максом, а Лизке Кара досталась. Кто больше секретов про своего узнает, тот и победил!
– Ну и какие такие страшные тайны вы разведали?
– Никому не расскажешь? – прищурилась Тина.
– Я не болтлива.
– Ты классная, – согласилась Тина, – прямо суперская, Лизке с Киркой повезло. Ладно, слушай. Кара и Макс любовники.
– Да ну! – фальшиво удивилась я.
Тина удовлетворенно засмеялась:
– Вот видишь, тайн полно. Они по ночам встречаются. Лизка их на пленку сняла!