Очень часто со стороны и вправду казалось, что Жук-тренер был слишком жесток. Что спортсмены для него – лишь расходный материал. Он одним из первых в фигурном катании выдвинул и поставил на конвейер идею объединить в паре большого сильного фигуриста и миниатюрную партнершу. Такими были пары Черкасова – Шахрай, Пестова – Леонович, Першина – Акбаров. Правда, Черкасова, в которой Жук был склонен видеть новую Роднину, обманула надежды тренера – выросла за год больше чем на 15 сантиметров. Но до этого Жук успел шокировать публику, выставив на показательном прокате сразу две свои пары. Под музыку популярного шлягера партнеры то и дело менялись, что отнюдь не мешало им делать предельно сложные парные элементы. Потом то же самое было проделано с тремя парами.
Тогда новшество не оценили. Признавали, что задумка интересная, но, с другой стороны, индивидуальность в фигурном катании всегда ценилась выше, чем механическая отлаженность исполнения. Думал ли сам Жук, что пройдет время, и в его виде спорта на мировом уровне появится новая дисциплина – precision (или synchronized) skating – групповое катание, основанное на геометрически правильных линиях и элементах? Скорее всего, им просто двигало желание в очередной раз придумать что-то совершенно новое.
Сказанная тренером в 1992-м фраза: «Эх, если бы у меня была практическая работа!» – недвусмысленно давала понять, насколько страдает Жук без настоящего дела. Убеждая себя в том, что фанатично пахать на старости лет, не получая за это соответствующей оплаты, просто несолидно, он мгновенно согласился на это, когда его все-таки пригласили в сборную консультантом. Правда, в команде он продержался недолго. Говорили, что виной тому была все та же неисправимая слабость – алкоголь. Хотя, скорее всего, тренеру было просто скучно.
Одним из самых обиженных на Жука людей долгое время казался мне первый партнер Ирины Родниной Алексей Уланов. После Олимпийских игр 1972 года в Саппоро, уйдя – во многом по собственной инициативе – от Родниной к Людмиле Смирновой, Уланов фактически поставил крест на своей столь блистательно начинавшейся карьере. Его место рядом с олимпийской чемпионкой занял Александр Зайцев, вновь созданная пара вскоре перешла к Татьяне Тарасовой, а все более редкие воспоминания болельщиков об Уланове сводились к одному: да, катался когда-то…
С фигуристом я встречалась еще при жизни тренера – в 1993-м. Застарелая обида как на тренера, так и на прежнюю партнершу прорывалась в разговоре чересчур заметно даже спустя два десятка лет.
– То, что меня вынуждали делать на льду, очень часто казалось просто диким, – рассказывал Алексей, имевший помимо всего прочего еще и музыкальное образование. – Я категорически не приемлю, когда балетмейстер, составляя программу, берет из симфонии Моцарта три такта начала, четыре такта главной темы, восемь побочной и 25 – из финала. Это варварство. Но это сплошь и рядом практикуется в фигурном катании. Что касается Ирины, то я прекрасно понимал, что, несмотря на все наши успехи, она никогда не сможет стать моим идеалом фигуристки. У нее был один очень серьезный недостаток. Она не слышала музыку – только ритм. И когда мы сделали «Калинку», это было в каком-то смысле ее творческим пределом. К тому же Ира совершенно открыто говорила, что после Игр в Саппоро кататься не будет. Когда я узнал об этом, то еще раз предложил Смирновой выступать вместе. Тем более что после возвращения из Японии мы поженились. Но когда Жук осознал, что произошло, нас с Людмилой, с его подачи, стремились любыми способами убрать из сборной вообще. Доходило до того, что на чемпионате мира—72, куда мы с Людмилой приехали уже будучи мужем и женой, но катались еще в своих парах, нам пытались запретить жить в одном номере. И на следующий год мы смогли поехать на чемпионаты Европы и мира только благодаря тому, что у нас были персональные приглашения от организаторов. Кстати, помните легендарный случай, который возвели в ранг подвига, когда Роднина и Зайцев катались без музыки и стали чемпионами мира?
– Да, конечно.
– Это была величайшая авантюра Станислава Алексеевича. Который просто-напросто попросил своих друзей воткнуть отвертку в магнитофон, чтобы остановить музыку!
Эта фраза выдающегося фигуриста произвела на меня, помнится, шокирующее впечатление, и я не выдержала: «Ну, знаете! Такие обвинения требуют доказательств!»
– Я слишком хорошо знаю Жука, – ничуть не смутившись, продолжал Уланов. – Он – большой профессионал, но всегда подстраховывался со всех сторон. Вспомните, как все происходило: когда музыка оборвалась, главный судья скомандовал фигуристам остановиться, а Жук кричал: «Продолжайте!» Уже потом ИСУ вынесло решение, согласно которому за неподчинение главному судье спортсмены должны быть дисквалифицированы. А тогда Родниной и Зайцеву просто предложили перекатать программу, после того как закончат выступать все остальные. А это значило, что если бы они что-то сорвали, то имели бы право прокататься еще раз.
– Но они же ничего не сорвали.
– А кто знал, что не сорвут? Перед этим-то Зайцев на чемпионате СССР простоял 30 секунд на двух ногах, когда надо было исполнять дорожку. Ну а когда уже после чемпионата мира Роднина сказала, что накануне старта видела все, что произошло, во сне, то я окончательно убедился, что их победа была спланирована заранее…
Тогда я, естественно, не знала, что после выхода улановского интервью мне позвонит Жук и скажет: «А я ведь видел, как Алексей уронил Иру с поддержки на их последнем совместном чемпионате мира – вниз головой, просто убрав руки. Видел, но так и не смог сказать Ире об этом. Какими бы глазами она стала смотреть потом на близких людей?»
Не знала, но вновь не удержалась от сарказма в адрес Уланова:
– Точно так же, видимо, в свое время были спланированы и ваши победы с Родниной?
– Мы действительно были лучшими, – последовал ответ…
Собственно, в этой заключительной фразе была изложена суть всей работы Жука-тренера. Его спортсмены были лучшими всегда. Другое дело, что в кругу коллег далеко не все готовы были признать этот факт вслух. Гораздо более популярной была иная точка зрения: что Жук, имея неограниченный приток в свою группу свежего «материала», просто бросает людей через высоченный барьер, откуда они штабелями падают вниз, на землю. Кто выживет – тому повезло…
Считалось, что больше других выдающегося тренера должна не любить Татьяна Тарасова. Когда Роднина с Зайцевым ушли в 1974-м к ней в группу, тренеру еще не было и тридцати лет. Отношения Тарасовой с Жуком после этого испортились сразу и надолго. Маститый мэтр еще много лет не здоровался с «самозванкой».
Одиннадцатью годами позже в своей автобиографической книге «Четыре времени года» Тарасова написала о Жуке:
«Станислав Алексеевич – тренер, который, кажется, из любого может сделать чемпиона, человек, который, как никто, предан фигурному катанию. Человек, которого нельзя не уважать за то, что он вот такой, какой есть: то со зверским выражением лица, то с чрезмерной радостью и без всякой попытки выглядеть лучше перед камерой телевидения.
Не понимать и не отмечать, что Жук талантливейший тренер, может только человек, далекий от фигурного катания. Великолепно знающий технику катания, умеющий находить для себя материал – и только для себя. Предугадывающий на год, чему надо учить и, главное, как, какие мышцы накачивать, сколько часов провести в зале, с какими предметами. Сколько нужно пробегать, сколько нужно проплакать, сколько нужно выкатать, сколько нужно выстрадать. Прежде он тонко чувствовал время, когда необходимо тренироваться вместе с ним, а когда нужно выходить на лед без него… Энциклопедические познания Жука в фигурном катании нельзя не признавать любому тренеру, даже и тому, который не любит Станислава Алексеевича.
<…> Я наблюдала за ним, еще когда была спортсменкой. Он постоянно что-то изобретал в фигурном катании, постоянно экспериментировал, не жалея спортсмена, но в первую очередь самого себя. Рассказывали, что, когда распался его союз с первым и единственным тренером Петром Петровичем Орловым, Жук себя и Нину (свою партнершу и жену) тренировал сам. Тренировал много и жестоко. Я плохо помню, как он катался, но зато прекрасно помню его первых учеников – Татьяну Жук (Таня его родная сестра) и Александра Гаврилова, которые уже в те годы катались точно как часы. А глядя на них, можно было понять, что молодой Станислав Алексеевич – незаурядный тренер. Его питомцы не срывали элементы, каждый шаг у них был отточен, движения строго параллельны. Они делали элементы, которые никто в парном катании не делал, а то, что уже было известно, они исполняли с абсолютной чистотой.
<…> Жук создал новую пару Роднина – Зайцев. И весь тренерский состав сборной сидел и смотрел их тренировки. Это было феноменально. Чувство нереальности происходившего тогда не покидает меня и по сей день. Невозможно себе представить, чтобы за такой короткий срок можно было сохранить чемпионский почерк дуэта, в котором осталась только партнерша. Мало того, сделать катание пары еще лучше – мощнее и интереснее. Первая победа Родниной и Зайцева – настоящая победа – пришла к ним не на международном турнире, а именно на том выступлении в Запорожье, когда лучшие специалисты страны увидели, что можно сделать в фигурном катании. Я помню, как Ира и Саша впервые поднялись на пьедестал – это было на европейском первенстве в Дортмунде в 1973 году, на табло горели оценки в шесть баллов, и Жук хохотал.
Я помню, как на следующий год в Братиславе, на чемпионате мира, во время произвольной программы, отключилась музыка, и композицию Ира и Саша докатывали в абсолютной тишине. Потом, когда на видеозапись наложили музыку, выяснилось, что спортсмены двигались точно в мелодию. Такое самообладание под силу только ученикам Жука. Он как скульптор лепит не только великих спортсменов, но и великие характеры.
<…> Говорят, что Жук жестокий. Конечно, он суров, но только по отношению к работе. Я не раз видела, как его ученики, правильнее сказать, его дети, по рассказам, будто бы замученные и угнетенные им, обнимали Стаса, ползали по нему, когда мы летали вместе в самолетах (самолет, по-моему, становится самым популярным местом общения тренеров сборной) на чемпионаты и турниры. Они всегда относились к Жуку как к отцу с тяжелым характером, но единственному и родному…