— Мы узнаём о них только потому, что их ловят, — возразил Декер. — Возможно, многих шпионов так никогда и не разоблачают.
Браун кивнула.
— Итак, слабое место Дабни — его дочь. Он решил, что ей угрожает опасность, и, возможно, стал действовать чересчур поспешно. Или, быть может, на какое-то время отошел от шпионской деятельности и порядком заржавел… Так или иначе, Дабни находит своего прежнего связника, чтобы помочь Натали. Однако на этот раз мы его схватили. Но слишком поздно, поэтому мы не смогли помешать ему продать секреты, после чего убить Беркшир и покончить с собой.
— Ну, другим новым фактором было то, что Дабни знал о своей близкой смерти, — напомнил Богарт.
— Мы уже высказывали предположение, что Дабни, убив Беркшир и покончив с собой, возможно, пытался искупить все то плохое, что сделал на протяжении многих лет, — добавила Джеймисон.
— Ну, а ты что думаешь на этот счет? — Богарт посмотрел на Декера.
Тот ответил не сразу. Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал отрешенно, словно Амос обращался не к присутствующим.
— Это разумное предположение, но я не уверен, что именно так все и произошло.
— Но почему нет? — спросила Браун. — Почему ты думаешь, что эта теория неправильная?
— Она оставляет без ответов слишком много вопросов — в первую очередь, кто напал на меня и похитил флешку? И кто убил Сесилию Рэндолл? Потому что, думаю, это, скорее всего, те же самые люди, которые заставили Уолтера Дабни похитить секреты, чтобы спасти свою дочь.
— Ну, возможно, это та самая шпионская сеть, на которую Дабни уже работал в прошлом, — сказала Браун. — Предположим, он в течение многих лет крал секреты, но затем отошел от дел. Его кураторам это не понравилось, однако они не могли ничего поделать, ибо Дабни в ответ мог их разоблачить. Но тут у Натали возникают неприятности из-за пристрастия к азартным играм, и шпионы видят в этом способ заставить Дабни вернуться к прежнему ремеслу. Если он поверил, что его дочь действительно должна десять миллионов долларов, он понял бы, что ему нужно похитить очень серьезные секреты. Так он и сделал — открыл потайную дверь к нашим защищенным базам данных.
— Ты в этом уверена? — спросил Декер.
— Что?.. Да.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что мы проследили ниточку от украденной информации к Дабни. У него был к ней доступ. Именно его пароли открыли различные точки входа, которые он знал, поскольку выполнял работы для РУМО.
— А это не мог быть кто-нибудь другой из его фирмы?
— Декер, имелся также биометрический контроль. Это был Дабни, он, и никто другой. Электронный след оказался очень запутанным — вот почему мы вышли на Дабни уже тогда, когда тот осуществил все задуманное.
— Значит, у получателя этой информации какое-то время имелась потайная калитка, ведущая в святая святых баз данных РУМО?
— Да.
— И он уже успел выведать какие-либо секреты?
— К сожалению, успел.
— Что-нибудь конкретное, представляющее особую важность?
— Все это представляет особую важность!
— Согласен. И все же на ум не приходит ничего определенного?
— Ну, я уже говорила, что речь, в частности, шла о наших законспирированных агентах за границей. И, как я сказала, несколько человек уже разоблачены.
— Что-либо еще?
Вздохнув, Браун задумалась.
— На самом деле все это относится не только к РУМО. Там была информация, связанная с другими ведомствами — АНБ, ЦРУ, Объединенным комитетом начальников штабов, Управлением по борьбе с наркотиками и даже ФБР.
— Имеющая отношении к чему?
— Имеющая отношение к тому, к чему у тебя нет допуска. Но, в духе сотрудничества, могу сказать, что это имеет отношение к совместным операциями разведывательных ведомств на Ближнем Востоке, к стратегии борьбы с ИГИЛ; это разведданные о войне в Сирии, намерения России в отношении прибалтийских государств и возможные ответы НАТО на них. На самом деле список очень обширный.
— И удар может быть нанесен в любом из этих мест, — сказал Декер. — Потому что, по твоим словам, в перехваченном разговоре упоминалась фамилия «Дабни» и угроза является неминуемой?
— Совершенно верно. Объем работы очень большой. На самом деле слишком большой.
— Но ведь в Белом доме нам сказали, что нападение состоится здесь, в Соединенных Штатах, — напомнил Богарт.
— И я вовсе не утверждаю, что разведданные ошибочны, — добавила Браун. — Просто я не могу их подтвердить.
— Беркшир не имеет никакого отношения к Ближнему Востоку, — произнес Декер. — Однако все переговоры велись на арабском.
— Ну, возможно, русские работали с какими-то ближневосточными группировками, — сказала Браун. — Взгляните, как активно они сейчас ввязались в то, что происходит в Сирии. Они хотят упрочить свои позиции в регионе, а затем, отталкиваясь от этого, снова стать сверхдержавой. Если мы отвлечемся на атаку у нас в стране, там образуется вакуум, который Москва не замедлит заполнить.
— Понимаю, как работает такая стратегия, — заметил Декер.
— Есть новые перехваты? — спросил Богарт.
Браун пожала плечами.
— Упоминание фамилии Дабни мы больше не слышали, но, как нам сообщили в АНБ, за последнее время объемы переговоров резко возросли. Наш опыт показывает, что это говорит о приближающейся кульминации. Когда переговоры прекратятся, это будет говорить о том, что атака вот-вот состоится. По крайней мере, так было в прошлом.
— То есть, как только наступит тишина, это будет означать, что бомба готова взорваться? — спросил Декер.
— Да.
— В таком случае будем молиться о том, чтобы переговоры продолжались.
Глава 72
Декер бежал. Но только не в действительности.
Он бежал во сне.
Амос был в форме «Кливленд Браунз». Его двадцатидвухлетний образ стремительно бежал через все поле в стартовом матче нового сезона НФЛ. В команду он попал благодаря своим особым возможностям, что в первую очередь означало готовность самоотверженно бежать вперед и налетать на игроков противника таких же габаритов с безрассудством, граничащим с безумием.
И вдруг из ниоткуда последовал удар. Страшный удар сзади, сбивший Декера с ног, сорвавший с него шлем и отшвырнувший его на три фута, оглушенного и, хотя тогда этого еще никто не знал, умирающего.
А когда он очнулся в больнице, того Амоса Декера, который когда-то жил в его теле, больше не было.
Его место занял кто-то совершенно незнакомый. Полностью отличный от прежнего Амоса Декера — эмоционально и интеллектуально.
Как только этот последний осколок сна промчался у него в сознании подобно выстреленной пуле, Декер открыл глаза и уселся в кровати, тяжело дыша и обливаясь по́том, несмотря на то что в комнате было прохладно.
Он обвел взглядом погруженное в темноту помещение. С улицы доносился шум машин, затем послышался утробный рев самолета, набирающего высоту после взлета в Национальном аэропорту. В окно стучал моросящий дождь.
Но Декер смотрел в темноту, оставаясь мыслями на том футбольном поле. Думая о том, каким он был прежде. Какой бы идеальной ни была его память сейчас, он не мог вернуться на двадцать лет назад к тому парню.
«Я помню, кем был, но весьма смутно. Разве это не смешно?»
Амос снова улегся и принялся разбираться в своих мыслях.
У него в руках было много ниточек, но среди них — ни одной главной, способной привести к ответу. Декер чувствовал, что все они бегают по кругу, не продвигаясь вперед, оставаясь на замкнутой траектории.
Он был следователем, и хорошим. За долгие годы он расследовал множество дел, и в том числе таких же запутанных, как и это. Он сказал Браун, что, может быть, они смотрят на это дело не с той стороны, хотя та, похоже, не совсем поняла смысл его слов.
«Быть может, и я сам его не понимаю».
Все неизбежно возвращалось к Уолтеру Дабни. Отчасти из-за недостатка информации. Прошлое самого Дабни удалось изучить подробно, в то время как в том, что касается Анны Беркшир, достоверных сведений было значительно меньше.
Несомненно, главным достоинством Декера была его память, поэтому он снова к ней обратился.
Амос закрыл глаза, и у него в сознании замелькали кадры.
Кто-то что-то сказал. Декер не был уверен, что это имеет какое-то отношение к делу. Почему-то это замечание показалось ему несущественным, но, возможно, оно обладало каким-то скрытым смыслом, способным пролить свет на что-то…
Кадры замедлили свой бег, и Декер наморщил лоб.
Это чем-то напоминало колеса игрового автомата, быстро крутящиеся, а затем замедляющие свой бег по мере того, как цикл приближается к концу, показывая проигрыш или выигрыш, если все изображения полностью совместились.
«Ну же! Совместитесь, прошу вас! Сделайте так, чтобы я выиграл! Мне это очень нужно!»
Удивительно, но в сознании у Декера возник образ Мелвина Марса. В гостях у Харпер Браун они с ним говорили о чем-то, перед самым нападением…
Колеса замедляли свой бег, кадры сменялись все реже.
Марс что-то сказал о Браун. В тот момент его слова показались совершенно безобидными. Они совершенно естественно вытекали из разговора. И не имели никакого отношения к делу.
Раз… два… три.
Колеса еще больше замедлились. Кадры перестали мелькать, и Декер смог разглядеть одно отчетливое изображение.
Марс рассказывал ему, какое впечатление произвела на него Браун. Как много она путешествовала по всему миру; как не задается, несмотря на свое богатство. Марс сказал, что восхищен этим. Что ему нравится с ней общаться. Она смешная, классная, ему с ней хорошо…
Нет, нет, не это. Было еще что-то.
Декеру казалось, что у него в руках липкая бумага для ловли мух, а в воздухе кружатся конфетти, представляющие собой факты этого расследования. Если ему удастся заставить их опуститься и прилипнуть к бумаге, все приобретет смысл.
Колеса продолжали крутиться, изображения менялись.
Пять… шесть… семь… восемь.