— Значит, так, — произнесла я жестко. — Выбирай: или ты взрослый человек и ведешь себя как взрослый. Или дитя, за которым необходим постоянный присмотр, но и тогда отношение к тебе будет соответствующим.
Мальчишка насупился и раскрыл рот. Его глаза метали молнии. Он набрал воздуха в грудь, чтобы выкрикнуть что-то, и осекся в последний момент.
— Взрослый, — выдохнул он едва слышно, очевидно, взвесив все «за» и «против».
— Очень хорошо. Тогда говори, куда ты направлялся утром?
Он колебался. Опустил взгляд, принялся копать носком ботинка землю.
— Домой… — прошептал совсем тихо.
Усилием воли я заставила себя не фыркнуть. Звучало жутко и смешно одновременно.
— Значит, так. У меня совершенно нет сил и желания сейчас тебя воспитывать. Я очень разочарована. Сегодня мы поедем в особняк герцога, а завтра ты напишешь и потом покажешь мне эссе на тему последствий, к которым могла привести твоя затея!
Под конец голос сорвался на крик, потому что эмоции все же захлестнули меня на несколько секунд. Стоило только представить, каких ужасов Уильяму удалось избежать. И чудом!
Я выпустила его подбородок, развернулась на каблуках и вернулась в дом. И услышала уже в спину.
— Тесса!
Но не стала оборачиваться к брату.
Затем последовал быстрый, скромный завтрак: пресные сконы* и чай, наполненный косыми взглядами леди Дороти. За ночь ее отношение ко мне из прохладного стало нелюбезным, и я не понимала причин. Да, вчера она всячески намекала на то, что я добилась помолвки с герцогом путем шантажа, но мне показалось, что к моменту, как мы разошлись по спальням, ее неприязнь поуменьшилась. И подозревать меня в «залете» она перестала.
Наверное, мне показалось неправильно.
Многое прояснилось, когда мы прощались. Герцог вышел, чтобы переговорить с охраной, Уильям со пришибленным видом последовал за ним, а мы остались с леди Дороти наедине в холле.
Она окинула меня взглядом хищной акулы, пристальное внимание уделив животу.
— Значит, ты все же понесла от моего племянника до брака, — с нескрываемым презрением произнесла она и сморщилась. — Иначе в ратуше племяннику бы отказали в разрешении на ваш брак. А так, может, получится прикрыть позор.
Мне захотелось покрутить пальцем у виска. Я посмотрела на старую ведьму и приподняла подбородок.
— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.
Я стиснула зубы, чувствуя, как волна гнева поднимается изнутри.
— У герцога Норфолка родится нагулянный до брака ребенок. Какой позор, — она покачала головой. — Вы станете острейшей темой для сплетен на десятилетия вперед. Подумай, что ты творишь! — старуха перешла со мной на «ты».
— Имя моего племянника вываляют в грязи, — продолжила она, все больше распаляясь. — Тебя отлучат от общества, от тебя отвернутся друзья и знакомые. А твой бастард станет парией, презираемым всеми.
— Довольно.
Герцог, прервавший ее обличительную речь, тяжело дышал. Он стоял на пороге, и в его глазах полыхала ярость. Лицо было напряженным, челюсти стиснуты так, что виднелись скулы. Его взгляд, устремленный на тетушку, говорил больше, чем любые слова.
Леди Дороти осеклась и поднесла ладони ко рту, но было уже поздно.
— Ты сказала достаточно.
— Дорогой, это совсем не то, о чем ты подумал… — забормотала она, протягивая руки.
Норфолк даже не взглянул на нее.
— Идемте, миледи, — холодно приказал он, и я послушалась с величайшей радостью.
Леди Дороти что-то лепетала нам вслед: я не хотела прислушиваться. Перед тем как сесть в экипаж, я придержала герцога за локоть, вынудив его остановиться. Его взгляд тут же опустился на мою руку, а затем поднялся к глазам — холодный, выжидающий.
— Вы знали, да? На мое, так называемое «положение», вам намекнули в ратуше? Потому вы сказали в спальне, что необходимо отложить часть сделки с… с наследником?
Герцог нахмурился.
— Да, — коротко сказал он.
Я стиснула зубы, не отводя взгляда.
— И что теперь?
— Ничего. Но я не позволю сплетням коснуться моего имени, моей жены или моего сына — их уже было предостаточно. Мы выждем столько, сколько потребуется, чтобы у всех отсохли языки, и даже слепой убедился, что вы… не понесли, — он брезгливо скривился, словно слово не пришлось ему по вкусу.
— Вы серьезно? — прошипела я. — Вам правда кажется, что это лучший способ справиться с ситуацией?
— Мне кажется, — резко перебил он, шагнув ближе, — что это единственный способ. А теперь, миледи, садитесь в экипаж. И довольно, мы больше не станем об этом говорить.
Станем, еще как!
Я не ответила ему вслух, но мой взгляд сказал ему о многом. Если он думал, что это конец разговора, он явно недооценил меня.
Пока мы добирались до владений герцога, раздражение и злость непостижимым образом улетучились. Я даже радовалась, что промолчала, когда мы стояли возле экипажа. Не пришлось теперь чувствовать себя несдержанной идиоткой.
Норфолк сопровождал нас верхом, и потому внутри мы сидели с Уильямом вдвоем. Он выглядел тише воды, ниже травы. Может, и правда одумался, а может, притворялся. Влезть ему в голову и понять, что у него за мысли, я, увы, не могла.
Мне бы со своими разобраться.
Почти каждый разговор с герцогом поднимал во мне целую бурю чувств, и порой они затмевали разум. Я могла себя контролировать, когда общалась с толстяком-опекуном. Или с Элоизой. Или с поверенным Россом, маркизом Хантли, предыдущим опекуном сэром Найджелом… Да с кем угодно! Я всегда держала себя в руках.
Но именно при Норфолке мое самообладание, которым я так гордилась, ни черта не годилось.
Я привыкла полагаться только на себя в этом мире. Уже практически целый год. И не ждала ни от кого помощи, даже от покойного сэра Найджела — хотя он был невероятно мил. Я научилась стоять за себя и быть сильной, потому что мне не на кого было больше опереться.
Я привыкла готовиться к нападению. Привыкла ни с кем не делить своих тягот и решений. Привыкла быть одна. И мне это казалось логичным. И единственно верным.
Ни разу за все время в этом мире я не задумалась насчет своего будущего. Насчет замужества. Словно отмела это в подсознании один раз и навсегда, и больше не возвращалась к этому вопросу.
А потом подслушала тот роковой разговор между опекуном и Хантли, и выбора не осталось. Ничего не осталось, и я бросилась к Норфолку, и теперь подсознание бунтовало, не желая мириться со сделанным…
И рядом с герцогом спокойствие и уверенность, которые я в себе выпестовала, начинали шататься. Может, все дело в том, что мы похожи? В своем нежелании доверять и готовности сделать все, чтобы сохранить контроль над ситуацией.
Только вот я оказалась сейчас в слабом, зависимом положении. И чувствовала, как теряю контроль, видела, как Норфолк даже не пытается притвориться и сделать вид, что он меня слушает, советуется, что ему интересно мое мнение. Он просто решает что-то у себя в голове, а потом озвучивает мне это безапелляционным тоном и ждет, очевидно, что я стану подчиняться.
А я не могу…
— Мы прибыли, — раздался глухой голос герцога снаружи, и, качнувшись, экипаж остановился.
Я чуть вздрогнула и повела плечами. Совсем утонула в мыслях, даже не заметила, как мы добрались.
Уильям открыл дверь и вышел первым, и когда я ступила на приставную лестницу, то руки мне подали сразу оба: и брат, и герцог. Под взглядом Норфолка Уильям смутился и отступил, и мои губы дрогнули в невольной улыбке.
Приняв ладонь герцога, я осмотрелась. Экипаж остановился у двухэтажного особняка, обнесенного невысокой оградой с простыми коваными узорами. Фасад дома выглядел сдержанно: никаких вычурных барельефов или величественных колонн.
На пороге нас ждал дворецкий — невысокий, подтянутый мужчина. Когда мы вошли внутрь, я ощутила приятную простоту: просторный вестибюль, пол из светлого дерева, минимум мебели — лишь нужное и ничего лишнего.
— Добро пожаловать, — произнес Норфолк, обернувшись ко мне и Уильяму.
За дворецким в ровную линию выстроилась вся прислуга в доме, и невольно я отметила ее малочисленность: два лакея, горничная и кухарка. Кажется, он обходился даже без камердинера. Свидетельство сдержанности герцога? Или доказательство его тяжелого финансового положения?
Я с трудом подавила неуместную усмешку. Забавно, что за год я привыкла к наличию в домах прислуги, хотя в первые месяцы считала это блажью, и теперь всерьез размышляла, как Норфолк мог самостоятельно одеваться без помощи камердинера?..
— Мистер Крэйвен проводит вас, миледи, и лорда Толбота в отведенные покои. Бетси поможет с гардеробом на сегодня и на завтра, а после церемонии мы навестим ваш особняк, — сказал Норфолк, и дворецкий кивнул, а горничная сделала книксен.
— Милорд, утром вам доставили телеграмму, — дворецкий шагнул вперед, и герцог нахмурился.
— От кого?
— С фабрики, милорд, — мужчина понизил голос.
Норфолк вскинул брови и посмотрел на меня.
— Возможно, мне придется отлучиться до вечера, леди Тесса. Не беспокойтесь, к воротам особняка приставлена охрана, но я настаиваю, чтобы ни вы, ни юный лорд Толбот его не покидали.
Уильям фыркнул и нарочно отвернулся, а я твердо ответила за нас обоих.
— Конечно. Мы будем здесь.
— Очень хорошо, — сухо констатировал он и с каким-то обреченным выражением лица повернулся к дворецкому. — Где телеграмма?
Подошедшая Бетси увела нас в сторону, и я не увидела дальнейшего.
Особняк герцога Норфолка оказался таким же, каким я себе его представляла, и совсем не таким одновременно. Просторные залы с высокими потолками казались пустыми, несмотря на идеальный порядок и приглушённый свет, мягко льющийся из ламп на стенах. Эхо наших шагов терялось где-то в глубине коридоров, а глухая тишина, стоявшая в доме, навевала странное чувство оторванности от мира.
— Ваши комнаты на втором этаже, миледи, — сообщила Бетси, останавливаясь перед широкой лестницей.