— Практически, — он принудил себя ухмыльнуться. — Что это? — его взгляд упал на предыдущие четыре листа, которые я разложила вокруг кресла, чтобы не запутаться.
Желание поделиться распирало меня, но я решила повременить, помня о его состоянии.
— Это то, что я позже вам покажу, — отозвалась уклончиво.
Но в глазах Эдварда уже зажегся знакомый огонек интереса. Такой же я видела у него на фабрике, или когда он управлял паромобилем.
— Я принял оставленные доктором микстуры, головная боль уменьшилась. Я готов выслушать сейчас, — и он прошел к креслу, показывая тем самым, что разговор, в общем-то, окончен.
Да-а. У его упрямства, я бы сказала даже упертости, было две стороны. Одна из них позволяла ему достигать многого в делах, которые он начинал. А другая превращала его в человека, не открытого к переговорам.
И сегодня я решила с ним не спорить.
— Кхм, — я откашлялась и прочистила горло, — я думала над тем, как можно сделать железную дорогу более прибыльной. Использовать не только для провоза грузов и почты, но и сосредоточиться на потребностях пассажиров.
— Что вы имеете в виду? — он едва уловимо нахмурился, но не от боли, а потому, что пытался вникнуть в идею. — Какие у пассажиров могут быть потребности, кроме как перемещение из одного места в другое?
— Самые разнообразные, — я довольно усмехнулась и потянулась за первым листом. — Все мы хотим комфортно проводить время, даже когда куда-то едем. Удобно сидеть, вкусно есть, не бегать по вокзалу, пытаясь найти расписание…
Набрав в грудь побольше воздуха, я принялась вещать. Эдвард и Уильям сидели в соседних креслах и смотрели на меня, как прилежные ученики, и от этого зрелища глупая, неуместная улыбка появлялась на губах.
— Во-первых, можно предложить пассажирам комнату отдыха, где они будут ожидать прибытие поезда в комфортных условиях.
— Во-вторых, женщинам с детьми совершенно точно необходимо свое отдельное пространство, где леди смогут делать вещи, не предназначенные для мужских глаз.
— В-третьих, долгая дорога обостряет чувство голода, и люди с удовольствием приобретут перекус, если мы предложим его на станции.
— В-четвертых, почти постоянно какие-то мелочи забываются дома. Например, зонты, перчатки, шляпки, детские игрушки — все это можно также продавать.
Здесь я выдохлась и замолчала, чтобы перевести дыхание, и пожалела, что не попросила принести графин с водой. В горло першило, я очень давно не говорила так долго.
Пока длилась пауза, я всматривалась в лицо Эдварда, пытаясь понять, что он думает об услышанном. Мне было важно, чтобы ему понравилось. Я хотела, чтобы ему понравилось…
— Тесса, никто не будет платить за все, что вы озвучили, — заговорил он, взвешивая каждое слово.
Что же. По крайней мере, резкого и принципиального отказа я не получила, а это уже хорошо.
— Железная дорога — это вынужденный способ передвижения, который не доставляет нам ни малейшего удовольствия. Никто не любит вокзалы и не желает проводить на них ни единой лишней минуты.
Я кивнула, принимая его слова. Он был прав — с точки зрения мира, в котором жил.
Уильям бросил на меня быстрый взгляд из-под упавшей на глаза челки и покосился на герцога. Кажется, брат раздумывал, не стоит ли за меня вступиться.
— Я согласна, — сказала легко, — сейчас это действительно так. Но ведь и прогресс на железной дороге не стоит на месте. Вы говорили мне, что с помощью изобретений нашего отца увеличится и скорость, и проходимость. А еще — они станут тише, менее тряскими.
Эдвард прищурился. Он слушал.
— Подумайте: пассажир прибыл на станцию раньше времени. Он мерзнет. Ждет. Ругает расписание. А мы говорим ему: «Пройдите, пожалуйста, отдохните. Вот горячий чай. Вот комната, где тихо. А вот рядом лавка, где можно купить то, что вы забыли дома».
Герцог все еще молчал. А я вдруг поняла, что снова сбилась с дыхания.
— К тому же, — добавила я мягко, — женщины путешествуют не реже мужчин. Но для нас не существует ничего, кроме общего зала ожидания. Полного табачного дыма, к слову.
Эдвард посмотрел на меня.
— Тесса, — медленно проговорил он, — вы хотите превратить вокзал в городскую площадь.
— Я не прошу делать это завтра, — возразила я. — Я прошу попробовать. Начать с одной станции. С одной комнаты. С одного чайника! Вы правы: мы привыкли думать, что железная дорога — это грохот, сажа и суета. Но она может быть и другой.
Герцог молчал.
А потом улыбнулся. Медленно и широко, как человек, внезапно увидевший новую сторону чего-то знакомого.
— Продано! — сказал он и изобразил, будто стучит аукционным молоточком по подлокотнику.
Восторг захлестнул меня с головой, и я закусила губу.
Эдвард встал и медленно подошел ко мне, остановившись рядом с креслом. Он взял мою руку и поцеловал, и я раскраснелась, потому что Уильям смотрел на нас во все глаза.
— Как только мне станет лучше, назначу встречу с моим управляющим. Обсудим все с ним.
Мимолетную идиллию прервал появившийся в дверях дворецкий.
— Доставили записку от поверенного Блэка, милорд, — сказал он и протянул серебряный поднос, на котором лежал небольшой конверт.
Нахмурившись, герцог шагнул к нему и быстро сорвал печать. Прочитав, нахмурился еще сильнее.
— Что там? — я в нетерпении подалась вперед.
— Мистер Блэк пишет, что ваша мачеха просит о встрече. Обещает сообщить нечто важное.
— Опять⁈ — воскликнула я не сдержавшись.
— Она под стражей в собственном доме, — напомнил Эдвард задумчивым голосом. — Едва ли в состоянии спланировать что-либо.
— Вы согласитесь? — я поднялась и подошла к нему.
По его губам скользнула усмешка.
— Мне выпала честь вас сопровождать. О встрече вдовствующая графиня просит с вами, не со мной.
Вблизи хорошо была испарина, выступившая на висках Эдварда. И темные круги, появившиеся под его глазами буквально за одну ночь.
Как он сможет сопровождать меня к интриганке-Элоизе, если едва стоит на ногах? Как он выдержит тряску в экипаже или — того хуже — в паромобиле?..
Я бросила быстрый взгляд на дворецкого, застывшего за его спиной, потом обернулась на Уильяма.
— Оставьте нас наедине с Его светлостью, — попросила я. — Пожалуйста.
Кингсли повиновался беспрекословно, а вот в глазах брата зажегся огонек, который он — к моему удивлению — смирил и покинул гостиную вслед за дворецким. Я ощутила горячий укол гордости, проводив его взглядом.
Уильям взрослел.
— И что бы это значило? — с нажимом спросил Эдвард, который стоял ко мне по-прежнему близко.
Хватило лишь мимолетно заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что он был недоволен. И наверняка догадывался, зачем я попросила оставить нас наедине.
— Ты не можешь меня сопровождать, — без посторонних я решила не увиливать, а сказать прямо. — Тебе необходим покой. Тебе вчера наложили швы, и они разойдутся…
— Не стоит указывать мне, на что я способен, а на что — нет, — проскрежетал он сквозь стиснутые зубы. — Пока я не начал указывать тебе.
Взгляд у него мгновенно сделался холодный и колючим.
Немалых усилий мне стоило смолчать и не наговорить резкостей. Эдвард стоял рядом, очень близко, и он был чуть выше меня, и потому потребовалось закинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.
— Я тебе не указываю, — произнесла я четко, едва ли не по слогам. — Я о тебе забочусь, потому что мне небезразлично, что с тобой будет.
И я даже не ожидала, что эти, в общем-то, безыскусные слова заткнут герцогу рот. Потому что сперва он склонился ко мне, намереваясь продолжить спор, но резко осекся, и враждебное выражение у него на лице сменилось… удивленным? Настороженным? Задумчивым?..
— Я должен тебя сопровождать, Тесса. Я твой муж, — сказал он уже гораздо тише.
— Да, но не если это загонит тебя в могилу, — я вздохнула и положила раскрытые ладони ему на грудь и удивилась, почувствовав даже сквозь сюртук и рубашку, как быстро бьется его сердце.
Он промолчал и чуть склонился ко мне, чтобы лбом коснуться лба. И замер так, закрыв глаза.
Сердце под моей ладонью продолжало гулко, ровно стучать.
— Я бы не поехала без тебя в любое другое время, но… ты сам знаешь, с кем мы имеем дело. А если Элоиза передумает и уже не захочет разговаривать через несколько дней?
— Да, — коротко, с трудом вытолкнул он из себя.
По его строгим чертам лица прокатилась волной дрожь, почти судорога. И я услышала, как он заскрипел стиснутыми зубами.
— Все будет хорошо, — я надавила ему на грудь. — Хочешь, я возьму с собой охранника?
— Это даже не обсуждается, тебя будет сопровождать мистер Смит, иначе ты и шагу из дома не ступишь, — сразу же буркнул он.
Теперь уже мое сердце, встрепенувшись, ускорило свой бег, и по груди разлилось сладкое тепло.
— И поверенный Блэк, разумеется, — прибавил Эдвард по-прежнему сварливо.
— И вся бравая жандармерия, — хихикнула я, и герцог строго на меня посмотрел, открыв глаза.
— Это не смешно, Тесса.
Но я ничего не могла с собой поделать и продолжила улыбаться. Я убрала ладони с его груди и погладили колючую щеку.
— Все будет хорошо, — повторила беззаботно. — Я вернусь и продолжу надоедать тебе со своими планами по реформированию твоих вокзалов и станций.
Эдвард заставил себя усмехнуться. Он стиснул меня в коротких, крепких объятиях и глубоко вдохнул аромат моих волос.
— Хорошо, — пробормотал глухо, зарывшись в них лицом. — Надоедай сколько пожелаешь.
Также резко он отпустил меня и покинул гостиную, и я ошарашенно посмотрела ему вслед, затем тряхнула прической и отправилась в спальню: переодеваться для неприятного визита. Когда я спустилась, внизу уже все было готово.
Мистер Смит проинструктирован насчет наших передвижений и взаимодействия с Элоизой, а поверенному Блэку отправлен посыльный с просьбой меня сопроводить.
— Мы не должны уведомить инспектора? — спросила я у Эдварда, когда тот показался в холле, чтобы попрощаться.