Действительно, в «Житии Колумбы» св. Адамнана мы встречаем множество эпизодов, в которых рассказывается о путешествиях как между Ионой и Ирландией, так и путешествиях между Ионой и группой внутренних Гебридских островов, на некоторых из которых селились находящиеся под епитимьей. На примере этого текста складывается впечатление, что море выступало не в качестве преграды, но скорее воспринималось как дорога, связывающая далекий островок на краю вселенной с большим миром. Этот удивительный путь позволял Колумбе и его братьям отправляться в дальние земли, а гостям из других стран прибывать на Иону. Во многом именно такое отношение к морю как к универсальному пути, связывающему дальние уголки мира с его центром, позволяет Адамнану представить фигуру Колумбы во всемирном масштабе. Святость главного героя, тем самым, утверждается не только в чудесах, которые происходят в соседних регионах, но затрагивает буквально все уголки ойкумены. Вот как это описывает Адамнан: «И сия удивительная милость была ниспослана на мужа благословенной памяти, чье имя, хотя и проживал он на крошечном удаленном островке в Британском море, ярко прославилось не только во всей нашей Ирландии и всей Британии, самом большом острове во всем мире, но и проникла в треугольную Испанию, Галлию и Италию, лежащую за Альпами, а также в град Рим, который суть столица всех городов» [413].
Помимо осознания моря как значимого фактора повседневной жизни, а также пути, связывающего далекие уголки мира, пространство океана становится местом манифестации разнообразных чудес, неотъемлемым образом связанных со святостью героев агиографической литературы. Все чудеса этого рода можно достаточно четко разделить на несколько категорий: во‑первых, чудеса, связанные с подчинением стихии, будь то умиротворение бурь, контроль за приливами и отливами или прокладывание морских путей; во‑вторых, чудеса, в которых в той или иной роли присутствуют морские животные (выступающие либо как олицетворение морального зла, угрожающего путникам, либо в качестве помощников монахов) [414]; в‑третьих, это чудеса, непосредственно связанные с судами и, наконец, многочисленные примеры чудесных переправлений или даже путешествий по океану (будь то пешком, на посохе или на плаще).
Собственно, все чудеса, встречаемые в агиографии, достаточно традиционны и восходят к библейским прототипам, важнейшими из которых выступают чудо с раздвижением вод Красного моря во время исхода евреев из Египта (Исх. 14) и чудеса, творимые Христом, который успокаивает море (Мф. 8:24–7), подчиняет себе ветры и море (Мф. 8:27), а также идет по воде, «аки по суху» (Иоан. 6:19, Мф. 14:25). Прямая зависимость от сюжетов Священного Писания видна на примере жития святого Аббана, в котором святой, прежде чем пройти по глади моря, обращается за помощью к Господу. Примеры – многочисленны.
Во всех этих чудесах океан при всей своей мощи и величии пребывает под божественным покровительством. Он создан Господом, а потому ничто не происходит там без божественного вмешательства. Святой, имеющий контакт с Богом, может подчинять стихию. При этом его воле послушна не только сама стихия, но и «рыбы большие» (cete grandia), которых, как упоминает Бытие (1:21), Господь сотворил в глубинах моря. Ввиду того, что и монахи, и обитатели вод находятся в руках Господа, истинная вера подвигает высшие силы помогать святым избежать встречи с ними или же заставляет их приходить на выручку путешественникам. Например, в эпизоде с прозрачным морем в «Плавании святого Брендана», где рассказывается о том, как монахи испугались атаковавших их рыб; Брендан стыдит их, говоря, что все и люди, и животные, и рыбы – суть часть единого мироздания, созданного одним Господом: «Разве Господь наш Иисус Христос не есть Бог всех живых существ, способный усмирить любое одушевленное творение?» [415]
Океан выступает не только как некая область, где манифестируются чудеса Господа, но постепенно начинает играть важную для островного сознания роль маргинальной, пограничной зоны, где размещается мир иной. Эта «инаковость» заключается не только в грандиозности и безграничности океана, не в его божественной природе, но и в том, что он, в отличие от нашего мира, может приобретать новые черты, менять свою сущность, а потому часто предстает как место, где во всем бесконечном и безграничном величии проявляется божественная воля. Вслед за Посланием к Римлянам (11:33), говорящим о «бездне богатства и премудрости и ведения Божия», ирландские авторы сопоставляют грандиозность океана с величием Господа. Наиболее ярко эта тема развивается в поучениях святого Колумбана, который говорит об этом так:
Единая Троица суть некий океан, через который нельзя переправиться и который невозможно познать. Высоко небо, широка земля, глубоко море и долги века; но выше, шире, глубже и дольше знание Того, Кто не принижен природой, Кто создал ее из ничего. <…> Ибо как глубина моря не видима человеческому глазу, так и божественная Троица сходным образом оказывается непостижимым человеческому сознанию. И потому, говорю я, если кто желает познать то, во что надо верить, пусть не думает, что понимать лучше то, о чем следует говорить, чем то, во что следует верить [416].
Инаковость океана приводит и к тому, что его свойства не кажутся постоянными. Здесь можно обратить внимание на сходство в образах Мананнана Мак Лира, следующего в колеснице по волнам словно по твердой земле, «цветущей долине» в «Плавании Брана» (§ 32), и – Христа как возничего, направляющегося по морской глади в Ирландию, который рисует св. Колумбан в письме, адресованном папе Бонифацию IV в 631 году:
Сын Божий, снизошедший, дабы быть человеком, и на двух самых горячих конях Духа Божьего, под которыми разумею апостолов Петра и Павла, чьи драгоценные реликвии сделали вас счастливыми, через море народов проскакав, потревожил многие воды и бесчисленными тысячами людей преумножил свои колесницы, Высший Возничий этой упряжки, который и есть Христос, истинный Отец, правящий Израилем, через проливы, через спины дельфинов, через вздымающийся поток, достиг даже нас [417].
Изображение глади океана как близкой по своим характеристикам суше является часто встречающимся мотивом как в латинских текстах, так и в собственно древнеирландских нарративах. Видеть во вторых лишь подражание первым, как мне кажется, было бы упрощением проблемы. Вопрос это – сложный, давно и тщетно обсуждаемый, но однозначного решения, видимо, не имеющий.
«Непознаваемость» океана и буквальная «неисповедимость путей Господних» приводит к тому, что именно в океане литературная традиция раннехристианской Ирландии размещает не только обладающие разнообразными сверхъестественными характеристиками чудесные острова, но и именно здесь в ирландской картине мира оказывается и «земля, обетованная святым», (terra repromissionis sanctorum) [418], прототипом которой служат библейские описания Небесного Иерусалима и Эдемского сада, и ад.
В данном случае весьма сложно как-то обобщить эпизоды, в которых описываются странствия по морским просторам, ибо все они восходят к разным периодам, и более поздние работы заимствуют и перерабатывают черты более ранних сочинений. В целом, можно согласиться с мнением Б. Хиллерс, которая утверждает, что авторы представляли две «крайности» (небеса и ад) как противоположные стороны на одной плоскости реальности [419]. В данном контексте такой плоскостью становится океан, «совершенное ни то ни се» (perfect betwixt-between), откуда можно достичь неба и земли, простирающийся от известного мира западного побережья Ирландии до мира неведомого: «Не только не отделены друг от друга райские и адские острова. Вместо последовательного движения к состоянию милосердия, кажется, что плавание следует по непредсказуемому произвольному зигзагообразному маршруту по областям божественного и адского» [420]. Хотя эта сентенция совсем не применима к материалу «Плавания святого Брендана», в котором, как прекрасно показал Т. О’Лаухлин [421], нет прямой симметрии между porta paradisi и адским вулканом, она, в общем-то, как кажется, отражает общее видение ирландских авторов.
Именно в неведомом океане помещается остров, названный автором «Плавания святого Брендана» «землей, обетованной святым». Этот остров вполне соотносится с описанием «Нового Иерусалима, который нисходил с неба от Бога» в последнем видении Апокалипсиса (21:9–22:5) [422]. Так прежде всего говорится, что этот остров окружен невероятным светом (circumfulsit nos lux ingens – «высший свет засиял вокруг нас»), своей яркостью не похожим ни на что другое. В привычном материальном мире светила не способны светить постоянно (Быт. 1:14–16) и всегда оставляют некоторые места в тени из-за ограниченного характера своей материальной природы: ввиду того, что светила представляют собой внешние силы, направленные на поверхность, а их свет может стать невидимым. Но на данном острове свет подобен тому, что открывается Иоанну в городе Апокалипсиса, ему не требуется ни солнца, ни луны, ибо это сам Господь (Dominus noster Jhesus Christus lux ipsius est) освещает его обитателей (Откр. 22:4–5). Кроме того, это «земля, невероятно обильная травами и плодами», где путешественники, по словам Баринда, «не видели ни растений без цветов, ни деревьев без плодов». Все это очень напоминает «древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой», то есть также не затронутое сменой времен года (Откр. 22:2). Во-вторых, следует отметить упоминания драгоценных камней (