i-nna: bí bás na peccad na imarmus), «где всегда счастливая жизнь вместе, без распрей» (caínchomrac lenn cen debuid) [§ 3] и «где не найти иных жителей, кроме одних женщин и девушек» (ní: fil cenél and nammá acht mná ocus ingena) [§ 14] и Страны Женщин (Tír inna mBan), в которую попадают Бран и его спутники, также незатронутой грехом (nín: táraill int immarbuss), причем буквально “cen peccad cen immarboss”, существующей «с времен сотворения мира» (ó tossuch dú(i)le), «без смерти и увядания» (ní: frescat aithbe ná éc) («они избыли дряхлость и смерть»).
Не нужно даже говорить о том, что в данном случае перед нами совершенно очевидная, недвусмысленная аллюзия на первую книгу Моисея и изгнание первых людей из Эдемского сада. «Проклята земля за тебя» (Быт. 3:17), «в поте твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:19).
Если в континентальной схоластике и церковной географии Райский сад локализовали на востоке, за Иерусалимом, то здесь мы встречаемся с идеей, что эта страна находится в океане, где к западу от Ирландии расположены множество других чудесных островов. Как говорит женщина Брану:
Fil trí coícta inse cían / isind oceon frinn aníar; / is mó Érinn co fa dí / cach aí díïb nó fa thrí [430] – «Есть трижды пятьдесят островов / Средь океана, от нас на запад. / Больше Ирландии вдвое / Каждый из них или втрое».
Более того, до этого мы встречаем еще более ясный для средневекового слушателя образ. В песне женщины говорится:
Do: feith la turcbáil ngréne / fer find for: osndi réde; / rédid mag find friss-mben muir, / mesc(a)id fo(i)rci co-mbi fuil (§ 16) – «С восходом солнца придет / прекрасный муж и осветит равнины. / Он едет по прекрасной приморской равнине, он волнует море, обращая его в кровь».
Интерпретация этого образа прозрачна, если мы вспомним эпизод из письма Колумбана, в котором тот описывает Христа, направляющегося по морю на колеснице в Ирландию, а также об описании Нового Иерусалима и о том, что «город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец» (Откр. 21:23).
Сам же чудесный остров Эмайн предстает как стоящий на четырех ногах из белой бронзы. Сама концепция неба, поддерживаемого колоннами, почти универсальна – нужно отметить и фразу из Книги Иова, 26:11: «Столпы небес дрожат и ужасаются от грозы Его». В описании острова автор еще раз подчеркивает вечность острова и его обитателей: Сaín tír tria bithu bátha for-snig inna hilblátha (§ 6) – «Милая страна, во веки веков усыпанная множеством цветов». Более того, если в описании Нового Иерусалима Иоанн говорит, что этот город «имеет славу Божию; светило его подобно драгоценному камню» (Откр. 21:11), то и здесь помимо рассуждений о «драконовых камнях и кристаллах», автор также сравнивает остров с драгоценным камнем: «Они пристанут к блистающему камню, / Из которого несется сто песен» (imrát íarom dond liic léur asa-comérig cét céul – § 17). Все эти черты имеют библейские параллели и вместе с этим находятся в очень существенной связи с «Плаванием Брендана», где также использовано подобное прочтение библейского материала. Так, в «Плавании Брана» мы также встречаемся с древом жизни:
Fil ind bile co mbláthaib / fors: ngairet éoin do thráthaib, / is tre cho(i)cetal is gnath / con-gairet uili cach tráth (§ 7) – «Есть там древнее дерево в цвету, / На котором птицы поют часы, / Славным созвучием голосов / Возвещают они каждый час».
Помимо аллюзии на древо познания добра и зла, в какой-то мере символизирующего Эдемский сад, здесь встречается и образ птиц, поющих часы и тем самым славящих Господа, образ которых получит свое развитие в «Плавание Брендана». Кроме того, общее благополучие, плодородие этой земли указывает на фразу из Откровения, посвященную древу жизни, которого не касается тлен, ибо двенадцать раз в году приносит оно плоды (Откр. 22:2). Здесь же, как и в земле, обетованной святым, «мерцает яркое облако» (asa-taithi in nél find), подобное тому, что пришлось преодолеть Брендану и его спутникам [431]. Здесь так же звучит чудесная музыка, напев стоголосых хоров, вполне ассоциирующаяся с островом хоров и божественными песнопениями, которые слышит Брендан.
В «Приключении Кон(д)лы» мы не видим никаких расхождений с подобной трактовкой чудесной страны. За единственным исключением: подобно тому, как в этом тексте появляется образ Победоносного короля Боадаха, вечного правителя страны живых, которого можно соотнести с несколькими фигурами-обитателями сидов, женщина говорит о doíni T/tethrach, что А. Смирнов переводит как «люди Тетраха», под которым, по его мнению, выступает Тетрах – «бог потустороннего мира, король фоморов» [432]. Дж. Кэри, соглашающийся с тем, что сага несет в себе в корне христианское послание, интерпретирует doíni T/tethrach как «бессмертных людей» [433]. Он рассматривает их как олицетворение местного (native) иного мира, резонирующего с церковно внушенным bí bithbí, потому что «Tethra по контрасту сверхъестественная фигура, которая ассоциируется с морем, фоморами и сидами» [434]. Кэри приводит любопытный пример из саги «Сватовство к Эмер» (Tochmarc Emire) [435], где кеннинг búar maige Tethrai («стада на поле Тетры» (§ 17) объясняется как: «стада моря (búar in mara) – рыба, а море – Равнина Тетры (is é in muir Mag Tethrai), ведь если Тетра один из королей фоморов, то это равнина (mag) короля фоморов» (§ 31). Как бы ни была интересна этимология термина [436], известно, что слово tethrai могло использоваться и отдельно как поэтическое наименование моря, и потому такое употребление не должно удивлять в риторическом отрывке, с которым женщина обращается к Кон(д)ле. То есть здесь перед нами фактически то же самое, что и в Immram Brain, где путники не видят ничего, кроме моря, там, где Мананнан рисует им картины цветущей долины со множеством людей, смотрящих на них. Потому и слова женщины о том, что doíni Tethrach наблюдают за Кон(д) – лой совсем не «означают, что они находятся среди нас, будучи невидимыми – два мира не разделены физическим расстоянием», как считает Кэри [437], но гораздо вероятнее подразумевают, что «люди моря» могли видеть Кон(д)лу каждый день, потому что в это время он находился на берегу моря [438].
Помимо того, что ирландская традиция перемещает Новый Иерусалим и Эдемский сад в необъятные просторы океана, она также создает множество островов святых по образу того самого места, где Енох и Илия ожидают конца света. Такие острова являют собой своего рода ворота в рай после последнего суда, где обитают святые, достигшие земного совершенства [439]. Ирландские святые обживают острова, которые станут «местом их воскресения» [440], по примеру пророков Еноха и Илии, которые, согласно христианской традиции, не умерли, а были взяты на небо Господом, освободившим их от смерти в награду за благочестие (Быт. 5:22–24; 4-я Цар. 2:11; Евр. 11:5, ср. Сир. 44:15 – «Енох угодил Господу и был взят на небо – образ покаяния для всех родов»; 48:12 – «Илия сокрыт был вихрем, – и Елисей исполнился духом его»). Явление Еноха и Илии ожидается перед вторым пришествием, которое должно ознаменоваться их гибелью в схватке с антихристом.
Подобных примеров в ирландской литературе можно найти множество. В агиографии очень важное место имеет такое понятие как «место воскресения», которое стремятся обрести святые. Часто таким местом оказывается один из островов в океане. Например, в ирландском житии Брендана святой с братьями прибывает на остров, где слышит голоса людей, славящих Господа, и видит чудесную церковь. Сразу же после этого спутники погружаются в сон, а затем обнаруживают восковую табличку, гласящую: mansiones Dei multe sunt. Amhail budh edh atberedh: Is iomdha ait ┐ adba occon Coimde i fflecmais in oilein so [441] – «Множество есть пристанищ Божьих. Как говорится, есть множество мест и убежищ у Господа помимо этого острова».
Нечто подобное мы встречаем во множестве других житий. Так, Архангел Рафаил повелевает святому Cенану отправиться на остров Инис Катах, дабы прогнать оттуда чудовище и построить церковь. Ибо, как утверждает архангел, Ni fhil a n-iarthar betha ailen is noeime. Ni dernad tocradh Dé ann [442]– «нет на западе мира более священного острова. Не было там совершено никогда оскорбления Господа», ибо Господь специально послал чудовища оберегать тот остров, cona ro aitreabdaiss coraidh náit meic mallachtan innti, acht gu m-beth a naeime ar do chind-sa [443] – «так что ни грешники, ни сыновья проклятия не должны поселиться там, но что он должен остаться священным в ожидании тебя». Не только чудовище, но и само море оберегает тот остров. Cенан сказал ангелу: «Яростно море, что вокруг острова; кажется, что люди несчастны там». «Хотя и яростно оно, – ответил тот, – когда бы монах со смиренным сердцем ни уходил от тебя с твоего позволения… не утонет он, пока не вернется вновь. Господь повелел тебе, что тот, над кем пройдет земля этого острова, не будет проклят после Судного дня»