– Кстати, я тут тоже интересную вещь нашла. – Лера поняла, что коньяка больше не хочет, а потому вернулась в комнату и плюхнулась на диван. – Даже две. Первая. У Коростаевой и у Антоновой были одинаковые родимые пятна на левой лопатке. Причем родственники что одной, что другой уверяют, что ничего подобного на их теле не было. И либо обе имеют какие-то родственные связи, либо эти пятна имеют отношение к их смерти.
– На родственные связи проверим, – сообразив, что от него нужно, заверил Павлов.
– Вторая. Я думала, что у обеих жертв есть какое-то общее заболевание или генетическое отклонение, но вот выяснила, что общее у них – отменное здоровье и отсутствие каких-либо хронических болячек вообще.
– Даже у Антоновой? – усомнился Павлов, и Лера поняла, что ее размышления были правильными.
– Ага. Так что нам мало найти того, кто работал в клинике, где Коростаевы собирались делать ЭКО. Надо еще искать кого-то, связанного с тюремной медициной, кто знал бы, что заключенная Антонова никогда ни на что не жаловалась и обладала богатырским здоровьем.
– Дорогая клиника и тюремная медицина? Организованной группой пахнет, – хмыкнул Павлов.
Лера была с ним согласна. Врачи, конечно, часто совмещают несколько мест работы, но тут уж слишком разные направления. Маловероятно, но не невозможно, конечно.
– Да, без списка последователей секты не обойтись, – вздохнул Павлов, и во вздохе этом Лере почудилось нечто такое, что дало ей понять: у Павлова уже есть план, и он Лере не понравится. Так и вышло. – Слушай, а если тебе в эту секту затесаться? – предложил он.
Лера даже села на диване от неожиданности.
– Что?
– Я рожу уже засветил, да и странно это, когда мужик почти в пятьдесят в секту некую приходит.
– А женщина в тридцать не странно? – хмыкнула Лера.
– Ну, с женщинами все более понятно. Тридцать – это уже возраст такой. Особенно если женщина не замужем и без детей. Разочарование в мужиках, в жизни, депрессия.
– Павлов, это сексизм по меньшей мере! А то и вовсе шовинизмом пахнет.
– Да я не про тебя!
– Ты про всех женщин, которые к тридцати не обзавелись семьей, я поняла.
Лера, конечно, огрызалась, но не могла не признать, что Павлов прав. Общество все еще предъявляет большие требования к женщинам, ставит возрастные рамки и требует неукоснительного их соблюдения. Те, кто послабее, ломаются. Чего греха таить, собственная мать и Лере периодически пытается капать на мозги по поводу семьи и детей, только на Леру где сядешь, там и слезешь. Если Лера от отчаяния ударится в религию, те, кто хорошо с ней знаком, удивятся, а вот незнакомые воспримут как должное. Сломалась дамочка. Не была настолько изящна и женственна, чтобы захомутать хорошего мужика, что ей теперь еще остается?
– У меня работа, какая секта? – буркнула Лера уже просто из вредности.
– Так на выходных! – обрадовался Павлов, поняв, что почти уговорил ее. – Я все выяснил уже: секта эта немногочисленна, лишь некоторые живут в доме при ней, остальные просто приходят на молитвы. Ну и финансовой помощью занимаются, само собой. Нам, конечно, надо, чтобы ты в доме этом провела хотя бы пару дней. Осмотришься, вотрешься в доверие, а там и в документах покопаешься. Мне участковый говорил, что Белогородцев этот редкой щепетильности и занудности человек, у него все писано-записано. Даже если не найдешь прям список всех членов, то наверняка есть какие-то финансовые документы, а там уж людей установим.
Лера приложила ладонь к лицу и ничего не ответила. Но Павлову уже и не нужен был ее ответ, но и так его знал.
Глава 7
Лера никогда не считала себя красавицей. Знала, что у нее слишком круглые глаза, слишком тонкие губы, угловатая фигура, маленькая грудь и непослушные волосы. Наверное, большинство из этого можно было исправить правильной одеждой, грамотным макияжем и прической, сделанной хорошим парикмахером. По крайней мере, так уверяла младшая Лерина сестра, настоящая красотка и успешный бьюти-блогер. Но Лере было лень. Как минимум природа наградила ее тонкой талией и чистой кожей, которую не обсыпало прыщами даже в юности и которую не испортили неправильное питание и плохой сон. Вставать на час раньше по утрам, чтобы накраситься и уложить волосы, разбираться в современных трендах косметики и визажа, тратить свободное время в выходные на фитнес и маникюр она бы не стала ни за что на свете. Поэтому для того, чтобы вступить в праведные ряды последователей Общины Спасения мира, ей не пришлось сильно себя ломать. Достаточно было не мыть три дня голову, не завязывать при этом волосы, нацепить на себя мешковатое платье мышиного цвета, купленное по дороге с работы в каком-то магазинчике в подвале, обуть стоптанные туфли, которые нашлись во второй комнате квартиры, еще, должно быть, оставшиеся от предыдущей хозяйки, дополнить образ длинной вязаной жилеткой, прихваченной в том же магазине, и готова уставшая, разочаровавшаяся в жизни женщина сорока лет. Потому что чисто внешне на тридцать Лера уже не тянула. Взглянув в зеркало, она подумала, что, несмотря на весь свой феминизм, тоже не удивилась бы, если бы узнала, что подобная дама записалась в секту. Покрутила бы пальцем у виска, но не удивилась.
Не удивилась и девушка, открывшая ей калитку. Впрочем, она и сама выглядела почти так же, как Лера, только в ее одежде преобладал голубой оттенок, а голову покрывал засаленный платок, да и сама она была лет на пять младше настоящего Лериного возраста.
– Здесь находится Община Спасения мира? – Лера ткнула девушке в лицо газету с обведенным маркером адресом Общины.
Газету удалось найти чисто случайно, но это было классным везением. В ней имелась небольшая заметка о том, что из себя представляет Община, а также призыв вступать в ее стройные ряды, чтобы обрести гармонию и прожить земную жизнь достойно. Теперь можно было легко рассказать, как именно Лера узнала об Общине и почему пришла.
– Проходи, – девушка пропустила ее внутрь, поманила за собой.
У самого порога Лера обернулась, незаметно кивнула Павлову, следившему за ней из-за угла.
Собственно, он и привез ее сюда, Община находилась в таких чигирях, что Лере пришлось бы добираться с двумя пересадками, а потом еще около километра идти пешком. Поскольку на дворе стоял темный мрачный вечер пятницы, то и дело дополнявшийся мелким дождем, велик был шанс, что Лера свернет в ближайшее кафе и пошлет на фиг и секту, и Павлова, и убийства, до которых ей, положа руку на сердце, не должно было быть никакого дела. Конечно, Лера никогда бы так не сделала, но, кажется, Павлов поверил ее угрозам и отвез лично.
Девушка, назвавшаяся Марианной, провела Леру в большую, но аскетично обставленную гостиную. Окна оказались плотно зашторены и не позволяли рассмотреть, что находится во дворе. Вдоль стен были расставлены простые деревянные лавки, в одном из углов расположился большой стол, весь уставленный свечками разной высоты и диаметра. Стол был залит воском, в некоторых местах возвышались целые горы из него. И больше в гостиной не было ничего.
Велев присаживаться, где удобно, Марианна скрылась за другой дверью. Лера осмотрела одинаково неудобные лавки и аккуратно опустилась на краешек ближайшей. Прилежно сложила руки на коленях, опустила голову, делая вид, что полностью ушла в себя и свои проблемы одинокой женщины без семьи и детей, а сама исподтишка осматривалась вокруг и прислушивалась. И если смотреть было не на что, то звуки Леру заинтересовали. С той стороны, куда ушла Марианна, слышалась чья-то ругань. Две женщины, судя по всему, одна помоложе, вторая постарше, кричали друг на друга и, кажется, даже что-то швыряли. То ли тоже друг в друга, то ли на пол. Затем вдалеке хлопнула дверь, и вопли прекратились резко, будто скандалистки испугались того, кто вышел на их крики. Послышался приглушенный мужской голос, затем шаги, и наконец открылась дверь. Лера тут же подняла голову, пытаясь заменить любопытство во взгляде на испуг. Вошедшим оказался мужчина, очевидно, тот же, что что-то выговаривал скандалисткам.
Лера тут же подскочила с места, пробормотала нечто вроде приветствия, а затем опомнилась, опустила взгляд в пол.
– Добрый вечер! – мягко поздоровался с ней мужчина, подходя ближе. – Марианна сказала, ты ищешь спасения?
Лера кивнула, а сама закусила губу, поскольку ей показалось, что еще немного, и она рассмеется. Павлов не соврал: Белогородцев и в самом походил на крысу, только теперь еще и мокрую крысу. Скорее всего, Лера вытащила его из душа, длинные редкие волосы свисали мокрыми паклями, зато на лице было написано такое старательное понимание, будто он был глубоким старцем, всю жизнь проведшим на Тибете. И общая картина показалась Лере уморительно смешной.
Белогородцев воспринял ее мимику по-своему. Положил руку на плечо и с еще большим усердием произнес:
– Ну-ну, не стоит смущаться. Все мы переступали этот порог в сомнениях, но лишь потому, что оставляли за собой гору сожалений и нежелание продолжать это бренное существование в том виде, в котором оно пригибает нас к земле и раскрашивает мир черными красками.
«Да парень поэт», – хмыкнула про себя Лера, но не могла не признать, что толика правды в его словах была. И пусть не жизнь раскрашивает все в черные цвета, а мрачный ноябрь в этом городе, но Лера голову могла дать на отсечение, что именно в такие месяцы в секте появляется больше всего новых прихожан. И, возможно, не только в этой.
Белогородцев тем временем присел на лавочку и похлопал ладонью рядом с собой, приглашая Леру сесть возле него. Она едва сдержала комментарий о том, что таким образом подзывают собаку, но промолчала. Овец, возможно, тоже.
– Можешь звать меня отцом Юрием, – сказал Белогородцев, когда Лера послушно опустилась рядом. – Как твое имя?
– Валерия.
– Расскажи мне свою историю, Валерия. Что привело тебя сюда?
Лера сцепила руки в замок и монотонно заговорила.
– Да как-то не складывается все. В жизни, я имею в виду. Не вижу в ней больше смысла. Мне уже много лет, а она не складывается. Хожу на работу на автомате, по вечерам вообще не помню, как день прошел. Прихожу, ем, ложусь, назавтра снова иду. Одиночество это уже поперек горла. И как подумаю, что вся моя жизнь так и пройдет, так тошно становится, хоть волком вой.