Воистину воскресе!» Французы, в ошеломлении и восторге, выпученными глазами взирали на величайшее религиозное действо.
«Все замолкло, все внимало! — вспоминал потом Александр. — Торжественная это была минута для моего сердца; умилителен и страшен был для меня момент этот. Вот, думал я, по неисповедимой воле Провидения, из холодной отчизны Севера привел я православное мое русское воинство для того, чтобы в земле иноплеменников, столь недавно еще нагло наступавших в Россию, в их знаменитой столице, на том самом месте, где пала царственная жертва от буйства народного, принести совокупную, очистительную и вместе торжественную молитву Господу».
Все это свидетельствует о том, какая разительная перемена произошла в Александре в сторону христианской веры. И немалая заслуга в том принадлежит архимандриту Филарету, бывшему рядом с государем в тяжелую годину 1812 года.
По окончании войны Филарет написал «Молебное пение об избавлении Церкви и державы Российския от нашествия галлов и с ними двадесяти язык». Отныне оно должно было звучать в дни рождественских праздников. Это был первый литургический труд архимандрита Филарета, принятый в употребление Русской церковью.
14 августа 1814 года вышел манифест императора Александра «Об учреждении бронзовых крестов для духовенства», в котором говорилось: «В ознаменование тех взаимных чувствований, на любви, благодарности и благополучии основанных, которые Мы днесь вкушаем, и в сохранение памяти беспримерного единодушия и ревности, увенчанных от руки Всевышнего толь знаменитыми происшествиями, возжелали Мы учредить и постановить следующее. Священнейшее Духовенство Наше, призывавшее пред Алтарем Всевышнего теплыми молитвами своими благословение Божие на Всероссийское оружие и воинство, и примерами благочестия ободрявшее народ к единодушию и твердости, в знак благоговения к вере и любви к Отечеству, да носит на персях своих, начиная от верховного Пастыря включительно до Священника, нарочно учреждаемый для сего крест с подписью 1812 года».
Одним из первых бронзовым крестом с цифрами «1812» был награжден архимандрит Филарет.
Глава седьмаяНАЧАЛО ПЕРЕВОДА БИБЛИИ1814–1817
Александр I впервые читал Новый Завет по-французски. Просто русского перевода не существовало, а по-старославянски царь читать не умел, ему требовалось через каждые пять-шесть слов спрашивать, что сие означает. И вдруг возник вопрос, а не нужно ли создать русский перевод Евангелия. И не только Евангелия, а и всей Библии?
Ответ на этот вопрос поначалу напрашивается сам собою: а почему бы и нет? Что плохого в том, чтобы перевести Священное Писание на речь, понятную людям, не знающим иных языков, кроме того, на котором они изъясняются. Однако все далеко не так просто, иначе бы давным-давно утихли споры. Вспомним, с чего начиналась Реформация. Одним из главных вопросов был именно этот. Объяснение противников перевода в двух словах таково: народы, получив доступную Библию и начав читать ее без толкований со стороны образованных пастырей, начнут сами же и толковать по-своему, а в итоге повсюду, как грибы, зародятся всевозможные секты, каждая из которых будет иметь и свои толкования, и своих верховных толкователей.
Получалась палка о двух концах. Переводить — секты плодить, не переводить — люди так и не будут знать евангельских текстов.
Переводы Библии всегда рождали противников. В 1079 году римский папа Григорий VII говорил: «Тем, кто часто над этим размышляет, ясно, что не без причины Всевышнему Богу угодно, чтобы Священное Писание было в некоторых местах тайной, потому что, если бы оно было понятно всем людям, возможно, его бы не ценили и не уважали; или его могли бы неправильно истолковать необразованные люди, и это привело бы к ошибке». Тем не менее находились сторонники перевода. Иначе бы в IV веке Иероним Стридонский не перевел ее с греческого на латынь, а затем не появилась бы готская Библия.
В IX столетии Кирилл и Мефодий перевели Библию на язык, понятный жителям Древней Руси. И у них было огромное множество противников. Но тем не менее они стали первоучителями и просветителями славянскими. Созданная ими азбука положила начало русской письменности. Со временем в переписываемых от руки книгах Библии накапливались ошибки, пропуски, толкования и вставки с целью ясности, замены болгарских слов русскими аналогами. Некоторые священные книги бесследно исчезли. Наставник Дмитрия Донского митрополит Алексей привез из Константинополя греческие списки Нового Завета и по ним выполнил весь перевод на славянский язык. В XV веке архиепископ Геннадий решил собрать книги Священного Писания в единую Библию на славянском языке. Так появилась Библия, известная как Геннадиевская. Полностью она была напечатана в 1581 году. В 1751 году по указу императрицы Елизаветы ее тщательно исправили, сверили с древним греческим переводом Септуагинтой[5] церковнославянской Библии и издали. Так появилась Библия «Елизаветинская». Ею в церковном обиходе мы пользуемся до сих пор.
К началу XIX века текст этой Библии стали называть церковнославянским в отличие от современного. И уже вовсю шли разговоры о переводе этой Библии на современный русский. В 1683 году появился перевод Псалтири на обиходный язык того времени. Автор перевода — Авраамий Фирсов, дьяк Посольского приказа, что по нынешним понятиям означает министра иностранных дел. Фирсов переводил с польской протестантской Библии, и патриарх Иоаким сие деяние не одобрил. Спустя пару десятилетий по личному указанию Петра I в Лифляндии пастор Глюк переводил Новый Завет на русский язык, но сей перевод был потерян. Или украден теми, кто боялся, что с этого и у нас на Руси начнется реформация. Святитель Тихон Задонский в середине XVIII века говорил о необходимости создания русской Библии, а в 1794 году вышла билингва (то есть книга с параллельными текстами на разных языках) послания апостола Павла к римлянам с истолкованием, параллельно церковнославянскому был представлен русский перевод, выполненный архиепископом Мефодием (Смирновым). Предшественник князя Голицына обер-прокурор Святейшего синода А. А. Яковлев поговаривал, а не начать ли переводить…
И вот теперь, в грозном 1812 году на берегах Невы вновь воскресла идея Петра о создании современной русской Библии. Только осуществление этой идеи разные люди видели по-разному.
Все началось с того, что царь Александр не умел читать Евангелие иначе как по-французски. На языке тогдашнего главного нашего неприятеля! А тут обер-прокурор Голицын познакомился с британским миссионером Джоном Паттерсоном, прибывшим в Петербург в августе 1812 года, и проникся его идеей создания в России Библейского общества на манер английского, которое он представлял и по поручению которого прибыл к нам делать перевод Библии на финский язык.
В Англии Библейское общество возникло в 1804 году. Ставило оно вполне благородные цели распространения Священного Писания среди народов, не имеющих его в переводе на родной язык. Вот только одно «но» — главным манифестом общества было то, что Библия не нуждается ни в каких толкованиях, что она сама говорит за себя и что любой человек, читая ее, как бы ни понимал, то, что там написано, понимает все равно правильно. Ибо слово Божье неправильно понять невозможно. Известно, куда вымощена дорога благими намерениями. Известно также и то, что под видом лекарства иной раз подают яд. Приезжающие в Россию британцы не просто хотели распространять слово Божье, они были эмиссарами протестантизма и выполняли задачи по его распространению в нашем Отечестве. На одном из собраний Британского библейского общества методист Ватсон в своем докладе говорил: «Только обращение во всем народе Библии может восстановить греческую церковь и исторгнуть ее из состояния упадка, в котором она ныне находится. Распространение Священного Писания дало нам, англичанам, достославное преобразование. В Европе это преобразование стоило великих раздоров и бедствий. В России, напротив, можно ожидать, что столь великое и нужное изменение совершится без малейшего потрясения. Предполагаемая в сей империи Реформация уподобится восходящему солнцу…»
Пасторы Пинкертон и Паттерсон начали свою деятельность на Кавказе и лишь затем переместились на северные берега. Встретившись с Голицыным, они увлекли его своими идеями и состряпали устав для Российского библейского общества. Голицын в свою очередь увлек государя, и 6 декабря 1812 года Александр утвердил проект учреждения пока еще не Российского, а Петербургского библейского общества. Выделена была и денежная сумма. Князь Голицын, член Государственного совета, обер-прокурор Святейшего синода, стал отныне еще и президентом Библейского общества.
Филарет конечно же прекрасно оценивал и все положительные стороны начатого предприятия, и все опасности, таящиеся в этой затее.
Хорошо, что можно будет, имея монаршую поддержку, начать перевод Библии на современный язык и тем самым продолжить дело святителя Алексея и архиепископа Геннадия Новгородского. Мало того, он не мог не понимать, что сейчас рождается новый русский литературный язык и будет превосходно, если текст Священного Писания, понятный современникам, ляжет в основу этого языка, как в основу английского легли произведения Шекспира, в основу итальянского — «Божественная комедия» Данте, а в основу немецкого — «Сентябрьская Библия» Лютера.
Плохо, что созданием Библейского общества занялся Голицын, который хотя и стал считать себя верующим, а, как ни крути, оставался все тем же вертопрахом. Всевозможные новые идеи кружили ему голову, как шампанское. Дух захватывала мысль объединить все христианские конфессии, чтобы народы, «распри позабыв, в единую семью объединились». А это могло привести к победе протестантизма, к утрате главного, что есть в религии, — веры. К превращению христианства в философское учение, к превращению таинств Церкви в соблюдение традиций.
Поэтому Филарет понимал и то, что нельзя отдать всё на откуп Голицыну и заезжим протестантским «миссионерам», что если уж таковое общество создано, следует как можно больше участвовать в его работе, дабы воспрепятствовать всему дурному, что может родиться в недрах нового общественного движения.