, девятерых — к лишению чинов с разжалованием в солдаты с выслугой.
Трудно было не содрогнуться при известии о таком решении! Отрубанием тысяч и тысяч голов еще недавно удивили мир французские революционеры. И вот у нас, в России, над тридцатью шестью головами занесен топор. Можно ли поверить?! Не лишним будет заметить, что на четвертовании настаивал не кто иной, как либеральный Сперанский! Знал, что его имя мелькало в списках декабристской директории, хотел доказать, что он тут ни при чем.
Общество еще не ведало о решении суда. 5 июля в Троице — Сергиевой лавре архиепископ Филарет прочитал проповедь об очищении сердца, предпослав слова Христа из Евангелия от Матфея: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. V. 8).
10 июля государь подписал указ о смягчении приговора. К смертной казни приговаривались только пятеро, и уже не к четвертованию или обезглавливанию, а к повешению. Остальным тоже по-разному было смягчено наказание. Большую роль в таком смягчении сыграли русские архиереи, включая Филарета.
Наступил финал трагедии, разыгравшейся на русской сцене по европейской пьесе. 13 июля пятеро молодых людей, самому старшему из которых было тридцать три, взошли на эшафот, устроенный на кронверке Петропавловской крепости… Это произошло в день архангела Гавриила. Такая вот «Гаврилиада»… Казнь со всеми кинематографическими деталями — с обрыванием гнилых веревок, проклятиями Рылеева в адрес царя и площадной бранью Каховского…
«Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком», — читал царь в донесении о казни. На другой день, спустя ровно семь месяцев после ужасов Сенатской площади, в Зимнем дворце совершился очистительный молебен, после которого царский двор двинулся из Северной столицы в Первопрестольную на коронацию нового императора.
В то время как Николай ехал венчаться на царство, южные рубежи его империи воспламенились новой войной. Персы, никогда не питавшие особых ласковых чувств по отношению к России, еще в 1812 году проявили коварство, когда узнав о нашествии Наполеона, решили воспользоваться случаем и ударить нам в спину. И в то время, пока наш народ, напрягая все силы, сопротивлялся мощнейшему в мире неприятелю, нам приходилось еще и на юге отбиваться и держать там войска, которые можно было бы перебросить на отражение Бонапарта.
Когда разразилось декабрьское восстание, Персия снова встала в позу льва, выслеживающего ослабшую добычу. Но уж очень долго подкрадывалась и прыжок свой совершила, когда добыча успела встать на ноги и оглядеться по сторонам. Нападая на южные рубежи России, персы были уверены, что в нашем отечестве продолжается смута междуцарствия. Войска численностью около сорока тысяч под командованием принца Аббас-Мирзы со стороны Карабаха напали на Елисаветполь, захватили его и осадили крепость Шушу. С нашей стороны им противостояла восьмитысячная армия. Николаю выпала возможность начать свое царствование не только подавлением мятежа декабристов, но и маленькой победоносной войной в Закавказье.
Прибытие в Москву произошло 21 июля. Государь, его супруга Александра Федоровна и вдовствующая императрица Мария Федоровна остановились в Петровском дворце, где вскоре их встретило придворное и московское духовенство. Через четыре дня состоялся торжественный въезд в Москву. Войдя в Кремль, Николай поселился в Чудовом монастыре. До венчания на царство предстояло еще провести в Москве двухнедельный Успенский пост, отпраздновать Преображение Господне и Успение Богородицы. В отличие от своего старшего брата Александра, лишь с возрастом пришедшего ко Христу, Николай с молодости являл собой пример жизни воцерковленного человека, соблюдал посты и молитвы, постоянно исповедовался и причащался, вел аскетический образ жизни. Во время его пребывания в Чудовом монастыре он всегда много общался с Филаретом. На праздник Преображения святитель читал здесь проповедь о том, что «Божество Иисуса просияло сквозь Его человечество», и в том был намек на то, что божественная сила помазанничества призвана просиять и в государях, коих помазание есть ясный христианский символ.
И вот кончился строгий двухнедельный пост, отпраздновали Успение, и через неделю, в воскресенье 22 августа, царь с царицей, матерью и братом Константином входили в Успенский собор Кремля. Священное коронование и миропомазание на царство совершал митрополит Петербургский и Новгородский Серафим (Глаголевский), вторым при нем состоял митрополит Киевский и Галицкий Евгений (Болховитинов). А вот проповедником при короновании по собственному желанию государя назначили московского архиепископа Филарета.
— Благочестивейший государь! — обратился он к Николаю на ступенях Успенского собора. — Наконец ожидание России свершается. Уже ты пред вратами святилища, в котором от веков хранится для тебя твое наследственное освящение… Не спешил ты явить нам твою славу, потому что спешил утвердить нашу безопасность. Ты грядешь наконец яко царь, не только наследованного тобою, но и тобою сохраненного царства.
Говоря дальше о бурях, сопутствовавших восшествию Николая на престол, Филарет дал ответ тем, кто злословил, что царствование его начинается с виселицы, а именно напомнил эпизод из библейской Книги Царств: при смерти царя Давида и восшествии царя Соломона случилось восстание в войсках, которое возглавили военачальники Иоав и Семей.
— В царствование Давида прозябли сии плевелы; а преемнику его досталось очищать от них землю Израилеву; что ж, если и преемнику Александра пал сей жребий Соломона? Трудное начало царствования тем скорее показывает народу, что даровал ему Бог в Соломоне.
Едва ли можно было сказать точнее, чем это сделал мудрый Московский Златоуст! Сравнить Александра с Давидом, а Николая — с Соломоном, найти столь яркое сравнение в тексте Библии мог, пожалуй, только он, и, слушая сии слова, Николай утверждался в своем намерении в сей же день объявить Филарета митрополитом.
— Вниди, Богоизбранный и Богом унаследованный государь император! Знамениями величества облеки свойства истинного величества. Помазание от святого да запечатлеет все сие освящением внутренним и очевидным, долгоденственным и вечным.
После этого приветствия Николай Павлович вступил в Успенский собор и короновался вместе со своей супругой Александрой Федоровной. Он восседал на алмазном троне царя Алексея Михайловича, а императрица — на золотом троне царя Михаила Федоровича. Священное миропомазание совершалось из крабицы римского императора Августа — сердоликовой чаши, подаренной еще князю Владимиру Мономаху византийским императором Константином. Затем государь поцеловал большой нательный крест Петра I, спасший того от шведской пули на поле Полтавской битвы. После совершения таинства Николай взошел на Красное крыльцо и троекратно поклонился народу, чего не бывало во время предыдущих коронаций.
За коронацией Николая вскоре в тот же день последовало радостное для Филарета объявление о возведении его в сан митрополита Московского и Коломенского. Так, в один день Николай стал императором, а Филарет — митрополитом! Очень хороший знак!
Но и на том его радости не завершились: Николай пожаловал новому митрополиту белый клобук с крестом, усыпанным драгоценными каменьями, а также — средства на постройку нового корпуса Вифанской семинарии, тем самым почтив и память незабвенного митрополита Платона, чьим детищем являлась эта семинария.
Вечером вся Москва была великолепно освещена, в особенности Кремль. Все башни и колокольня Ивана Великого горели ярким пламенем; зубцы стен обвиты огненными полосами, а по оградам сверкали широкие узорчатые каймы. И в следующие дни иллюминацию несколько раз повторяли. Вечером 27 августа состоялся бал в Грановитой палате, 1 сентября в Большом театре прошел придворный маскарад, 3 сентября в честь государя дало бал московское купечество.
Филарета в эти дни всенародных торжеств ожидала еще одна радость. В августе, сразу после коронации состоялось в Москве заседание Святейшего синода, на котором он осмелился вновь поставить вопрос о переводе Библии. Митрополит Серафим ответил решительным отказом, его поддержал и митрополит Евгений. Но прошло две недели, и они, с согласия государя, решили поддержать нового московского митрополита в другом — Филарет получил указ Синода: «Поручить Вашему Преосвященству, дабы Вы, пересмотрев составленные Вами прежде сего Пространный и Краткий христианские катехизисы Греко-Российской Церкви, составили из них две книги». Это был прорыв блокады! Его катехизисы более не запрещены! Можно было временно забыть о запрете на перевод Библии.
Царь продолжал рассыпать милости. Следом за Филаретом он обласкал его давнего знакомого — поэта Пушкина. Того, у которого некогда Филарет принимал экзамены. Теперь это был известный на всю Россию автор стихов, поэм «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», уже вышла первая глава романа в стихах «Евгений Онегин», а всего написаны шесть глав. Александр Сергеевич был срочно вызван из села Михайловского, где отбывал ссылку. Три дня и три ночи он без отдыха трясся в коляске и 8 сентября добрался до Москвы. Усталого, немытого и небритого, его доставили в Чудов монастырь в кабинет к государю. В кармане — стихотворение «Пророк». Два часа они беседовали, после чего, неожиданно для очень многих, расстались друзьями. С поэта была снята опала. Царь пообещал быть его личным цензором.
— Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин, — сказал Николай на прощание дружеским тоном.
А вскоре на балу у французского посла похвастался Блудову:
— Знаешь, я нынче долго разговаривал с умнейшим человеком в России. Угадай, с кем? С Пушкиным.
Во мне почтил он вдохновенье,
Освободил он мысль мою,
И я ль, в сердечном умиленье,
Ему хвалы не воспою?
Так через пару лет вспомнит эту встречу Александр Сергеевич.
12 сентября уже в сане митрополита Филарет освящал храм Живоначальной Троицы у Покровских ворот и свою проповедь посвятил весьма важному спору с теми, кто говорил: «Мой храм в моей душе, а посему я не хожу в церковь». Филарет утверждал, что невозможно войти в храм небесный, где воистину обитает Господь, не посещая храмы земные, в которых совершаются таинства.