дет до того, что станут крестить заочно, а потом и вовсе перестанут крестить, объявят, что Господь и так разберется, кто верующий, а кто нет. С другой стороны, «погру-женцы» дошли до того, что требовали признавать «обливанцев» некрещеными, а, стало быть, нуждающимися в повторном, правильном крещении. Святитель Филарет, соглашаясь с тем, что нужно соблюдать обычай полного погружения, отстаивал точку зрения, что и «обливанцы» тоже крещеные, только с нарушением формы таинства. Перекрещивать их не нужно, а нужно уповать на волю Господню.
К сожалению, спор сей до сих пор не изжит, и во множестве современных православных храмов батюшки допускают недобросовестное отношение к данному вопросу, крестят не полным погружением, а упрощенным обливанием, которое по обычаю допускается только в тех случаях, когда погружение невозможно — например, человек решил покреститься перед смертью и лежит на одре болезни или чем-то болен таким, что не позволяет окунать его. Допускающие обливание священники вводят людей в соблазн, сеют распрю между «погруженцами» и «обливанцами», вместо того чтобы просто дать себе труд до конца исполнить обычай во всех его установлениях.
Императорская семья завела себе обычай в конце лета гостить в Москве и Троице-Сергиевой лавре. Встречая Александра Николаевича и Марию Федоровну в Успенском соборе Кремля 26 августа 1858 года, Московский Златоуст говорил:
— Благочестивейший государь! За два лета пред сим с радостью видели мы тебя в сей день в твоей царской славе: с радостью и ныне видим тебя среди твоей царской деятельности. Отвне — продолжаешь охранять мир; и в особенности обновляешь мир на Дальнем Востоке; открываешь мирный путь истине Христовой к людям, сидящим во тьме язычества; поставляешь новый, твердый, широкий предел твоего царства на берегах и на водах Амура, и, к удивлению, чего другие державы домогались оружием, того, предваряя их, достигает твое мирное слово. Внутри — подвизаешься о возвышении благоустройства и благоденствия твоего царства. Что значат сии путешествия твои по областям твоего Царства, простертые и до глубокого Севера? — Разумеваем, что ты желаешь знать твое царство не только по сведениям, восходящим к твоему престолу, но и по непосредственным личным наблюдениям, и в сем усматриваем действующую ту царственную истину, что, дабы благонадежно управлять, нужно точно знать управляемое.
16 ноября 1858 года владыка Филарет впервые позволил себе отметить собственный юбилей — пятидесятилетие монашеского пострига. Полвека прошло с того дня, как Василий стал Филаретом. Он принимал поздравления и отвечал на них: «Благодарю, отец наместник, что братолюбно обратили внимание на мое летоисчисление, и притом утверждаясь на письменных доказательствах, о которых я не знал, существуют ли. Долготерпелив Господь. Лет много…»
Зимой смертельно заболел старший лучший друг Филарета — князь Сергей Михайлович Голицын, два месяца перед кончиной он сильно страдал от опухолей. Владыка навещал его часто, сидел рядом, беседовал, и этими беседами умел отвлечь страдальца от нестерпимых болей. 13 февраля 1859 года Сергея Михайловича похоронили. Душа его родилась в мир невидимый. Святитель Филарет проводил друга в последний путь и чувствовал себя сам так плохо, что не поехал в Петербург, где отмечался пятидесятилетний юбилей Духовной академии. Да и не любил он юбилеи!
«Я доволен, что не мог ехать. И мысль о юбилее для меня непривлекательна, — признавался он в письме Антонию. — У евреев юбилей был важный закон и в отношении Церкви, и в отношении к гражданскому порядку. Он освобождал впадших в рабство и возвращал заложенные земли. Папы в средние века ввели его в Римскую Церковь, чтобы получать доходы от посещающих Рим и от индульгенций. Почему и зачем юбилей пришел в Духовную академию? А пример одной Академии, вероятно, поведет тем же путем и другую».
Не ездить ему теперь в гости к любезному другу Сергею М и-хайловичу, не сиживать за чашкой чая у окон, из которых открывается вид на храм Христа Спасителя… Сколько лет уж все строится и строится это величественное сооружение, а не видно в обозримом будущем дня, когда можно будет совершить освящение собора. Он уж и не мечтал дожить до той радости. С внешней стороны храм был уже полностью готов. Со всех концов Первопрестольной издалека сияли его купола, отражались в плавном течении Москвы-реки, а внутри до сих пор не приступили как следует к отделке интерьера. Вроде бы уж и решили отказаться от отделки в стиле классицизма, вняли голосу деятелей Церкви, включая и Филарета, предпочли византийский стиль, но до сих пор не утвердили окончательно проект росписей. Филарет многие годы потратил на борьбу с первоначальным замыслом, по которому нижнюю часть интерьера предлагалось облицевать мрамором, а верхнюю расписать изображениями святых и сценами библейских событий. Это опять-таки была дань классицизму. Московский митрополит решительно противился этому. Еще в 1855 году он писал генерал-губернатору Закревскому: «Зритель, только поднимая голову, может видеть настенные изображения, но в таковом положении он долго быть не может. Стоя же в обыкновенном положении, он будет иметь перед глазами только мрамор. Православный, обыкновенно взирая на икону, полагает на себя крестное знамение и молится, но если вместо икон перед глазами его будет только мрамор, то он будет в необычном и неприятном положении. Кроме настенных священных изображений, кроме царских, северных и южных дверей, видны места только для двух икон Спасителя и Божьей Матери близ царских врат. Не видно даже места для храмовой иконы Рождества Христова. Такая скудость икон неудовлетворительна для столь огромного храма. Не только приличным, но и нужным признано быть может, чтобы в мраморе, особенно на восточной стороне по местам, устроены были рамы и в них поставлены были иконы на такой высоте, чтобы удобно доступны были взору предстоящих…»
Мысль о том, чтобы в будущем главном храме Москвы поставить не обычный иконостас, а Кувуклию, родилась у Филарета еще когда только-только отгремела гроза 1812 года, только-только заговорили о создании такого храма. Кувуклия — часовня Гроба Господня в Иерусалимском храме Воскресения, в ней находятся смертное ложе Спасителя и придел Ангела. Идея создания иконостаса в виде часовни сближала Москву с Иерусалимом. И Филарет еще в 1813 году высказал ее обер-прокурору Голицыну Тогда же он написал родителям в Коломну о том, что открыл Александру Николаевичу «свои мысли о несовершенстве иконостасов по новейшему образу строения, которые, будучи малы и скудны, противоречат мысли величия, которую должен бы подавать алтарь. Но как здесь не вижу я ни одного иконостаса, в котором бы с огромностию была соединена правильность и красота, соответствующие вкусу нынешнего времени, и который мог бы объяснить и оправдать мою мысль, то желал бы иметь рисунок иконостаса Коломенского собора». Он имел в виду храм Вознесения Господня в Коломне.
С конца XVIII века вошло в моду рассматривать иконостас как архитектурное сооружение, и икона, главное, ради чего ставится иконостас, стала из него вытесняться в угоду архитектурным деталям. Филарет решительно боролся с этим, по его указу был уничтожен один из иконостасов Баженова, в котором иконе вообще почти не оставалось места. Вот что он имел в виду, говоря о «несовершенстве иконостасов по новейшему образу строения». Филаретовский замысел создания иконостаса-часовни, Кувуклии, нашел множество сторонников, и когда началось устроение интерьера в храме Христа Спасителя, иные проекты, кажется, и не рассматривались. Так в главном московском соборе появилось сие уникальное сооружение, по высоте превосходящее на три с половиной метра Успенский собор Кремля. Воистину — храм в храме! И это придумал он — Филарет.
Он же выполнил работу по выбору сюжетов для росписей центральной части собора, с которой должна была начаться отделка всего интерьера.
Автор фундаментальной книги «Храм Христа Спасителя в Москве» Евгения Ивановна Кириченко называет Филарета одним из «идейных творцов программы храма Христа Спасителя». Говоря по-русски, Московский Златоуст — крестный отец этого величественного памятника, воспитатель его проектировщиков и строителей, архитекторов и художников. Каков этот храм, таков и внутренний храм души Филарета. Владыка Филарет из глубин своей души вдохнул душу и в облик, и в интерьер храма.
Другим духовным детищем Филарета стал собор Владимирской иконы Божьей Матери в Спасо-Бородинском монастыре. Он также внимательно следил за его строительством и давал указания, что и как делать. Увы, ни пастырь, ни Маргарита не присутствовали на освящении храма. Душа игуменьи Марии уже отлетела ко Господу, вкусив изрядно земных страданий, а Филарет, как ни мечтал совершить освящение собора, не смог этого сделать, поскольку все лето и осень 1859 года сильно болел, о чем постоянно жалобно оповещал своего духовника Антония в письмах. Болели зубы, глаза, уши, суставы, пальцы рук и ног, постоянно мучила жажда и сухость во рту. Врач духовной семинарии Владимир Иванович Рахманов ежедневно навещал владыку, и тот отзывался о нем с огромным теплом. Можно было перенести освящение церкви на Бородинском поле до выздоровления, но, видно, владыка чувствовал себя очень плохо: «До весны отлагать освящение Спасо-Бородинской церкви какая польза? Разве могу сказать: отложу я умирать до весны?» В итоге он послал викария Леонида (Краснопевкова), и 5 сентября тот совершил освящение собора.
А вот во встрече с государем, несмотря на болезнь, московский митрополит не мог себе отказать. 22 августа 1859 года на Москве происходило знаменательное событие — открытие музея «Дом бояр Романовых». По преданию, в этом доме в Зарядье родился основатель династии Романовых — царь Михаил Федорович. С середины XIX века все более возрастал интерес русских людей к старине, к древней архитектуре, появилось само понимание, что необходимо сохранять и реставрировать древние памятники архитектуры. Император Александр Николаевич выкупил у Знаменского монастыря пос