. Но 4 декабря 1858 года была принята другая программа Крестьянской реформы, выработанная генерал-адъютантом Яковом Ивановичем Ростовцевым и предполагавшая получение крестьянами личной свободы, обеспечение крестьян наделами земли в постоянное пользование с правом выкупа по предоставленным правительством кредитам, утверждение переходного «срочнообязанного» состояния.
После смерти Ростовцева в 1860 году бразды правления при подготовке реформы взял в свои руки граф Виктор Никитич Панин. Образованнейший человек, он слыл консерватором и крепостником и действительно, возглавив редакционные комиссии по проведению реформы, добился уменьшения наделов и увеличения повинностей будущих освобожденных крестьян.
В октябре 1860 года готовый проект реформы рассматривался в Главном комитете по крестьянскому делу. Один из его списков попал на стол митрополиту Филарету. Ознакомившись с ним, он высказал свои замечания. В частности, в письме преподобному Антонию от 4 декабря 1860 года он писал, что ему не нравится мысль о том, чтобы прежде объявления правил об освобождении крестьян с ними были ознакомлены священники «для приготовления прихожан к пониманию оных», он жалуется на многосложность представленного проекта, опасается, что большинство священников не поймут многого и станут худо растолковывать прихожанам суть реформы. «Например, в правилах положено дать крестьянам самоуправление. Поймет ли сие с точностью священник? И если, хотя неточно, поймет, поймет ли сие крестьянин?» Кроме того, он опасался, что «священник, став посредником между начальством и крестьянами, подвергнется опасности с обеих сторон». Опасения его были не напрасны. Деятели реформы хотели несколько оградить себя от возможных недоумений, и в случае, если бы возникли в крестьянской среде волнения, можно было бы свалить часть вины на попов — мол, плохо растолковали суть реформы своим прихожанам!
Окончательная разработка манифеста об отмене крепостного права была возложена на Самарина и Милютина. Юрий Федорович Самарин, один из талантливейших представителей славянофильства, ученик Хомякова, доказывавший, что в православии сливаются отсутствующее в католицизме единство свободы и отсутствующее в протестантизме единство общности, при этом высоко ценил достижения западной цивилизации и мог найти золотую середину, в частности, и в крестьянском вопросе. Его сверстник Николай Алексеевич Милютин являлся также и его единомышленником. Так что выбор этих двух деятелей реформы в качестве создателей манифеста был сделан царем правильно.
Новый, 1861 год владыка Филарет снова встречал на одре болезни. «Простуженная рука мешает писать, тогда как это всего нужнее». А на него тем временем свалилась работа высочайшей государственной важности — прислали написанный Самариным и Милютиным манифест с требованием отредактировать его по своему усмотрению. Император оказывал владыке полное доверие и намеревался опубликовать сей документ только после его редактуры. Панин сопроводил текст манифеста собственным письмом, в коем с благоговением обращался к святителю Филарету: «Государь полагается совершенно на высокий дар красноречия вашего высокопреосвященства и на ревностное усердие ваше к делу, столь важному для Отечества, столь близкому к сердцу первого пастыря нашей Церкви. Руководимый сими чувствами и сим доверием, государь представляет вашему высокопреосвященству сделать все те изменения или прибавления, кои бы вы признали соответствующими чувствам его величества и собственно вашим, для лучшего успеха в достижении положенной цели».
Весь конец января в Троицком подворье Московский Златоуст работал над окончательным вариантом манифеста. Перечитывал, обдумывал. Разделил на три части и в течение трех суток полностью все переписал. Наконец закончил и 5 февраля отправил манифест государю в Петербург, приписав, что «в исполнение поручения его ввело верноподданническое повиновение, а не сознание удовлетворить требованию». Грядущая реформа пугала его. Не случайно среди прочих исправлений им были вычеркнуты слова «в сей радостный для нас и для всех верноподданных наших день». Он говорил, что ожидаемому новшеству «радуются люди теоретического прогресса, но многие благонамеренные люди ожидают оного с недоумением, предусматривая затруднения». А за три дня до подписания манифеста Филарет с волнением произнес:
— Господи, спаси царя и пощади всех нас.
Антонию он написал: «Теперь из Петербурга пишут об опасениях и, между прочим, что первый удар падет на высшее духовенство, монастыри, церкви».
19 февраля 1861 года в Петербурге император Александр II подписал отредактированный Филаретом манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, состоявшее из семнадцати законодательных актов. Земля полнилась слухами и тревогами. «Говорят, что в Государственном Совете, — писал в те дни Филарет, — было большинство голосов в пользу малого надела земли крестьянам; но утверждено мнение меньшинства в пользу большего надела. Готовятся к объявлению. Оскудение, надолго или ненадолго, кажется, неизбежно. Да спасет Господь от большего нестроения».
Наступило 5 марта 1861 года, Прощеное воскресенье. После совершения литургии в Успенском соборе Кремля манифест был объявлен народу. В тот же день — в других городах Российской империи…
Реформа 1861 года, как известно, вызвала ряд крестьянских выступлений по всей России. Думается, однако, что участие лучших умов государства, включая митрополита Филарета, в разработке документов реформы все же содействовало более мягкому прохождению вводимых государством изменений.
Свое отношение к происшедшему сам Филарет выразил в возвышенной приветственной речи царю 18 мая 1861 года, обращаясь к Александру в преддверии Успенского собора:
— Благочестивейший Государь! Приветствуем тебя в седьмое лето твоего царствования. У древнего народа Божия седьмое лето было летом законного отпущения из рабства (Исх. XXI. 2). У нас не было рабства, в полном значении сего слова: была однако крепкая наследственная зависимость части народа от частных владельцев. С наступлением твоего седьмого лета ты изрек отпущение. Обыкновеннее сильные земли любят искать удовольствия и славы в том, чтобы покорить и наложить иго. Твое желание и утешение — облегчить твоему народу древние бремена и возвысить меру свободы, огражденной законом. Сочувствовало тебе сословие благородных владельцев; и в добровольную жертву сему сочувствию принесло значительную часть своих прав. И вот более двадцати миллионов душ обязаны тебе благодарностью за новые права, за новую долю свободы. Молим Бога, чтобы добрый дар был разумно употреблен; чтобы ревность к общему благу, справедливость и доброжелательство готовы были всюду для разрешения затруднений, иногда неизбежных при новости дела; чтобы получившие новые права из благодарности порадели уступившим древние права, чтобы приятная мысль о труде свободном сделала труд более прилежным и производительным, к умножению частного и общего благоденствия; да будет твоя к твоему народу любовь увенчана неувядающею радостью под осенением Провидения, благодатно простираемым, вместе с тобою, над совенчанною тебе твоею супругою и твоими благословенными чадами.
Со дня опубликования манифеста прошло почти три месяца. За это время случилось лишь одно сильное волнение — в селе Бездна Казанской губернии. Там молодой грамотный крестьянин Антон Петров вдруг решил сделаться главой восстания и заявил, будто он читал подлинный текст царского манифеста, в котором говорится о полной и безграничной воле крестьян и об их праве не выполнять никаких распоряжений помещиков. Он утверждал, что помещики и чиновники скрыли от народа подлинный текст манифеста, заменив его собственным. Крестьяне стали требовать оглашения «настоящей воли», возмутились, и бунт, охвативший несколько уездов Казанской губернии, пришлось подавлять силой, и в итоге девяносто человек были убиты и умерли от ран, более трех с половиной сотен ранены. В числе погибших оказался и сам Антон Петров. Герцен в Лондоне зазвонил в свой «Колокол»: «О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!., как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем… Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их — и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея… не верь им. Царь с ними, и они его. Его ты видишь теперь, ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе… Твои пастыри — темные как ты, бедные как ты… Таков был пострадавший за тебя в Казани иной Антоний (не епископ Антоний, а Антон безднинский)… Тела твоих святителей не сделают сорока восьми чудес, молитва к ним не вылечит от зубной боли; но живая память об них может совершить одно чудо — твое освобождение». Все русские либералы пророчествовали о новой пугачевщине, ждали и призывали ее, но «всероссийского бунта» не произошло, и теперь можно было спокойнее говорить о пользе проводимой реформы и менее опасаться потрясений.
21 мая 1861 года митрополиту Филарету всемилостивейше пожалована была золотая медаль, установленная за труды по крестьянскому делу. На аверсе этой награды изображен профиль Александра II, над ним надпись «Благодарю», под ним число «19 февраля 1861 года», на реверсе надпись «За труды по освобождению крестьян». Носилась она на Александровской ленте, золотых медалей было отчеканено две с половиной сотни, серебряных — полторы тысячи, но награжденных было меньше, чем медалей. А 6 июня император пожаловал владыке наперсный крест, украшенный драгоценными камнями, тем самым еще более подчеркнув заслуги московского митрополита в подготовке крестьянских преобразований.
К лету святитель Филарет уже гораздо меньше заботился о проводимых в стране реформах. С июля он много внимания уделял предстоящему прославлению святителя Тихона Задонского, изучал многие материалы, подготовленные к его канонизации, редактировал присланное ему житие святителя и службу, сократил один из двух тропарей. 13 августа произошло прославление святителя Тихона. Филарета приглашали, но он снова болел и не в состоянии был никуда ехать из Москвы. Митрополит Новгородский и Петербургский Исидор (Никольский) присутствовал при этом событии и, приехав в