Успокоительное разрешение сих дум да ищется лучше в священном слове истины: Кто познал ум Господень? Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его (Рим. XI, 33, 34). Но при сей непостижимости, несомненно известно, что все пути Господни — милость и истина к хранящим завет Его (Пс. XXIV, 10).
Посему несомненно, что верен Господь и в услышании молитвы. Он услышал ее, принял и исполнил, только не по мысли родительской и отечественной любви, которая желала удержать благоверного царевича для трудных в трудные времена подвигов земного царства, но исполнила по разумению Своего Божественного ума, который предзрел, как лучшее, то, чтобы скоро призвать его в Царство Небесное. Премудрость и любовь Господня присутствовали при сем решении».
Неведомо, каким был бы государем старший сын Александра II, зато ведомо, что в лице Александра III, ставшего императором в результате смерти своего брата, Россия обрела великого государя, подлинного хозяина, подарившего ей тринадцать с половиной лет счастья, мира, процветания, могущества и спокойствия.
Но в те дни все искренне оплакивали безвременно угасшего наследника престола, чистого, порядочного, красивого юношу, доброго христианина, коего митрополит Филарет видел в будущем истинно православным царем.
Летом того года святитель сам был почти при смерти. Он приехал в лавру, там сильно заболел и прожил, находясь на одре болезни, с июня до середины октября в Гефсиманском скиту, который и строился-то им для того, чтобы проводить здесь тихие и мирные дни своего заката. Впервые он не встречал августейшую семью во дни очередного визита в Москву, а лишь послал свое приветствие в письменном виде: «…по милости Божией, мне еще оставлено утешение — из глубины пустыни простирать к Тебе слово благоговейного сочувствия и из глубины сердца вознести ко Вседержителю молебный глас»… Зато теперь государь приехал к нему в лавру, посетил Гефсиманский скит, получил архиерейское благословение в обители преподобного Сергия. А в день осеннего празднования памяти Александра Невского из Гефсиманского скита Филарет писал государю: «В имени святого Александра заключается воспоминание благоверного князя, который пред лицом неверного властителя, при угрозе смерти не поколебался исповедать свою веру, который мудростью отражал от православия покушения не православных, который Невскою победою из дали веков предуказал твою Невскую столицу». «Сии воспоминания займут внимание соименного тебе, твоего благоверного наследника: и к ним благознаменательно присоединится имя Александра II, Освободителя». С легкой руки Московского Златоуста прозвище «Освободитель» навеки прикрепится к имени императора Александра Николаевича.
Осенью, выздоровев, святитель вернулся в Москву, причем впервые не ругал железную дорогу, а весьма хвалил, восторгался спокойствием движения поезда и признал правильным, что «не решился на путешествие по земляной дороге»: «Я не мог бы так долго переносить тягостного ощущения, в котором начал путь, и не имел бы средств облегчить оное. Напротив того, в подвижном доме железной дороги я отложил теплую одежду, встал и в сем положении оставался почти во всю дорогу, постепенно чувствуя облегчение».
Наступили последние годы; солнце земной жизни святителя Филарета уже коснулось горизонта и стало тихо погружаться за окоем, даруя миру последние прекрасные лучи, теплые и ласковые.
И в этих живительных лучах появились на свет два младенца, коим в грядущем XX столетии суждено будет стать двумя первыми патриархами возрожденного русского патриаршества — 19 января 1865 года в окрестностях Торопца родился Василий Иванович Белавин, а в самый год кончины Филарета 11 января 1867 года в Арзамасе родился Иван Николаевич Страгородский. Первый в 1917 году станет патриархом Тихоном, а второй в 1943 году — патриархом Сергием.
Тем временем началась настоящая охота на государя. Примечательно, что совсем недавно, в апреле 1865 года, был убит освободитель американских рабов Авраам Линкольн. Теперь начались покушения на жизнь освободителя русских крепостных. Но если Линкольна убил сторонник южан актер Бут, то травлю Александра Освободителя развернули те, кто как раз провозглашал себя поборниками освобождения народа! 4 апреля 1866 года революционер Дмитрий Каракозов в Петербурге у ворот Летнего сада стрелял в императора, промахнулся, был схвачен крестьянином Осипом Комиссаровым, посажен в Петропавловку, началось следственное дело. Комиссию по расследованию преступления возглавил все тот же «людоед» Михаил Николаевич Муравьев-Виленский, прозванный своими врагами «Вешателем» за то, что однажды, когда кто-то спросил его, не родственник ли он повешенному декабристу Муравьеву, он ответил:
— Я не из тех, кого вешают, а из тех, кто вешает.
Узнав о петербургском злодеянии, митрополит Филарет отправил царю верноподданное письмо: «Сколько преступная, столько же безумная дерзость подняла против тебя руку; но ее невидимо отразил ангел (хотя видимо чрез человека), и твоя жизнь и здравие сохранены, а преступлению попущено сделать только то, чем оно обличило само себя и повергло позору и правосудию. Благословен Бог, совершивший над тобою, благочестивейший государь, свое древнее слово: не прикасайтеся помазанным Моим! Ужас верноподданных и скорбь о том, что нашелся в России такой человек, умягчается только живейшею радостью о твоем сохранении и благодарною к Господу молитвою…»
В честь избавления царя от гибели повсюду устраивались крестные ходы. В иных местах по окончании ходов устраивалось угощение для народа. Митрополит Филарет выступил против таких угощений, ибо получалось, что люди не сами выражают свою приверженность монарху, но их заманивают ястием и питием.
Следственная комиссия признала Каракозова полностью виновным и приговорила к смертной казни. Муравьев-Виленский не дожил совсем немного и до этого события и до своего семидесятилетия, скончавшись 31 августа 1866 года. Герой войны с Наполеоном, храбро сражавшийся на Бородинском поле и потом всю жизнь не жалевший себя во благо России, он так и остался в памяти неблагодарных потомков «Муравьевым-Вешателем», благодаря стараниям либералов XIX века и советских историков века XX. Святитель Филарет особо чтил его за его подвиги, за то, что Михаил Николаевич вернул в лоно православия огромное количество белорусских униатов и католиков.
28 октября 1866 года состоялось бракосочетание наследника Александра Александровича с датской принцессой Дагмарой, ставшей Марией Федоровной. Филарет послал поздравительное письмо. На той свадьбе своеобразно произошло окончание Кавказской войны — на торжество был приглашен из Калуги плененный имам Шамиль. К тому времени он был пленен и особенным любезным обращением, которое оказывалось ему русскими. Явившись на свадьбу, он произнес свои знаменитые слова:
— Старый Шамиль на склоне лет жалеет о том, что он не может родиться еще раз, дабы посвятить свою жизнь на служение белому царю, благодеяниями которого он теперь пользуется.
В том же 1866 году на острове Крит вспыхнуло восстание православных греков против притеснений со стороны турок, владевших островом. Турки в ответ начали резню кандиотов, как принято было тогда называть критян по венецианскому названию Крита — Кандия. Митрополит Филарет стал вдохновителем сбора средств в пользу «страждущих христиан Востока», выступил с воззванием к новому обер-прокурору Синода Дмитрию Андреевичу Толстому и тем самым обратил внимание правительства на необходимость поддержать критян. В этих заботах он и встретил последний год своей жизни.
Чувствуя близкий уход, Московский Златоуст вновь обратился к поэзии и совершил стихотворный перевод «Увещевательной песни» святителя Григория Богослова:
Близок последний труд жизни, плаванье злое кончаю.
И уже вижу вдали казни горького зла:
Тартар ярящийся, пламень огня, глубину вечной ночи,
Скрытое ныне во тьме, явное там в срамоте.
Но, Блаженнее, помилуй, и, хотя поздно, мне даруй
Жизни остаток моей добрый по воле Твоей.
Много страдал я, о Боже Царю, и дух мой страшился
Тяжких судных весов, не низвели бы меня.
Жребий мой понесу на себе, переселяясь отсюда.
Жертвой себя предал скорбям, снедающим дух.
Вам же, грядущие, вам заветное слово: нет пользы
Жизнь земную любить. Жизнь разрешается в прах.
А жизнь все еще стучалась и стучалась в эту начавшую закрываться дверь! Вдруг пришло возмущенное письмо от лучшего друга Андрея Николаевича Муравьева, который гневался на святителя, что тот не вмешался и не предотвратил продажу Аляски американцам. Вот те раз! Да ведь он и сам узнал об этой продаже уже по свершении сделки.
«Американский уезд Иркутской губернии» — Аляска вместе с прилегающими к ней островами с 9 июля 1799 года находилась под управлением Русско-американской компании. Разговоры о том, что это уж слишком отдаленная территория и содержать ее невыгодно, велись на протяжении всей первой половины XIX века. Наконец нашелся весомый повод для продажи. Для выплаты компенсации помещикам в соответствии с Крестьянской реформой в 1862 году Александр II был вынужден занять у Ротшильдов 15 миллионов фунтов стерлингов под пять процентов годовых. Долг надобно возвращать, а денег нет. Тогда-то младший брат государя великий князь Константин Николаевич и предложил продать Аляску. К тому же во время Крымской войны стало ясно, что есть возможность и вовсе даром потерять эту территорию, официально никак не закрепленную за Россией. Да и никаких великих доходов с Аляски пока не предвиделось.
16 декабря 1866 года в Санкт-Петербурге прошло совещание Александра II и великого князя Константина Николаевича с министрами финансов и морским, а также российским посланником в Вашингтоне бароном Эдуардом Андреевичем Стеклем. Участь Аляски была решена и 18 марта 1867 года состоялось подписание договора, согласно которому территорию в полтора миллиона квадратных километров продали американцам за 7 миллионов 200 тысяч долларов. В пересчете на нынешние деньги это около восьми с половиной миллиардов долларов. Печально, что всего через пять лет после продажи Ал