Я покосился на царевича и показал ему кулак.
— Не я нашёл, государь, а царевич. Вот в этой книге лежит интересный листок, где написано следующее…
Я прочитал написанное, царь нахмурился. Взял книгу пролистнул.
— Чудная латыница. Тайнопись?
— Похоже, об этих записях и пишут в записке.
— Английские буквицы, — задумчиво проговорил царь. — Ты и на английском читаешь?
— А я не говорил разве?
— Да, вроде, говорил. И почерк какой-то знакомый. Надо поднять их записки и сравнить. Если сойдётся, беда-а-а. Ричард Ченслер писал, потом этот, как его… А, бес с ним! А! Энтони Дженкинсон! Посол то новый! Рубить головы сейчас, Федюня, совсем не с руки. Вот ты задал мне, Фёдор, задачку! Посложнее, чем про стрелецкие деньги. И что тебя в эти книги потянуло заглянуть?
— А в чём дело, государь? Можешь объяснить, почему им головы нельзя рубить?
Царь усмехнулся.
— Сие есть тайна великая. Ну, да ладно! Заманили мы англичан в Архангельск картой ложной, по которой вроде, как путь в Индию можно найти. Ещё при отце моём царе Василии, послы показывали сию карту в Ватикане. В семь тысяч тридцать первом году посол Дмитрий Герасимов, продемонстрировал карту прохода в Индию и Китай по северному морскому пути и далее речными дорогами через Обь и Иртыш. Потом сию обманку он показывал немецким купцам в Аугсбурге. Там он встретился с известным исследователем морских дорог Себастьяном Каботом. Тогда не случилось заманить к нам германских торговцев, да и не надеялся отец на это. Заманивали англичан. У тех везде свои шпигуны, даже в Ватикане, вот они и клюнули на нашу карту.
В семь тысяч пятьдесят седьмом году Каботу получилось соблазнить в Лондоне купцов. Он основал вместе с ними Торговую компанию, а в 59 году в Архангельск приплыл Ченслер. Путь в Индию он, конечно не нашёл, зато нашёл кому продавать свои товары. Вот с тех пор и торгуем. Они, конечно, шпионят, с нашими врагами сговариваются, но, главное, что они нам медь, железо, свинец возят, сабли, сбрую.
— Тебя травят, — вставил я.
Царь нахмурился. Торговля с Англией — дорогого стоит, Федюня. — Даже ежели я помру от их яда, торговать с Англией не перестану.
— Так и не надо. Зачем рвать торговые отношения. Просто, думается мне, что и им такие условия, какие предоставил им ты, никто не даст.
— А какие я им дал условия? — спросил царь и хитро посмотрел на меня.
— Свободные. Без пошлинные. Так ведь?
— Так, да не так. Без пошлины только ежели оптом торговать, через казну и в долг. А ежели на торжище, то с пошлиной.
— Вы, кстати, им в долг не давайте. Англия далеко… Товар уедет, не найдёте правды.
Царь прищурил один глаз.
— Речи твои зело разумны, Фёдор. А то, что я рассказал, понятно ли? Не утомил?
— Нет, государь. Очень интересно и полезно.
— И что же ты понял? — хмыкнул Иван Васильевич.
— Что понял? Понял, что царь Василий с помощью послов своих заманил в Архангельск английских купцов, которые хотели найти сторонний путь в Индию и Китай, чтобы возить оттуда шёлк и пряности.
— Про пряности и шёлк я ничего не говорил, — улыбнулся царь.
— А мне и не надо, — улыбнулся и я. — Сам догадаюсь.
— Эх ты, догада.
Царь снова растрепал мою шевелюру.
— Спасибо, что книги нашли и записку. Проведём дознание. А губному судье голову откручу, что обыск здесь не учинили.
— Только сейчас, не присылай их сюда, государь. Я сам тут всё перерою. Но ежели клад найду, а он тут точно есть, клад останется мой, ладно?
— Ладно-ладно. Ищи сам. Но все записки и книги, ежели найдёшь, то моё, договорились?
— Договорились, государь.
— А он ещё и поёт лучше нашего певчего, — вставил, уставший нас слушать, царевич.
— Вот паразит малолетний, — подумал я.
Однако царь махнул на слова сына рукой.
— Не понесу книги. Пусть тут полежат. Когда стемнеет, пришлю твоего дядьку Василия.
— Ты знаешь, государь, в таком деле не доверял бы я никому.
Царь хмыкнул.
— А как тогда?
— Я всё одно за своими вещами во дворец пойду. Вот в мешки книги и положу.
— Гляди, смеркается уже. Заспал сегодня вечернюю службу? — усмехнулся царь.
— Заспал, — вздохнул я.
— Не суди, судим не будешь, — нравоучительным тоном произнёс Иван Васильевич и перекрестился. Пошли Ванятка, мамка нас заругает.
Я почесал затылок и решился.
— Может ты погодил бы? Ещё разговор есть.
Иван Васильевич вскинул брови и толкнул зевающего царевича к выходу.
— Беги в мамкины палаты, сынок.
— До завтра, Иван Иванович, — сказал я.
— До завтра Федюня, — попрощался царевич и выбежал из моих хором.
— Потом поучу его, по отчеству ко тебе обращаться, — сморщился царь.
— Надо ли? — дёрнул плечами я. — От лукавого это. На людях — да, а между собой…
Царь почесал в бороде.
— Может в баню пойдём? — спросил он. — Что-то употел в одеждах парчёвых…
— Книги сначала надо перенести к тебе. Завтра давай?
Теперь пожал плечами царь.
— Давай завтра…
Он ждал, когда я сам начну и это меня порадовало. Царь начинал мне доверять.
— С этим Ченслером случилась у меня следующая оказия. Бежал я от тебя порты переодевать. Испужал ты меня, было дело, и натолкнулся на поезд посольский. А на против ворот дедовых остановился возок и кто-то выкинул из него записку и сказал «отнеси деду». Я схватил её отнёс домой переодел порты и вернулся в разрядный приказ.
— А записка? — хищно осклабившись спросил царь.
— На постель свою бросил, когда переодевался, и забыл, там и оставил.
— Это когда ты дьяка за руку поймал, с мытьём имён?
— Ага. И деду про ту записку рассказал. Он как вскинется, да как побежит в усадьбу. Мне чуть руку не оторвал. Прибежали он схватил пакет, за кинжал и на меня. Едва не зарезал. Да упал я без сознания и об пол головой бахнулся.
— Вот же ж стервец. Неподкупная блядь! — выругался царь.
— Извини, государь. Запугал он меня тогда. И взял с меня слово такие записки и впредь носить и назвал имя Ченслера. Тогда-то я Ченслера не знал. Я затребовал аж четыре рубля в год и встречу с англичанином. Думал, разведаю, и тебе расскажу. А потом уехал сюда и встретил Ченслера тут. Он хотел со мной поговорить, но я, увидев его, стражникам поручил никого до меня не допускать. Потом он уехал. Вот так. Извини, что сразу не сказал.
Царь снова потрепал мне волосы.
— Что ж они ему так нравятся? — подумал я. — До лысины так и сотрёт.
— Ништо-ништо, Фёдюня. Знаю я, что Ченслер крутит с моими ворогами, но чтобы дед твой…
— Ты убьёшь его? — спросил я сдавленным голосом.
— Не сейчас, не сейчас, — задумчиво произнёс царь. — Он мне пока ещё нужен. Приглядим за ним. Спасибо тебе, Фёдор.
Царь ушёл, а я ещё долго сидел на стуле в трапезной убитого фрязина и думал, куда меня несёт по течению реки под названием «жизнь».
Только когда солнце на половину спряталось за стену кремля, я подхватил мешки, в которых лежали перины, сложил в них книги и вышел из своих хором. Оставив одного охранника у запертой на замок двери, я в сопровождении другого, отправился во дворец. Там, передав книги Ивану Васильевичу, я забрал свой тюфяк и подушку, сложив их в мешок, личные вещи и шагая уже по темноте, вернулся в свой новый «дом».
Глава 16
Иван Васильевич приняв книги, раскрыл ту, что была не дописана и имела меж листов записку. Пробежав взглядом тайнопись, он хмыкнул и позвал толмача Ивашку, ожидавшего его зова вот уже почти час.
— Вот, Ивашка, тебе тайнопись, которую надо прочитать. Это писал тот фрязин, что варил здесь ямчуга. В Слободе он жил более года, а всего он у нас чуть не два года. Из этого и исходи. Наверное, тут должны часто поминаться Строгановы. Ну, да сам думай. Быстро прочтёшь, получишь пять рублей.
— Прочту, великий государь! Сколько уже прочёл?!
Он всмотрелся в первую страницу тайнописи.
— Да, вот твоё имя: «Иван Васильевич» и титул: «Цесар». Они все так тебя зовут, фрязины.
Он ткнул пальцем.
— Вот три буквицы «и», вот две «е», вот три буквицы «а».
— Поторопился я на счёт пяти рублей, — рассмеялся царь. — Может не давать?
— Как знаешь, государь, только что-то слепнуть я стал в последнее время.
— Я тебя так ослепну, что Москву отсюда увидишь, — показал Ивашке кулак Иван Васильевич. — Одну книгу бери и ступай. Будет тебе пять рублей, ежели к завтрашней вечернему благовесту тайнопись разгадаешь.
— Разгадать разгадаю, но книгу не перепишу. Пишу я медленно, государь.
— Ступай, не зли меня. Позови постельничего!
Толмач, пятясь, вышел и вскоре в зал зашёл постельничий со служками. Царя провели в спальню, умыли, переодели и спать уложили.
— Лампаду не задувай, — приказал Иван Васильевич постельничему. — На полунощницу встану. Пусть разбудят если било не усышу.
Все ушли, Царь полулежал на подушках, пытаясь заснуть, думал о сегодняшних делах: о вертлявом, как червяк английском после, и его посланнице королеве Елизавете, от которой ничего, кроме обещаний «дружить домами» он до сих пор так и не получил. А ему, помимо оружия, ох как нужна была военная помощь. Ход войны в Ливонии ему не нравился. Не нравилось то, что рыцарям начали помогать свеи. Пока оружием и пороховым зельем с ядрами, но наблюдатели у трона короля Эрика передают о его сношении с Литовским Сигизмундом и польским Сигизмундом. Даже не сам ход войны, при всех его победах, настораживал, а возможный сговор правителей Балтии против его Руси. Военная помощь Англии ему бы не помешала.
В рассказе о заманивании англичан в Архангельск этому малолетнему Захарьину Иван Васильевич слегка покривил душой. Не в его годы приплыли первые английские купцы, в ещё в годы царя Василия. В семь тысяч тридцать четвёртом прибыли первые корабли. И ходили до пятьдесят девятого года регулярно, снабжая и металлами, и людьми. Просто тогда, в пятьдесят девятом Сильвестр ему подсказал, что хорошо бы заручиться не только торговлей, а и военной поддержкой, а для этого неплохо было бы жениться на королеве Англии. С тех пор и «села» английская Королева ему «на шею». С королём Эдуардом, они почти не переписывались, ибо общих дел, кроме торговли, не имелось. А Елизавета сама начала переписку, обещая намёками на военное сотрудничество и свою «свободу» в выборе жениха, если её купцы будут иметь преференции. Ну, он и повёлся…