– Чтобы приложить к его спине.
– Может, следует жечь перья перед ноздрями? – осведомилась Лорейн.
– Нет-нет, перья жгут от обморока, – сообщила Нелли, знаток современной медицины.
– Как насчет того, чтобы нарисовать мелом на полу белый круг и принести в жертву черного петуха? – весело справился я.
– Государственная служба здравоохранения не признает таких средств, – совершенно серьезно сказала рассудительная Зинэ.
В эту минуту пришли заступать на ночное дежурство Брида и Пимми. Последняя повела прожекторами своих огромных влажных глаз и мигом оценила ситуацию.
– Живо в постель, – распорядилась она. – В постель, и ложитесь возможно ровнее.
– Но… я… я…
– Кончайте лепетать и ложитесь. Брида, ступай принеси узкий бинт и адреналин. Побыстрее.
Я послушно лег и немедленно обнаружил, что кровь, которая до той поры вытекала из носа, теперь потекла в обратную сторону, грозя задушить меня. Я поспешил сесть.
– Лежать, было сказано, – угрожающе произнесла Пимми.
– Пимми, дорогая, я не могу лежать, – объяснил я. – Я захлебнусь своей собственной кровью.
Пимми привычными движениями подсунула мне под голову пару подушек.
– Так лучше? – осведомилась она. – Да.
Вернулась Брида, неся на подносе то, что было велено. Моя кровать была усеяна окровавленными бумажными полотенцами, вокруг кровати с моим телом сгрудились пять медицинских сестер.
– Поцелуй меня, Неустрашимая, – взмолился я, протянув руки к Пимми.
– Бросьте дурачиться, – сурово сказала она, – и подставляйте нос, чтобы я его закупорила.
И она живо затолкала мне в правую ноздрю около метра марли, смоченной адреналином, действуя так ловко и бесстрастно, словно фаршировала кролика. Затем она крепко сжала мою переносицу двумя пальцами, одновременно прикладывая лед к вискам. Струйки крови с водой намочили мою пижаму, не помогла и марля, кровь брызнула на простыни и наволочки. Пимми засунула мне в нос свежий кусок бинта. Кровать и комната теперь напоминали нечто среднее между скотобойней и салоном маркиза де Сада после званого вечера. Сколько ни манипулировала Пимми марлей, кровь не желала останавливаться. Сестры дневной смены ушли, остались только Пимми и Брида.
– Плохо дело. – Пимми грозно нахмурилась. – Придется мне позвать врача. Лежите тихо. Брида, следи за тем, чтобы он лежал тихо.
С этими словами она вышла.
– Надеюсь, она не за доктором Граббинсом пошла, – забеспокоился я. – Он обаятельный человек, но как врачу я ему не очень доверяю.
– Я тоже надеюсь, – спокойно произнесла Брида.
– Почему? – тревожно осведомился я.
– Ну, не такой уж он хороший врач. По правде говоря, я не пригласила бы его к серьезному больному. В два счета может угробить.
– Вот и у меня осталось такое впечатление, – признался я. – Есть в нем что-то такое, из-за чего мне кажется, что он застрял на уровне коновала, заливающего культю кипящей смолой.
– Невежда, – мрачно молвила Брида. – Думает, что пастеризация – способ обработки лугов, где пасутся коровы.
– И что Листер – фамилия известного композитора, – включился я в игру.
– Наверно, – согласилась Брида. – А Гарвей – фамилия изобретателя хереса.
– И что ангина – нехорошее женское имя?
– Я уж не говорю про пенициллин, – продолжала Брида.
– Магазин, где торгуют пенобетоном?
– Вот именно. Когда-нибудь…
Однако что собиралась изречь Брида, останется неизвестным, ибо в эту минуту в комнате вновь появилась Пимми.
– Поднимайтесь, – распорядилась она. – Доктор Граббинс велел отвезти вас в больницу Ватерлоо, там вам сделают прижигание.
– Господи, – произнес я. – То, чего я боялся. Мне затолкают в правую ноздрю раскаленную кочергу.
– Не говорите ерунду, – сказала Пимми, подавая мне пальто. – Для этого есть особая палочка.
– Палочка? Горящая лучина?Кажется, я пришел к вам за миром и покоем?
– Не будет мира и покоя, пока мы не остановим ваше кровотечение, – деловито возвестила Пимми. – А теперь надевайте пальто. Я еду с вами. Так предписал врач.
– Единственное толковое предписание, выданное им после того, как он получил диплом, – тепло откликнулся я. – И как мы туда поедем?
– Такси, – коротко ответила Пимми. – Машина ждет. Водитель, как мы выяснили вскоре, был ирландец, коротыш с лицом, напоминающим грецкий орех.
– Куда поедем? – справился он.
– Больница Ватерлоо, – внятно произнесла Пимми.
– Ватерлоо… Ватерлоо… – задумался водитель. – Это где же будет?
– У Вестминстерского моста, – пояснила Пимми.
– Ну да, конечно, конечно. – Водитель хлопнул себя по лбу. – Доставлю вас в два счета.
Мы забрались в машину и укрылись одеялом, ибо вечер выдался очень холодный. Некоторое время ехали молча.
– А я-то собиралась сегодня вечером вымыть голову, – вдруг сообщила Пимми с укоризной.
– Весьма сожалею, – ответил я покаянно.
– А, не берите в голову, – успокоила меня Пимми и добавила нечто загадочное: – Я могу сидеть на них.
– Сидеть на волосах? – спросил я, полагая, что речь идет о каком-то новом способе приводить в порядок шевелюру.
– Ну да, – гордо возвестила Пимми. – У меня длинные волосы. Недавно мне предлагали за них семьдесят фунтов.
– Но с лысой головой вы будете выглядеть отнюдь не привлекательно, – заметил я.
– Я так и подумала, – сказала Пимми, и снова воцарилась тишина.
Машина остановилась перед светофором, и водитель повернулся, чтобы посмотреть на нас. Бело-голубое уличное освещение придавало не совсем обычный вид моему окровавленному лицу.
– Слушайте, у вас там все в порядке? – тревожно осведомился водитель. – Я смотрю, кровища так и хлещет. Может, лучше остановиться, чтобы вы могли прилечь, а?
Я поглядел на осыпаемую крупой гололедицу на тротуаре.
– Нет, спасибо, пожалуй, не стоит, – ответил я.
– Вы не пробовали запихать что-нибудь в нос? – внезапно осенило водителя.
Я объяснил, что моя правая ноздря и без того уже напоминает забитый мусоропровод. И что в больнице мне сделают прижигание.
– Это как делали в старину? – живо заинтересовался водитель.
– В каком смысле? – не понял я.
– Ну как же, человека подвешивали за руки, распинали и жгли.
– Нет-нет, это нечто совсем другое, – заверил я. И добавил: – Надеюсь.
Поднявшись по пандусу (мимо знака, на котором, как мне тогда показалось, должно быть из-за общения с ирландским шофером, было написано: «Не для протестантов»,на самом же деле значилось: «Не для пешеходов»)к входу в больницу, мы живо вошли внутрь и не увидели ни накурившихся хиппи, ни пьяниц, хлебнувших метилового спирта, ни маленьких мальчиков с головой, застрявшей в оловянной миске. Даже в амбулаторном отделении не было никого, кроме дежурной сестры. Она завела нас в какую-то палату и осторожно уложила меня на некое подобие операционного стола.
– Врач придет сию минуту, – сообщила она с таким благоговением в голосе, точно провозвещала второе пришествие.
Вскоре явился некий подросток в белом халате.
– Добрый вечер, сэр, добрый вечер, – радушно приветствовал меня, потирая руки, юный практикант. – Насколько я понимаю, у вас кровотечение из носа, сэр.
Если учесть, что мои борода и усы затвердели от запекшейся крови, что из правой ноздри продолжала капать кровь и вся моя одежда была покрыта красными пятнами, я не был склонен называть его диагноз особенно блестящим и проницательным.
– Да, – произнес я.
– Ну так, – сказал врач, вооружаясь двумя хирургическими щипцами, – давайте-ка посмотрим, что там у вас происходит, сэр.
Одними щипцами он расширил мою ноздрю до африканских размеров, другими извлек несколько десятков сантиметров пропитанного кровью бинта.
– Так-так, – глубокомысленно заметил он, заглядывая в кровоточащую полость. – Похоже, сэр, у вас там есть кое-что еще.
– Они затолкали мне в нос все, что попалось под руку, – сообщил я. – Не удивлюсь, если в лабиринтах пазух вы обнаружите слоняющихся без дела двух дежурных и одну старшую сестру.
Врач нервно усмехнулся и вытащил из моей ноздри шматок ваты.
– Ага, – произнес он, направив в ноздрю луч маленького осветительного прибора, – вижу, точно. Я нашел место, откуда сочится кровь. Понимаете, сэр, у вас там есть парочка крупных сосудов, за которыми стоит присматривать.
– Спасибо, – сказал я, пытаясь сообразить, как это можно присматривать за сосудом, таящимся где-то в темных закоулках моего носа.
– А теперь, – продолжал врач, – немного кокаина для обезболивания.
Вооружась подобием баллончика с дезодорантом, он прыснул мне в нос кокаином.
– Вот так, – приговаривал он. – А теперь, сестра, подайте термокаутер. Вот так. Не бойтесь, больно не будет, сэр.
Как ни странно, я и впрямь не почувствовал боли.
– Вот так, – повторил врач, выпрямляясь с видом фокусника, выполнившего сложнейший трюк.
– Как, это все? – удивился я.
– Да, – сказал врач, еще раз направив лучик света в мою ноздрю. – Это все. Больше не должно быть никаких проблем, сэр.
– Я вам чрезвычайно благодарен, – молвил я, проворно освобождая операционный стол.
Мы с Пимми вышли из больницы туда, где ожидало наше такси.
– Ух ты, как скоро, – восхищенно заметил водитель. – Я думал, вас продержат там час, а то и два.
– Да нет, они быстро управились, – сообщил я, с наслаждением глубоко, без помех дыша носом.
Машина скатилась по пандусу на улицу.
– Пресвятая Дева, Матерь Божья! – воскликнула вдруг Пимми.
– В чем дело? – испуганно осведомились мы с шофером.
– Мы попали не в ту больницу, – пролепетала Пимми.
– Не в ту больницу? Как это понимать?
– Не в ту больницу? Но ведь вы именно эту назвали, – обиженно заявил водитель.
– Ничего подобного, – возразила Пимми. – На стене написано «Больница Св. Фомы». А нам надо было попасть в больницу Ватерлоо.
– Но ведь вот он – мост. – Водитель показал в окошко. – Вы сказали – мост. Видите, вот он.