Stirring Science Stories. Научная фантастика прекрасно увязывалась с ранее открытыми им для себя рассказами о стране Оз Фрэнка Баума: «Вроде бы ничего особенного не было в том, что я испытывал страстное желание читать все и каждую из книг о стране Оз. Библиотекари надменно заявляли мне, что «у них нет в наличии фантастической литературы» по той причине, что фантастические книги уводят ребенка в мир мечтаний и препятствуют тому, чтобы он приспособился к «реальному» миру. Но мой интерес к книгам о стране Оз был, по сути дела, началом моей любви к фантазии, а впоследствии – к научной фантастике».
Фил стал ненасытным собирателем научно-фантастического бульварного чтива, постоянно посещая букинистические магазины в Беркли. Ко времени его поступления в Гарфилдскую среднюю школу в 1941 году он обладал грудами Astounding, Amazing, Unknown и Unknown Worlds. Также он регулярно ходил смотреть фильмы о Баке Роджерсе[43]. Его друг Джордж Колер вспоминает, что Фил был «разборчивым» читателем и его память о тех историях, которые ему нравились, была безупречной. Фил как художник копировал картинки с блестящими космическими кораблями. На протяжении всей своей жизни Фил продолжал бережно хранить свою коллекцию палп-журналов. В очерке 1968 года он писал:
Что можно сказать о НФ, которая тянет нас за собой? Что вообще из себя представляет НФ? Она захватывает своих поклонников; она захватывает редакторов; она захватывает писателей. И никто из них не зарабатывает на ней деньги. Когда я размышляю об этом, в моем сознании всегда возникает рассказ Генри Каттнера «Волшебные шахматные фигуры» с его первым абзацем, в котором дверная ручка подмигивает главному герою. Когда я размышляю об этом, я вижу также – не внутри моего сознания, а перед собой на рабочем столе – полную подшивку Unknown и Unknown Worlds, плюс Astounding начиная с октября 1933 года… они хранятся в девятисотфунтовом несгораемом шкафу, отделенные от мира. Там они защищены от гниения и распада. Там они отделены от времени. Я заплатил 390 долларов за этот несгораемый шкаф, который защищает все те журналы. После моей жены и дочери они значат для меня больше всего прочего, что у меня есть или что я надеюсь получить.
Юный Фил также был регулярным читателем журналов Life и National Geographic, внимательно следил за новостями по радио о нацистской угрозе и начале Второй мировой войны. В письме от 1979 года он связывал свою память о Пёрл-Харбор с постоянным раздражением, с которым он терпел своих родителей. Его идеализация юности типична:
Я позвонил своей матери чтобы сказать ей: «Мы вступили в войну против Германии, Италии и Японии!» Я вопил, а она на это спокойно ответила: «Нет, я так не думаю, Филип», – и вернулась к своей работе в саду. Мне было двенадцать лет, и я был более коммуникабельным, чем взрослый человек. […] Возможно, это одна из причин того, что я могу хорошо ладить с людьми намного младше меня; я не очень доверяю мнениям людей моего возраста. Я думаю, чем ты старше, тем тупее. […] Ты незаметно и постепенно утрачиваешь связь с реальностью, пока, в конце концов, не начнешь без толку возиться со своими цветами на заднем дворе, когда разразится третья мировая война. Именно так я представлял себе своего отца, представляя себе, что он все еще жив, – на своем заднем дворе, ничего не знающего о мире, и, хуже того – не желающего, чтобы мир знал о нем.
Когда война разгорелась всерьез, Фил и Дороти вынуждены были вести более экономную жизнь в своем коттедже (позади большого дома) по Уолнат-стрит, 1212. С самого начала, не зная обо всех зверствах, Фил всем сердцем был на стороне союзников, но его в большой степени восхищали нацисты – их огромный боевой корабль «Бисмарк» и дисциплинированный гусиный шаг (он видел это в кинохрониках, отснятых Эдвардом Р. Марроу). Ему нравилось представлять себе разное супероружие: истребители, быстрее, чем немецкие «Мессершмитты», пушки, больше чем японские двадцатидюймовки (с холмов Фил мог видеть расположение американской артиллерии, охраняющей Залив). Но Фил хорошо понимал, что большая часть военных новостей – с обеих сторон – была совсем не тем, чем хотела казаться. Он восхищался мастерством пропаганды Геббельса и гадал вместе с друзьями, могут ли союзники говорить так же ловко. Его особое подозрение падало на ФДР[44]. (Позднее эти детские фантазии и подозрения Фил весело использует в «Абсолютном оружии» (1967), где изображается истерия «холодной войны» в XXI веке.)
Пропаганду выявить было относительно легко. Для Фила было истинной тайной – как сделать так, чтобы девочки обращали на него внимание. Леон Римов, друг детства, вспоминает, что у Фила «были фантазии по поводу всех девочек поблизости, где бы он ни находился», но девочкам он был «безразличен». На танцах «Фил стоял в одной стороне, девочки – в другой; он, возможно, раз или два приглашал кого-то из них на танец, а затем шел домой и воображал себе, что могло бы произойти, а потом рассказывал мне об этом». Что влекло Фила к девочке? «Чистота».
Но Джордж Колер вспоминает менее бестолкового Фила, такого, чьи познания реального положения вещей свидетельствуют о либеральной политике в области полового воспитания, проводимой Дороти. В восьмом классе Колер и Фил увидели использованный презерватив когда гуляли по парку. Колер хотел дотронуться до него, но Фил его остановил и прочитал ему «лекцию» о том, что такое презерватив и какие опасности для здоровья он может представлять. В другой раз Фил объяснил своему другу, что такое гомосексуализм. А еще в одном случае Фил более наглядно просветил своего друга на одной из соседских вечеринок: «Фил был более продвинут в этом отношении, чем все остальные, и даже щупал груди одной девочки».
Колер также утверждает, что Фил имел обыкновение «следить за соседскими девочками» с излюбленного расстояния. Но Фил приглашал на свидание, по крайней мере, одну свою школьную любовь, которая не стерлась из его памяти. Вот отрывок из его письма 1974 года к дочери Лоре:
Лора, прелесть моя, ты об этом не знаешь. (Я об этом раньше никому не рассказывал. Приготовься. И расслабься, детка.) Лора, когда ты родилась, ни твоя мать [Энн], ни я еще не придумали тебе имя. […] Медсестра спросила меня: «Как вы хотите ее назвать?» Я признался, что не знаю. Медсестра нахмурилась, глядя на меня; она была очень мила, и я было хотел спросить: «Как вас зовут?» – но мудро удержался. А затем я вспомнил – это внезапно всплыло в моем сознании – имя первой девочки, с которой я встречался в старших классах школы, очень соблазнительной девчонки по имени Лора Хеймс. Поэтому я и назвал тебя Лорой в честь нее и до сих пор никому об этом не говорил.
Если ты расскажешь об этом, ты умрешь.
Сексуальные фантазии Фила – и его редкие маленькие «триумфы» в этой области – были частью и «весточкой» наступления определенного возраста, как и у большинства мальчиков. Но была и темная сторона у растущего в нем физического самосознания. На протяжении этого периода Дороти решила, что безразличие Фила к учебе и его тревоги могут быть рассеяны при помощи психиатрической терапии. Фила, судя по всему, осматривал не один психиатр, когда он учился в средних и старших классах школы. Мало что можно сказать по поводу особенностей их лечения. Но об одном можно сказать со всей определенностью – терапия оставила в Филе глубокое чувство трагического различия между ним и его ровесниками. Колер вспоминает, как Фил, будучи семиклассником, говорил о тестах Роршаха[45]: «На самом деле Фил сделал свои собственные таблицы и мы с ним играли в тест Роршаха. Фил также знал все о «Тематическом апперцептивном тесте»[46]. Он знал названия разнообразных фобий. Он говорил, что у него тоже есть некоторые из них и он не может с ними бороться».
Но Фил поборол замкнутость с помощью одного успокаивающего средства – писательства. У Колера был маленький печатный станок, который Фил забрал у него, и на сей раз вместе с Пэтом Фланнери, со второй попытки, стал выпускать самодельную газету. Первый номер The Truth («Правды») вышел в августе 1943 года и стоил два цента («Если бы она стала приносить прибыль, мы снизили бы цену до одного цента»). Ее лозунг: «Демократическая газета с демократическими принципами». Почти все публикации в ней принадлежали Филу, включая это пылкое заявление: «В этой газете будет печататься только то, что, без сомнения, можно назвать ПРАВДОЙ». Здесь представлена история с продолжением «Бетси из стратосферы» (о смелом летчике-испытателе) и комик-стрип «Человек Будущего», который стал первым самостоятельным научно-фантастическим произведением Фила.
Человек Будущего – поборник правды, защитник угнетенных. Лишь немногие гангстеры осмеливаются противостоять ему, но когда они решаются на это, то вскоре оказываются побежденными.
Человек Будущего живет в 3869 году. Используя свои суперзнания на благо человечества, он направляет всю свою силу против преступного мира будущего. Он появляется в каждом номере – «ПРАВДЫ»!
В тринадцать лет редактор The Truth Фил был бледным, слегка полноватым, он часто кашлял и гнусавил из-за своей астмы. Он всегда презрительно относился к командным видам спорта. Когда изредка он играл в игры со своими друзьями, он был неуклюжим и даже опасным, однажды попав дротиком от дартса во Фланнери, отчего у того пошла кровь, в другой раз он толкнул его в куст ежевики. Фил вместе с Колером ходили на прогулки к парку Тилдена, забираясь на холмы Беркли, проходя мимо недавно построенного циклотрона[47]. Но он был рад, когда в Гарфилдской школе сократили уроки физкультуры.
Дороти поздно приходила домой с работы, поднималась наверх, ложилась в постель и читала, взяв какую-нибудь книгу из большой стопки, – преимуществ