Если Фил стыдился своего жанра, то он не был уверен в собственном таланте. На протяжении всей своей жизни Фил никогда не хвастался, если его представляли к каким-то премиям или когда его хвалили литературные критики. Он очень редко страдал от профессиональной ревности к соратникам по фантастическому жанру, даже когда они добивались значительно большей популярности и успехов, чем он. В то же время он дерзко заявлял о достоинствах собственного таланта. Писатель-коллега Ласби (с которым Фил обменивался рукописями) утверждает, что Фил «был уверен, что в его книгах нет недостатков, – они совершенны. Там были изъяны и недостатки, но он сам их не желал обнаруживать».
Джон Гилдерслив, литературный редактор University of California Press, вычитывал некоторые «мейнстримные» романы в качестве добровольца. Он был огорчен логическими дырами в сюжете: «Его так называемые серьезные произведения дают такое превосходное сюжетное развитие, после все разваливается из-за того, что он использует прием, которому научился, занимаясь научной фантастикой». Фил бывал очень колючим. Гилдерслив вспоминает, как тот угрожал сделать его одним из персонажей: «И мне это совсем не понравится». Здесь проявлялся протеический характер таланта Фила, который так для себя определил Гилдерслив: «Боже мой! Как же ему так удается печатать на машинке! Ему удается напечатать от восьмидесяти до ста слов в минуту – и вот уже готовый рассказ. Он так быстро печатает, что зажимает клавиши перевода каретки справа и слева».
Как бы Фил ни хвастался или, наоборот, стеснялся своей карьеры писателя-фантаста – все это зависело в большой степени от его окружения. Когда роман «Человек, который умел шутить» вышел в свет в 1956 году, Фил с гордостью приехал к Дороти, чтобы продемонстрировать ей экземпляр этого изданного произведения. Но Чак Беннет, его добрый приятель со времен работы в Art Music, вспоминает странное посещение Фила, который неожиданно вошел и выронил книгу в мягкой обложке на пол:
Я поглядел на него, на его странное поведение, когда он вошел и проигнорировал книгу, брошенную на пол. Я подошел и поднял ее, это был научно-фантастический роман Филипа Дика. «Что это?» – спросил я. «О да, – сказал он. – У меня это опубликовали, я это опубликовал». Понимаете, даже если бы это была последняя вещь на свете, это была бы для нее сложная, почти гротескная уловка – уронить книгу на пол с видом подчеркнутого безразличия, пройти через комнату, потом обратно, как бы не заметив ее.
Беннет вспоминает, что это была первая опубликованная книга Фила, то есть «Солнечная лотерея». Если так, то рассказ соответствует истине. Клео вспоминает, что, когда появились первые экземпляры издательства Ace в мягкой обложке, Фил сказал ей: «Какого черта они первой напечатали именно эту вещь?» Тем не менее «Солнечная лотерея» – это вполне добротный научно-фантастический роман в стиле Ван Вогта, написанный, когда Филу было двадцать пять лет. Он не заслуживает такого презрения, с которым Фил к нему отнесся, но то, что его «правильные» произведения лежат и пылятся, было для него слишком болезненным.
Поскольку сам Фил рассматривал свою фантастику и прозу как два совершенно разных направления творчества, будет вполне разумным проследить развитие его творчества в обоих этих направлениях по отдельности.
Что касается фантастики, то наибольшее влияние на него производило творчество Ван Вогта, которое противостояло «твердой» научной фантастике Азимова, Хайнлайна и Кларка. Фил считал, что акцент на собственно научных возможностях, а не возможностях сюжета означал, что писатель не справляется со своей работой. Отношение Фила к технологии заключалось попросту в том, что она была деталью, которая позволяет реальности его героев находиться в крайне напряженных состояниях. Независимо от науки, переход от рассказов к романам внес серьезные изменения в сам принцип построения сюжетов. Для Фила потрясающая посылка: «Что, если?» – лежит в сердце НФ. Рассказы могут развивать подобные посылки без подробной детализации, но романы требовали вызывающих симпатию главных героев. В 1969 году Фил писал:
В фантастических рассказах происходит действие; в фантастических же романах возникают миры. […] Когда писатель создает роман – кирпичик за кирпичиком, сам строит собственную тюрьму, лишает себя свободы, – созданные им персонажи начинают властвовать над ним и делать то, что им захочется, независимо от воли автора. С одной стороны, это достоинство романа, с другой стороны – его недостаток.
Поскольку рассказы содержат чистое действие, Фил использовал фрагменты своих старых рассказов для раскрутки сюжета романов. (В «Хронологическом обзоре» отслеживаются все эти генеалогические связи.)
В пятидесятые годы было всего два реальных «игрока» на рынке научно-фантастических романов (издаваемых строго в мягкой обложке) – Ace и Ballantine. Но Ballantine не выпускало так много наименований, как Ace, которое выпускало сборники из двух романов (Ace Double) под руководством Дона Уоллхейма. В Ballantine платили немного больше, и в конце 1964 года они купили у Фила роман «Сдвиг времени по-марсиански». Короче говоря, двадцать НФ-романов Фила и сборники рассказов впервые были опубликованы Уоллхеймом – сначала в издательстве Ace, а затем – в DAW (по инициалам Уоллхейма). И это реальный факт: именно симпатия Уоллхейма к его произведениям на протяжении двух десятков лет обеспечивала Филу «бутерброд с маслом».
Не было более стойкого ветерана НФ-«войн», чем Уоллхейм. Он продал свой первый фантастический рассказ журналу Wonder Stories в 1934 году в возрасте девятнадцати лет. В 1936 году он организовал свой первый «Всемирный НФ Конвент» (из девяти парней) в Филадельфии. Он был также членом-основателем группы «футурианцев» – фэн-клуба в Нью-Йорке, среди прочих членов которого были будущие писатели Фредерик Пол, Сирил Корнблат и Айзек Азимов. Первый купленный Филом журнал фантастики, Stirring Science Stories, издавался Уоллхеймом, как и самая первая антология научной фантастики в мягкой обложке, The Pocket Book of Science Fiction (1943). Уоллхейм вспоминает: «Это была первая книга, на обложке которой появились слова «научная фантастика». Ее хотели назвать The Pocket Book of Scientific Romances, что стало бы ее смертью». В 1952 году А. А. Уин, магнат палп-прессы, назначил Уоллхейма главным редактором Ace Books и раскрыл молодому редактору тайны искусства составления аннотаций. «Секреты, которым обучил меня Уин, работают до сих пор. Все их раскрыть я не могу. Но часть секрета состоит в том, что не следует давать краткого содержания рассказа или романа – надо немножко раздразнить читателей, и пусть они решают».
Уоллхейм сразу же обнаружил талант у Фила:
«Я фэн научной фантастики. Я знал то, чем занимался Фил, и мне нравилась его работа. А другие редакторы – нет. Они смотрели на это как на обычное писательство, а не как на научную фантастику. Фил всегда был непредсказуем. У него была выдающаяся техника. В первых двух или трех главах вы встречаете двух или трех человек, между которыми, со всей очевидностью, нет никакой связи. Но ближе к концу книги все они оказываются связанными друг с другом – я обожаю такую технику. И, конечно, его взгляд на будущее мира всегда сильно отличался от взгляда обычной научной фантастики. Это были чудесные вещи, и я любил его работы. Он один из тех, издавать кого было для меня счастьем. Фил, и [Андрэ] Нортон, и [Сэмюэл] Дилэни были моими любимыми авторами».
В первый и единственный раз Фил и Уоллхейм встретились в 1969 году, а к этому времени их связывали профессиональные отношения уже четырнадцать лет. «Ого, а я думал, что вы семи футов ростом», – сказал Фил невзрачному Уоллхейму, который был одним из тех самых «Власть Имущих». Что касается Холлиса, то главным чувством Фила по отношению к нему было восхищение – Уоллхейм же был противоречивым бизнесменом, чья любовь к фантастике нивелировала его грубость (как, например, его гадкие письма с требованиями редакторской правки).
Жизнь с Ace Books была тяжелой, несмотря на поддержку Уоллхейма. Уоллхейм вспоминает, что «Уин не был щедрым человеком. Это всегда было помехой для меня во время работы в Ace – он никогда не выходил за рамки менталитета издателя бульварного чтива». Уин, который умер мультимиллионером в 1969 году, использовал ключевую тактику в работе с писателями: они всегда нуждались в деньгах, и ты всегда мог завоевать их искреннюю приверженность, надежно выплачивая им небольшие авансы. Роялти могли прийти, а могли и не прийти позднее, но это заставляло писателей продолжать писать. Уоллхейм рассказывает о том, как осуществлялась стандартная сделка в Ace:
Мы купим ваш роман для Ace Double [то есть издание двух романов разных авторов в одной книге; «книга-перевертыш»], заплатим вам, может быть, $750, а может быть, $500, и вы получите роялти из расчета 3 % или 4 % от продаж. Это нельзя назвать хорошей сделкой, но таковы правила игры в бизнесе. Позднее, когда книга выходила отдельно, вы получали больше – порядка $1200 или $1500 и роялти[96] из расчета 5 %. […] Я думаю, что могу вспомнить случаи, когда книги приносили роялти в два доллара, а после ничего. Это смехотворно. […] Как-то у нас был издан «перевертыш», в котором одно из двух произведений (согласно отчету Ace о выплате гонораров) принесло автору гонорар больше, чем другому автору второе произведение.
Ace Double, которые теперь ценятся коллекционерами, представляли собой два романа по двадцать тысяч слов каждый, сложенные, как чизбургер, в одной книге с названиями на обеих обложках. Картинки на обложках соответствовали «классическим» палповым темам: жукоглазые пришельцы, космические ракеты, сильные мужчины и кричащие женщины. Уоллхейм запросто изменил заглавия Фила: Quizmaster Take All на «Солнечную лотерею» (1955), Womb for Another