Чтобы его уход был полным, Фил приготовил себе убежище. По иронии судьбы, именно Энн способствовала тому, что именно Фил снял «Лачугу» – маленькую хижину вверх по дороге на земле, принадлежавшей местному шерифу Биллу Кристенсену. У Фила развилась привычка выходить из своего кабинета и читать Энн новые отрывки. Это ее раздражало, и она предложила ему найти рабочее место подальше от дома.
Фил перевез «Роял», «Магнавокс», книги и рабочий стол в «Лачугу» и держал у себя под рукой запас леденцов на случай, если к нему заглянут девочки. Энн сразу же пожалела о его отсутствии, но Фил не собирался менять свое решение, хотя он тоже страдал от разлуки. Дороти научила его быть последовательным в своих действиях: «Я дважды не жую одну жвачку», – так он это объяснял. И он подчеркнуто посвятил роман «Человек в Высоком замке» – «Моей жене Энн, без чьего молчания эта книга никогда бы не была написана».
Это был крутой разрыв. Но в уединенной «Лачуге» Фил-писатель не столько возродился, сколько преобразился.
Фил часто говорил о двух своих темах: «Что есть Человек?» и «Что есть Реальность?» За восемнадцатимесячный период в «Лачуге» он написал два романа, которые представляют собой первые глубокие исследования этих тем: «Человек в Высоком замке» и «Сдвиг времени по-марсиански». «Высокий замок» остается лучшей трактовкой Фила темы «Что есть Человек?» – тонкая история о моральной слабости и мужестве в мире, где торжествуют победившие нацистская Германия и имперская Япония.
Соединенные Штаты были разделены (как Германия в нашем мире) на два отдельных политических региона: восток был под управлением нацистов, в то время как более гуманные японцы (без расистской мифологии и с «И-Цзин» вместо Библии) управляли западом, штаты же на территории Скалистых гор стали буферной зоной с маленькой толикой самоуправления. «Высокий замок» обладает той отличительной особенностью, что является первым американским романом, обратившимся к «И-Цзин», и использует эту книгу как двигатель сюжета (и основу его построения). Многие из тех, кто в шестидесятые годы возвел «И-Цзин» в статус культовой книги, в первый раз узнали о ней из «Высокого замка».
Однако есть и другой текст, который даже превосходит «И-Цзин» по значимости в сюжете, – «…И отяжелеет кузнечик» – роман-в-романе в «Высоком замке». «Кузнечик» (заглавие взято из «Экклезиаста»)[134] представляет мир, где побеждают Союзники (США, Англия, СССР), а не Ось (Рейх, Италия, Япония). (В таком повороте сюжета Фил испытал влияние романа Уорда Мура[135] «Дарю вам праздник» (1953), в котором Юг выиграл Гражданскую войну.) Альтернативный мир «Кузнечика» далеко не полностью совпадает с нашим «реальным» миром, – к примеру, Рексфорд Тагуэлл[136], а не Рузвельт, является тем президентом, который руководит Америкой во время войны. Автор «Кузнечика» Готорн Абендсен для сюжета своего романа использует «И-Цзин», и результаты этого впечатляющие: несмотря на то что у романа статус запрещенной книги, он широко распространен, его читают все – от нацистских лидеров до еврейских беженцев. «Кузнечик» указывает на поразительную возможность: тот мир, который мы видим, возможно, не реален. Мы в плену лишь тогда, когда живем с закрытыми глазами.
Столь угрожающе выглядит его посылка, что «Кузнечик» запрещен, а его автор, Абендсен вынужден скрываться в поместье Высокий замок в Шайенне, штат Вайоминг. Абендсен, который появляется только в последней главе, написан Филом в соответствии с его воспоминаниями об А. Э. Ван Вогте. Ключевым и вдохновляющим для создания символа Высокого замка послужил Вышеград, чешский замок, который использовали протестанты в своей революции против доминирования католиков в Священной Римской империи. Изучение политики нацистов (в пятидесятые годы, как бы предвидя использование их в романе, Фил читал на немецком языке оригинальные документы СС, хранящиеся в Калифорнийском университете в Беркли) приводило к дальнейшему обнаружению новых метафор замка: многочисленные высокие и прекрасные королевские и императорские замки прежних лет были захвачены СС и использовались для подготовки молодой элиты эсэсовцев, отрезанных от «обычного» мира. Они, эти замки, были базами, из которых будут выходить Ubermenschen[137], чтобы править Третьим рейхом. […] два замка создают как бы два полюса в книге: легендарный Высокий замок протестантской свободы и сопротивления в период Тридцатилетней войны против замков зловещей системы подготовки элитных молодежных отрядов СС.
Знание Филом нацистской тактики придало «Высокому замку» пугающее измерение. Без преувеличения, он сотворил мир, в котором зло столь же осязаемо, как и смерть.
В отличие от романов, которым еще предстоит появиться, поиски истинной реальности, подобные поискам Святого Грааля, не занимают центрального места в «Высоком замке». Вместо этого основное внимание уделено лицам, чьи жизни сцеплены благодаря совпадению, совести и состраданию. Используется повествование от третьего лица, но в интимной и отстраненной манере с персонажами, которые в быстром темпе то появляются, то пропадают из виду. В июльском письме 1978 года Фил так прокомментировал свою технику «множественных нарративных точек зрения»:
В сороковые годы я познакомился с романами, написанными студентами французского отделения Токийского университета. Эти студенты изучали французские реалистические романы (которые я тоже читал), и японские студенты перестроили их структуру «сцен из жизни», чтобы создать более компактную и интегрированную форму. […] Когда я взялся писать ЧЕЛОВЕКА В ВЫСОКОМ ЗАМКЕ, я спрашивал сам себя: как этот роман должен быть написан – с какой структурой, – если Япония выиграла войну? Конечно же, используя структуру множественной точки зрения, как у этих студентов. […]
Эти множественные точки зрения обеспечивают «Высокий замок» богатством текстуры, которая заключает в себе даже самые тонкие эмоциональные перемены в персонажах. Роман убедительно демонстрирует, что даже мельчайшие наши действия, связанные с обстоятельствами, могут воздействовать на окружающих нас людей – к добру или ко злу – сильнее, чем мы могли бы подумать. В качестве примера: Роберт Чилдэн, торговец антиквариатом из Сан-Франциско, который разделяет нацистские мечты о превосходстве белой расы и в то же время раболепствует перед японскими победителями, которые управляют его жизнью. Но Чилдэн испытывает искупление, потому что он распознает внутренний смысл и ценность («ву») ювелирной вещицы, созданной (о чем не знал Чилдэн) презираемым евреем Фрэнком Фринком. Затем – Нобусуке Тагоми, покупатель Чилдэна, который убивает трех нацистских киллеров из предположительно антикварного револьвера Кольта 44-го калибра (нелегально подделанного Фринком), чтобы сорвать нацистские планы по развязыванию новой войны, между Германией и Японией. Благодаря смелости Тагоми нечестность Фринка трансформировалась во вклад в лучший мир.
Карма, как ее изображает Фил в «Высоком замке», ничего общего не имеет с законом причины и следствия. Добрые поступки не могут обеспечить спокойствие ума. Тагоми страдает от совершенного убийства, хотя нацисты и не оставили ему выбора. В попытке успокоить себя посредством эстетического созерцания, Тагоми покупает у Чилдэна ювелирное украшение, созданное Фринком. Тот самый треугольный предмет, прибитый к двери соседом Фила по Пойнт Рейес Стейшен в «реальном» мире. Но если мастерство Фринка открыло Чилдэну путь к внутренней гармонии, то Тагоми оно переносит в мир личного ужаса – мир «Кузнечика», в котором победили Союзники. Конфронтация с этим миром напоминает Тагоми об этических обязанностях в своей собственной реальности. Он отказывается подписать документы об экстрадиции, которые позволили бы нацистам убить Фринка.
Тагоми – один из самых прекрасных персонажей, изображенных Филом за всю его писательскую карьеру. Чиновник среднего звена в Министерстве торговли, он несет под покровом своего бюрократизма почитание жизни и дао. Это почитание приносит Тагоми изысканную боль – такова цена эмпатии. Во время совещания по поводу нового немецкого руководства (Борман, который наследовал Гитлеру, умер, а его преемником будет Геббельс) Тагоми испытывает страдания, напоминающие муки, перенесенные Филом в школьных классах:
Мистер Тагоми думал: полагаю, я схожу с ума.
Я должен выбраться отсюда; у меня приступ. Мое тело разваливается на куски – я умираю. Он с трудом встал на ноги и поплелся по проходу между стульями и другими людьми. Он видел с трудом. Нужно в туалет. Он побежал по проходу.
Несколько голов повернулось. Увидели его. Унижение. Тошнит на важной встрече. Потеряю место. Он продолжал бежать, выбежал из открытой двери, распахнутой перед ними служащим посольства.
Сразу же паника прошла. Зрение возвращалось; он снова видел предметы. Устойчивые стены и пол.
Приступ головокружения. Без сомнения, проблема в среднем ухе.
Он думал: промежуточный мозг, древний ствол мозга взял верх.
Какое-то мгновенное органическое расстройство.
Думать только о чем-то ободряющем. Вспомнить, как устроен мир. […]
Это зло! Оно повсюду, как цемент. […]
Оно составная часть нас самих. В этом мире. Изливается на нас, впитывается в наши тела, мысли, сердца да и в сам асфальт.
Почему?
Мы слепые кроты. Ползаем под землей, чувствуем своими рылами. Мы ничего не знаем. Я осознаю это… теперь я не знаю, куда идти. Разве что – визжать от страха. Бежать отсюда.
Презренный.
Тагоми не единственный, испытывающий отвращение к злу. Швейцарец мистер Бэйнс (имя позаимствовано у Кэри Бэйнса, переводчика «И-Цзин» на английский язык) на самом деле оказывается Рудольфом Вегенером, двойным агентом, стремящимся предотвратить войну с Японией. В разговоре с сидящим по соседству пассажиром-нацистом во время полета на ракетоплане он испытывает ужас: