Это был опыт, которым я дорожил. Это было сделано в полной тайне, даже от матери моего сына.
Сначала я приготовил кружку горячего шоколада. Потом я приготовил хот-дог на булочке с обычными приправами. […]
Сидя на полу в комнате Кристофера вместе с ним, я – или, вернее, ВАЛИС во мне, как и я, – играл в игру. Сначала я в шутку поднял чашку с шоколадом над головой сына, а потом, словно случайно, плеснул теплый шоколад на его голову, на волосы. Хихикая, Кристофер попытался вытереть жидкость; я, конечно, помогал ему. Наклонившись к нему, я прошептал:
«Во имя Сына, Отца и Святого Духа».
Никто не слышал меня, кроме Кристофера. Потом, когда я стер теплый шоколад с его волос, я начертал знак креста у него на лбу. Я его окрестил, а теперь и причастил его; я сделал это не по воле какой-либо церкви, а по воле плазмата, живущего во мне: самого ВАЛИСА. Затем я сказал своему сыну: «Твое тайное имя, твое христианское имя – это…» И я сказал ему это имя. Его должны знать только он и я; он, я и ВАЛИС.
Фил был уверен, что с ним общается некое существо на протяжении «2–3–74», и одним из имен, которые он давал, было ВАЛИС, Всеобъемлющая Активная Логическая Интеллектуальная Система[228]. Валис предоставлял информацию Филу иными способами, а не только через розовый свет. Серия обучающих снов, которая началась в марте, еженощно продолжалась летом и периодически возвращалась на протяжении всей оставшейся жизни. В письме от июля 1974 года Фил настаивал, что «наиболее жутким и в то же время самым веским доказательством случившегося является то, что происходило нечто действительно реальное в моих продолжающихся переживаниях во время сна. Вскоре после восьмичасового представления ослепительной графики я начал получать то, что, как я думаю, не является снами, так как они не похожи ни на какие сны, которые у меня когда-либо были или даже о которых я читал». Фил считал, что информация, которую они содержали, была подсознательно закодирована во время графического представления 18 марта. В июньском письме 1974 года он описал поток снов:
[…] Я надеялся на повышение эффективности нервной системы. Я получил больше: подлинную информацию о будущем, поскольку в течение следующих трех месяцев [начиная с марта], почти каждую ночь, во время сна я получал информацию в форме из распечаток: слова и предложения, буквы, и имена, и цифры – иногда целые страницы, иногда в виде писчей бумаги или голографического письма, иногда, как ни странно, в виде детской коробки с хлопьями, на которой была написана и напечатана разнообразная довольно содержательная информация, и, наконец, корректурные гранки, которые мне следовало прочитать, поскольку, как было сказано, в моем сне «содержатся пророчества о будущем», и в течение последних двух недель – огромная книга, снова и снова, страница за страницей с печатными строчками.
Информация из будущего? Фил уже в «Убике» и «Время, назад» постулировал некий Логос, который мог перемещаться назад во времени или обращать время вспять, чтобы даровать знание и спасение. И его исследования «2–3–74» обнаруживали заманчивые исследования физиками тахионов – частиц, которые двигаются со сверхсветовой скоростью обратно во времени, и они могли бы теоретически нести информацию из будущего. Каким бы ни был источник, основная проблема оставалась: сны редко предлагали четкие указания. Часто информация поступала в виде нелогичных языковых фрагментов (один из них, «Арамчек», стал именем персонажа в «Свободном радио Альбемута») или в виде последовательностей целых чисел. У некоторых слов и фрагментов были санскритские корни или появлялись фразы на греческом-койне (язык Ближнего Востока во времена Христа), например, poros krater («известняковая чаша»), crypte morphosis («слабое очертание») и «Общество Рипидон» (rhipidos: веер; это общество играет ключевую роль в «Валисе»). Были также названия «Фомальгаут[229]» и «Альбемут», которые у Фила ассоциировались с далекой звездой – Сириусом, откуда, как он рассуждал, могла передаваться информация. Затем, опять же, греческий-койне указывал, что Асклепий, бог исцеления, чьим отцом был Аполлон, а его мачехой – Кумская Сивилла (возможный источник «Голоса ИскИна»), мог быть его еженощным наставником.
В одном сне появились «опаленные страницы», как будто «книга прошла через огонь, но была спасена». Фил не всегда был уверен, что он хочет принять то, что, как он чувствовал, его «заставляли» читать. Некоторые из текстов снов указывали на зловещие заговоры «религиозных фанатиков», результатом которых явились смерти Пайка, Мартина Лютера Кинга-младшего и Роберта Кеннеди. Между тем, гипнагогические[230] голоса предлагали таинственные предсказания. Засыпая однажды вечером в июле 1974 года, Фил «услышал ее (ты знаешь, мою аниму, Сивиллу), поющую вместе с хором: «Шлепанцы надень,/Встречая новый день»[231]. В январе 1975 года в гипнагогическом состоянии до него дошло: «Святая София возродится снова». (Альтернативная версия: «София собирается возродиться вновь; в ней раньше не было нужды».) Читатели «Валиса» должны узнать эти предсказания.
Вдобавок бывали и такие сны, в которых появлялись трехглазые существа. В «Валисе» Фил пишет о двойственности персонажа – «Лошадник/Фил»:
В марте 1974 года, в то время, когда он столкнулся с Богом (точнее, с Зеброй), ему снились яркие сны о трехглазых людях – он мне рассказывал об этом. Они проявляли себя как сущности киборгов: завернутые в стеклянные пузыри, шатающиеся под тяжестью технологического снаряжения. Их странный внешний вид появился внезапно, что озадачило и Жирного, и меня; иногда в этих снах, похожих на видения, можно было видеть советских техников, которые спешили починить неисправности в сложной технологической коммуникационной аппаратуре, в которую были заключены трехглазые люди.
В «Экзегезе» Фил нарисовал изображения этих существ и иногда идентифицировал их третий глаз с глазом мудрости (чакрой Аджной) индуизма и буддизма. Он также исследовал возможность того, что они были высокоразвитыми инопланетянами, которые с помощью спутника посылали информационные лучи и таким образом связывались с ним. По поводу такого теоретизирования рассказчик Фил делает заключение в «Валисе»: «К настоящему времени Жирный Лошадник полностью потерял связь с реальностью». В реальной жизни Фил был в равной степени осведомлен о том, насколько его богатый ассоциациями образ мысли, – где не было «мертвых» богов, которые не могли бы возродиться в человеческой душе, – прозвучал бы для других. Из июльского письма 1974 года, которое Фил включил в «Экзегезу»:
Я ясно вижу, как говорю об этом своему психотерапевту. «Что у тебя на уме, Фил?» – спросит она, когда я войду, и я отвечу: «Асклепий – мой наставник из Афин времен Перикла. Я учусь говорить на аттическом греческом языке». Она скажет: «Да неужели?» – и я буду уже на пути к Блаженным Рощам, это случится не после моей смерти; это будет в стране, где тишина и услуги стоят $100 в день. И вы получите столько яблочного сока, сколько захотите выпить, но вместе с торазином[232].
Как видно из этого письма, Фил был не из тех, кто теряет чувство юмора, даже когда дело касалось его собственных «божественных» откровений. Напротив, Фил всегда сохранял способность видеть, насколько странными могут казаться его переживания. Мало того что он мог смеяться над ними, он мог также подвергнуть себя яростному скептическому допросу – как в «Экзегезе», – такое автоинтервью будет процитировано далее в этой главе. Фил не был ни легковерным, ни глупым. Он не держал ни одного набора убеждений относительно того, что с ним происходит. И все же он обладал моральным мужеством относиться ко всему этому серьезно, как к источнику возможного знания, а не отбрасывать все это полностью. В Америке, если вам не повезло иметь видение духовного характера, оно будет больше соответствовать доктринам государственной церкви. Если это не так, то вы попросту сумасшедший. Фил прекрасно знал, каковыми его опыты могут казаться другим людям. Но он был бы проклят, если бы собирался отрицать сам единственный путь размышлений.
К июлю 1974 года Фил рассматривал возможность того, что его душа слилась с душой его друга – покойного епископа Пайка. В конце концов, ведь так много небольших перемен в Филе, казалось, отражали вкусы Пайка:
Теперь я уже не тот человек. Люди говорят, что я выгляжу иначе. Я потерял вес. Кроме того, я заработал много денег, делая то, что Джим говорит мне делать, больше денег, чем когда-либо прежде за короткий период, делая вещи, которые я никогда не делал, и представить себе не мог, что буду их делать. Еще более странно, что я теперь пью пиво каждый день и никакого вина. Раньше я пил только вино, а не пиво. Я заглатываю пиво. Причина, по которой я его пью, в том, что Джим знает, что вино вредно для меня – кислотность, осадок. Он также заставил меня подстричь бороду. Для этого мне пришлось пойти и купить специальные парикмахерские ножницы. Я даже не знал, что такие бывают.
Кроме того, без причины, приписываемой епископу Пайку, Фил начал называть собак «он», а кошек «она» – в противоположность действительности[233].
Но каковы были связанные с деньгами инструкции Джима/Фомы/Валиса/Кого-то-еще, данные Филу? В интервью 1979 года Фил заявил: «Оно сразу же привело все мои дела в порядок. Оно уволило моего агента и издателя». Ну, Фил сам никогда не отказывался от своего издателя, Doubleday, хотя он был чрезвычайно разгневан, когда в апреле – мае были названы несоответствующие суммы продаж романа «Пролейтесь…»; Филу казалось, что Doubleday, опираясь на молчаливую поддержку или тайный сговор с Агентством Мередита, пыталось обобрать его на авторских роялти. Кроме того, он возмущался низким авансом в две с половиной тысячи долларов за издание «Пролейтесь…» в мягкой обложке издательством DAW, устроенное Doubleday. В письме от 5 мая Фил запросил аудит тиражей всех своих предыдущих романов, опубликованных в Doubleday. И в еще более оскорбительном письме от 7 мая, которое Фил, может быть, и не отправил (редактор Лоуренс Эшмид, адресат, не помнит, чтобы получал его), Фил рассказал историю незадачливого НФ-писателя «Чипдипа К. Килла» (имя Фила из пародии Джона Слейдека 1973 года) – автора романа «Потоки слез, сказал ограбленный автор», ставшего жертвой издательства «Собачьедерьмо Букс» и его агента, «Пенки Снимателя»