Смерть графа Фландрского лишь подстегнула стремление короля Франции отбыть назад в свое королевство, ибо на кону была значительная ставка — графское наследство. Уже в конце июня король Филипп написал знатным людям Пероннской области, чтобы сообщить о кончине их графа, а также о вхождении кастелянства Перонн в состав королевского домена. Не теряя времени, он назначил нескольких представителей, которые должны были принимать там оммажи от его имени и от имени его сына. В июле его коннетабль, граф де Клермон, скончался тоже. Великая скорбь охватила короля Филиппа, а Ричард лишь увеличил его терзания ложной вестью о смерти принца Людовика, наследника французского престола. Лекари Филиппа дали ему совет как можно скорее покинуть эту землю, столь пагубную для его здоровья.
Каковы были причины его отъезда? Король Франции заявил, что опасается погибнуть от рук убийц, подосланных Ричардом[106]. Но не следует ли при этом учитывать его зависть к английскому королю, более блестящему, чем он сам[107]? Добавим к этому болезнь, разногласия, желание вмешаться в дело о наследстве графа Фландрского. Недостатка в мотивах не было. Между тем крестоносцы, которые сомневались в уважительности приведенных причин, были многочисленны, и видное место среди них занимал сам король Ричард. Когда епископ Бовеский, герцог Бургундский, Дрё де Мель и Дрё д’Амьен со стыдом и слезами пришли сообщить ему о решении своего государя, Плантагенет ответил им, что это позор для королевства и бесчестье для короля. Он отказался подыграть ему и не дал совета отправиться назад. Однако он добавил, что если Филипп вынужден выбирать «между смертью и возвращением в свою страну, то пусть поступает по своей воле»[108]. Взяла ли Ричарда жалость? Это было бы очень странно. Впрочем, хотя король Англии морально осудил стремительное возвращение Филиппа II, он ему, однако, и не препятствовал. Вероятно, он усматривал в этом возможность стать единственным предводителем крестоносцев.
По правде говоря, король Филипп не вполне утратил интерес к латинским государствам и, покидая их, принял некоторые меры. Он решил, что прежние обитатели Акры должны получить назад свои дома и иное имущество и что крестоносцы не имеют никакого права на эту добычу. Суд высшей знати утвердил компромиссное решение спора о королевстве Иерусалимском между Ги де Лузиньяном и Конрадом Монферратским: Тир был отдан в пожизненное владение последнему. Наконец, и это самое важное, Филипп II оставил в Святой Земле большую часть своей армии, доверив командование герцогу Бургундскому.
Однако эти акты доброй воли не стерли позорного пятна, до крайности омрачившего память о Филиппе II. Многие современники расценили его отъезд как свидетельство малодушия, а история не стала предавать это забвению. Общественное мнение не было мягким. Обвинительные стихи, которые некогда приписывали труверу Юону д’Уази, отличались особой резкостью: Филипп назван в них «королем-дезертиром» («roi failli»). Уже позабыли, что именно благодаря его упорной настойчивости был продолжен крестовый поход, крепко увязший в интригах, которые король Ричард плел на Сицилии. Позабыли о его бесспорных заслугах в деле осады Акры, отдав всю славу Плантагенету, столь медлившему показаться в Святой Земле. И вот, внеся столь большой вклад в завоевание сирийского порта, Филипп потерял самообладание, стал боязлив, тревожен, до крайности осторожен и предпочел покинуть поле битвы к выгоде Ричарда, который использовал этот прекрасный случай для совершения ратных подвигов и стяжал свое прозвище «Львиное Сердце». Короче, Филипп сделал ему поистине королевский подарок. До конца жизни его будут мучить угрызения совести из-за этого внезапного отъезда, навлекшего на него столько порицаний. Позднее Людовик Святой, обычно столь гордившийся своим дедом, опасался, что его собственный отъезд может иметь столь же неприглядный вид.
Как бы то ни было, Филиппа не обвиняли в том, что он заранее спланировал свой отъезд, чтобы захватить континентальные владения Ричарда и нарушить таким образом клятвы и кутюмы, защищавшие имущество крестоносцев. На тот момент и в последующие годы никто не выдвигал такого предположения. Например, Амбруаз, один из хронистов, наиболее суровых по отношению к Филиппу, утверждает, что пошатнувшееся здоровье короля не выглядело в глазах многих уважительной причиной для отъезда, однако даже он не осмеливается обвинять его в вынашивании столь хитроумных замыслов[109]. Правда состоит в том, что король Франции дождался вести о возвращении из Святой Земли своего противника, прежде чем начать завоевание его фьефов.
В то время как покинутые им солдаты жаловались на то, что не получили обещанных денег, Филипп отбыл из латинских государств 2 августа 1191 года и поплыл с тремя кораблями в сторону Апулии. Затем он проследовал через Рим, получив там благословение у папы Целестина III, и прибыл в Париж ближе к Рождеству.
Став главным предводителем похода, король Ричард демонстрировал великую отвагу, а иногда и неслыханную жестокость. Разве не приказал он однажды перебить несколько тысяч пленников, несмотря на то что Саладин выразил желание их выкупить? Завладев Хайфой, Плантагенет доказал свой талант стратега, когда окружил Саладина в пальмовой роще Арсуфа и одержал победу 7 сентября 1191 года. Он взял затем Яффу и велел восстановить ее укрепления. В конце сентября воины Запада вновь овладели всей прибрежной зоной Сирии-Палестины, и Ричард отдал приказ своей армии направиться к Иерусалиму. Она не дошла до него каких-то два десятка километров. Затем Ричард велел отступать и вернулся на побережье.
Теперь уже настал черед короля Англии выдерживать упреки со стороны других крестоносцев, жадных до славы и обманувшихся в своих надеждах на освобождение Иерусалима. В дополнение к этому, Ричарду приходилось терпеть постоянные раздоры между сирийскими баронами и духовно-рыцарскими орденами тамплиеров и госпитальеров, которые предпочитали надежную охрану побережья опасным завоеваниям в глубине суши. Тактика выжженной земли, применявшаяся Саладином, затрудняла любое значительное вторжение, но Ричарда обвиняли в излишней медлительности. Кроме того, так называемые пулены (западноевропейцы, обосновавшиеся в латинских государствах), которые поддерживали французов, не признавали больше своим королем Ги де Лузиньяна и угрожали осадить Акру. Король Англии, узнав о союзном договоре, заключенном между Филиппом II и его братом Иоанном Безземельным, стремился как можно скорее вернуться в Европу. В апреле 1192 года он собрал предводителей крестоносцев на общий совет в Аскалоне. Все его участники высказались за кандидата Филиппа, Конрада Монферратского. Однако накануне своей коронации Конрад был убит ассасинами-исмаилитами. Пятого мая Ричард Львиное Сердце вынужден был согласиться на брак вдовы Конрада, Изабеллы, с графом Генрихом Шампанским, который стал управлять королевством Иерусалимским от ее имени. Хотя король Англии уже успел продать Кипр тамплиерам, в 1192 году он подарил этот остров своему протеже, Ги де Лузиньяну, под предлогом того, что рыцари-монахи оказались неспособны подавить одно местное восстание.
Прежде чем отчалить, Плантагенет предпринял последнюю попытку наступления на мусульман. Однако после нескольких успешных операций наступление быстро захлебнулось, и Саладин даже сумел захватить город Яффу. Как бы то ни было, он не смог завладеть цитаделью. Франкская армия под командованием Ричарда разбила отряды Саладина и успешно сняла осаду. По условиям трехгодичного перемирия, заключенного 2 сентября, за европейцами признавалось побережье от Тира до Яффы вместе с портовыми городами Акрой, Тиром, Триполи и Антиохией, а также равнина вокруг Рамлы и Лидды. Иерусалим остался под властью Саладина, который обязался обеспечить христианским паломникам свободный и безопасный доступ в святой город.
Девятого октября 1192 года король Англии взошел на корабль. Хотя Третий крестовый поход не достиг своей главной цели — освобождения Иерусалима, его итог не был совершенно плачевным. Он предотвратил падение франкской Сирии и позволил выстоять латинскому королевству, сократившемуся до прибрежной зоны и редких областей, вдававшихся в сушу.
Трудное возвращениеРичарда Львиное Сердце и союз Филиппа IIс Иоанном Безземельным
После своего возвращения во Францию в декабре 1191 года король Филипп, находясь в резиденции Фонтенбло или в других замках парижской области, был занят самыми неотложными делами. Он улаживал нерешенные вопросы, касавшиеся уступки фьефов, признания прав епископств или монастырей, и уделял особое внимание фламандскому наследству. Впрочем, еще находясь в Акре, он отдал приказ занять Артуа, которое должно было отойти к его сыну Людовику как наследство его матери, Изабеллы де Эно. А уже 21 декабря 1191 года он заключил договор с графиней де Бомон относительно Вермандуа и Валуа[110].
Уладив эти вопросы, король Франции снова проявил интерес к своему противнику, о котором приходили странные донесения. Согласно Ригору, в течение 1192 года Филипп узнал, что Ричард снова готовит на него покушение: якобы исмаилиты, по наущению Ричарда, намереваются его убить, когда он будет находиться в замке Понтуаз. «Душа короля пребывала в смятении и тревоге». Страх заставил его спешно покинуть свою резиденцию и набрать внушительную стражу, которая охраняла его день и ночь. Этот психоз, вызванный донесениями об ассасинах, обострил его прежнюю тревогу. Желая избежать покушения, он отправил посланцев к главе исмаилитов, но тот ответил ему, что у него никогда не было намерения совершать такое преступление.
Именно при этих обстоятельствах Филипп узнал в 1193 году, что император удерживает в плену Ричарда Львиное Сердце. Злоключения короля Англии начались с одной бури, которая прибила его к берегам Далмации и заставил продолжить свой путь по суше. Он путешествовал инкогнито с несколькими рыцарями — настолько опасался, как бы его не взяли в плен и не потребовали с него огромный выкуп. Наконец он достиг герцогства Австрийского и уже считал с