vair (беличий мех), ни gris (лисий мех), ни горностая, ни золота, ни драгоценных камней, ни золотых или серебряных венцов…". Золотых дел мастерам, меховщикам, портным, вышивальщикам оставалось только закрывать магазины!
Такой приказ был явно неисполнимым и не был приведен в исполнение, несмотря на угрозу штрафов, которыми он сопровождался. Это может быть оправдано только заботой о сдерживании утечки золота и серебра, поскольку самые красивые меха, ткани и драгоценные камни ввозились из-за границы. Хотя этот необычный документ был фактически мертвой буквой, я остановился на нем, потому что он отражает роскошные привычки богатых, знатных господ и буржуа. Это было далеко от бережливости и простоты предыдущих веков! Эти "внешние признаки богатства" противоречили принципам экономии короля и побудили его увеличить налоговое бремя. Ведь главной проблемой его правления, какими бы ни были успехи или неудачи его политики, всегда оставалась нехватка денежных средств. По этой причине он никогда не завершал свои проекты и начинания. Эта ситуация заставила его извлекать деньги из всего. Он взял в долг у Бише и Муше, двух флорентийских банкиров, которые пользовались его доверием. Он заставил городскую буржуазию предоставлять себе теоретически возвратные кредиты и бесплатные подарки. Он также брал взаймы у прелатов, придворных, королевских чиновников и своих собственных советников!
Эти взносы, добровольные или принудительные, были оправданы необходимостью войны. Он реорганизовал и обобщил систему оплаты военной службы и увеличил ставку. Он ввел исключительный налог на все коммерческие операции: это был НДС еще до появления этого термина, но его взимание вызвало ожесточенные споры. С 1294 года начали взиматься субсидии, которые представляли собой не что иное, как налоги на капитал или доход, иногда сотые, иногда пятидесятые, а иногда двадцатые доли, в зависимости от ситуации. Этот налог также требовался в исключительных случаях, в случае войны или угрозы войны. Фактически, он взимался почти каждый год, потому что до конца царствования не было настоящего мира, а скорее вялотекущие конфликты. При этом Филипп Красивый ввел новшества лишь в деталях; он подчеркнул тенденции своих предшественников и обобщил их опыт. При их сменявших друг друга правлениях налогообложение по-прежнему было связано с понятием внешней опасности: король должен был быть обеспечен средствами для защиты королевства.
Намерения Филиппа Красивого были существенно иными: он хотел сделать налог постоянным и добиться его принятия всем королевством. Излишне говорить, что люди не были готовы к этому: отсюда и недовольство, которое будет расти и омрачит конец его царствования. Филипп также не мог представить себе, что Церковь может избежать подчинения общему закону в его королевстве. Напомним, что он увеличил амортизационные права, которые она несла, и даже придал этому увеличению обратную силу. В принципе, церковная собственность освобождалась от всех общественных налогов — непомерная привилегия, которую Филипп поборол законными средствами, имевшимися в его распоряжении. Поскольку он не мог сделать ничего лучшего, он попытался преобразовать decima в ежегодные сборы, другими словами, приравнять их к подоходному налогу. Таким образом, он добился от провинциальных синодов почти регулярного предоставления decima, иногда двух decima, а в одном особенно серьезном случае — четырехкратной decima.
Он также добился от епископов отлучения непокорных. Decima не освобождали прелатов, аббатов и клириков от сотых и пятидесятых. Вклад церковников "в общую оборону" должен был быть санкционирован папой в соответствии с каноническим правом. Поэтому неудивительно, что Филипп вступил в конфликт со Святым Престолом. Как бы ни было велико понимание пап по отношению к Франции, рано или поздно Бонифацию VIII пришлось выступить против произвола Филиппа и попытаться положить конец тому, что церковь считала ограблением. Однако мы увидим, что борьба между Бонифацием и королем Франции имела гораздо более серьезную и глубокую подоплеку, чем предоставление decima.
Часть третья.Папа Римский
I. Целестин V
Чтобы понять истинные причины конфликта между Филиппом Красивым и Бонифацием VIII, необходимо вернуться на несколько веков назад. Церковь пришла на смену Римской империи после ее распада. Папы считались верховными правителями Западной империи, теократическими владыками, в которой короли были лишь помощниками. Духовная и мирская власть теперь были соединены в одном лице. Короли, царствующие только на основании разрешения от пап-кесарей, могли быть смещены как простые чиновники. Но римские понтифики не имели материальных ресурсов для осуществление такой непомерной власти. Решение было найдено, когда Карл Великий[124] восстановил Западную империю[125] и короновался в Риме. Мы знаем, как после его смерти империя была раздроблена и сведена к нулю при последних Каролингах. Тогда папы решили, что могут использовать Священную Римскую империю[126] как временный меч, чтобы навязывать свои приговоры королям. Но власть германских императоров, не наследственных, а избранных, оставалась скорее номинальной, чем реальной. Она никогда не осуществлялась над королевством Франция. Непрекращающаяся борьба с Гогенштауфенами показала шаткость системы. Теократические притязания пап были ослаблены и не заслуживали доверия. Однако Святой Престол не мог заставить себя отказаться от своих претензий на всеобщее господство. Следует признать, что на протяжении большей части тринадцатого века признавалось право пап вмешиваться во взаимоотношения государей. К сожалению, в зависимости от характера понтификов, их настроений и страстей, римский империализм вмешивался во внутренние проблемы государств. Эти выступления чаще всего выливались в чрезмерное, даже нестерпимое рвение по защите национальных церкви от так называемых посягательств светской власти. Это был предлог для более жесткого контроля над королями и, в конечном счете, для подчинения их римской курии. Это был также способ отъема значительной части их дохода.
Что касается Франции, то ситуация была сложной. Ее монархи, утверждая, что имеют божественное право, признавали себя "наместниками" Папы Римского, но утверждали, что отвечают за свои действия только перед Богом. Прелаты и аббаты, владея обширными вотчинами, включенными в феодальную систему, были одновременно вассалами короля на местном уровне и подчинялись власти Святого Престола на духовном уровне. Двусмысленность этой ситуации породила особый дух, который мы для удобства будем называть "галликанизмом". Французское духовенство, охотно признавая духовную власть Папы, оспаривало его мирское всемогущество и признавало только одного светского лидера — короля. Вряд ли нужно говорить, что короли Франции в большей или меньшей степени поощряли и защищали эту относительную независимость. В результате духовенство было удалено от иностранного влияния, которое могло политизировать его в случае кризиса и под прикрытием религии. Конфликты происходили часто, несмотря на (часто корыстную) благосклонность пап к Капетингам и (не менее корыстную) преданность последних к первым. Они были решены путем компромисса. В прошлом епископы избирались населением своей епархии; теперь они избираются членами капитулов, созданных при кафедральных церквях. Короли контролировали эти выборы, хотя и не влияли на них! Святой Престол пытался навязать прямые назначения на должности из Рима; но согласился лишь одобрять выборы за наличные деньги.
Короли, со своей стороны, охотно вознаграждали своих слуг епископствами или богатыми аббатствами. Однако была достигнута договоренность: король позволил папе назначать прелатов на некоторые вакансии, а папа отказался от некоторых епископств в пользу ставленников короля. В вопросах юрисдикции разногласия были более серьезными. Святой Престол стойко и систематически защищал церковные иммунитеты. Короли восприняли это как посягательство на их власть. В финансовых вопросах ситуация была аналогичной. Папы старались выкачать как можно больше денег в Рим. Короли нуждались в decima, потому что у них не хватало ресурсов. Что касается претензий Святого Престола на вселенское господство, то они оставались теоретическими, в целом сдержанными, хотя время от времени некоторые папы решительно напоминали о своих притязаниях. До тех пор, пока короли Франции оставались государями маленького острова Иль-де-Франс и номинальными правителями королевства, статус-кво сохранялся как нельзя лучше: они избегали вникать в суть проблемы. Ситуация изменилась в правление Филиппа Августа, который, усиленный победой при Бувине, без колебаний бросил вызов авторитету Папы. Не раз Святой Людовик проявлял такую же твердость против посягательств или коварных маневров Святого Престола. Как правило, короли Франции принимали арбитраж пап, но отстаивали свою власть не только над светскими подданными, но и над французским духовенством. Тем не менее, кризисы, иногда острые, не приводили к настоящим разрывам, даже в то время, когда Филипп Август был отлучен от церкви. С Филиппом Красивым дело обстояло иначе. Конфликт между ним и Бонифацием VIII, жестокий, пагубный, отмеченный взаимным двуличием, ошеломил европейское общественное мнение, вызвав небывалый скандал и, без сомнения, непоправимый ущерб: старшая дочь Церкви предает ее! Капетинги повторяют попытку Фридриха II Гогенштауфена подчинить понтифика своей воле и одерживают победу даже там, где император потерпел поражение! Можно было бы сразу сказать, что трагедия, завершившая конфликт, в значительной степени произошла по вине Бонифация VIII. Он был человеком другой эпохи, не знавшим эволюции идей, одержимым собственным успехом и химерами своего воображения, увлеченным деспотическим инстинктом, полагающимся на необыкновенный интеллект для удовлетворения своих амбиций и горящим желанием оставить великое имя в истории Церкви, словом, самым опасным типом человека.