Его вступление в понтификат само по себе знаменательно. Ему было пятьдесят девять лет, он родился в 1235 году в Ананьи, где жили Иннокентий III[127], Григорий IX[128] и Александр IV[129]. Его семья, Каэтани, была одной из первых в этом городе. Его мать, по-видимому, была сестрой Александра IV. Бенедикт Каэтани, как его звали по имени и отчеству, начал изучать право в Тоди, где его дядя был епископом. Он стал адвокатом при римском суде. Будущий Мартин IV выбрал его канцлером. Он принял участие в нескольких дипломатических миссиях, что позволило ему узнать о делах Франции, Англии и Испании. Мартин IV вознаградил его заслуги, сделав кардиналом. Затем он участвовал в попытках Николая IV примирить западных князей, особенно королей Франции и Англии, для нового крестового похода. Акко только что пал; Святая Земля была потеряна; мысль о том, что Гроб Господень остался в руках неверных, приводила Папу в отчаяние. Именно во время своего прибывания в качестве легата в Париже Бенедикт Каэтани имел возможность встретиться с Филиппом Красивым и его советом легистов. Николай IV скоропостижно скончался 4 апреля 1292 года. Священная коллегия снова разделилась, Орсини[130] и Колонна[131] боролись за папскую тиару. Кардиналы разошлись, так ничего и не решив, а в Риме и и его окрестностях воцарилась анархия. Вакансия Святого престола позволила Филиппу Красивому занять Гиень; это стало причиной разрыва между Францией и Англией. Это беспокоило Карла II Анжуйского тем более, что ему угрожал Федериго Сицилийский. В начале 1294 года он посетил благочестивого отшельника по имени Пьетро дель Морроне[132]. Он вступил в орден бенедиктинцев в очень молодом возрасте и стал аббатом своего монастыря. Но уже через год он сложил с себя полномочия и стал вести отшельническую жизнь. Подражая маленькому святому из Ассизи[133], он поселился в суровой стране Абруццо, проповедуя слово божье, набирая учеников, которые, как и он, любили бедность и благотворительность, и раздавая полученные подношения. Он пользовался репутацией святого в этом диком краю, и его популярность была огромной. Он прятался от толпы, как только мог, живя то в жалкой келье, то на дне одинокого оврага. В определенное время года он уединялся в полной тишине. Карл II Анжуйский посетил его. Долгое пребывание в тюрьмах Арагона усилило его мистицизм; у него появился соответствующий образ мышления, он говорил на языке, близком к языку отшельников. Карл побудил Моррона написать кардиналу, выразив сожаление по поводу скандала, который Священная коллегия устроила вместо выборов Папы, и пригрозив кардиналам небесной карой, если они не выберут преемника умершего Николая до Дня всех святых. Это письмо привлекло к нему внимание, и произошло невероятное. Но я предоставлю слово свидетелю[134]:
"Однажды утром собралась Священная коллегия; отсутствовал только один кардинал, больной подагрой, а Наполеон Орсини был занят оплакиванием своего брата, умершего от падения с лошади. Кардиналы обсуждали эту смерть, на последствия которой возлагалось столько надежд, и их души были погружены в тяжкие раздумья, когда Иоанн Буккамази воскликнул: "Зачем медлить, утирая слезы нашей матери церкви? Почему бы не дать миру понтифика, которого он так ждет? Кого мы может вдохновить этим раздором?". На эти рассуждения не было обращено никакого внимания, и были сделаны приготовления, чтобы оставить эту тему разговора; но, бодрствуя в своем сердце, под влиянием любви и страха Божьего, кардинал Латино[135] вернулся к ней: "Я не переставал, — сказал он, — думать прошлой ночью о чем-то, чья мысль преследует меня и что я хотел бы сказать. Божественный Дух, открывающий тайны будущего благочестивым сердцам, только что проявил себя. Он сказал одному Божьему человеку, что если мы не поспешим выбрать понтифика, то разразится Гнев Божий. Время не терпит, до Дня всех святых осталось четыре месяца. Братья! Прислушайтесь к этому предупреждению и постарайтесь быть в милости у Бога.
Ваше преосвященство, — сказал Бенедикт Каэтани, улыбаясь, — не видение ли это Пьетро дель Морроне?
"Ему ответил епископ Остии, которому благочестивый отшельник написал, чтобы сообщить, что, простершись однажды ночью перед алтарем, он получил Божий приказ не пугаться достоинства кардиналов и сказать им, что им не избежать божественного возмездия, если они не поспешат избрать Верховного понтифика. Сразу же разговор перешел на жизнь и добродетели святого отшельника. Кардинал Латино был первым, кто произнес его имя для принятия папского сана; его примеру последовали шесть других кардиналов. Пока кардиналы Колонна просили принять голос больного Пьетро Перего, был вызван Наполеон Орсини, который согласился с первыми проголосовавшими; Маттео Орсини также согласился: число голосов, необходимых для избрания, было достигнуто; к ним добавился голос Пьетро Перего, и вскоре епископ Остии смог объявить изумленной толпе о возведении Пьетро дель Морронее на кафедру Святого Петра.
Это было больше, чем избрание; это было возвышение! Кардиналы Орсини и Колонна присоединились к большинству, вместо того чтобы примкнуть к противостоящей фракции. Однако назначение благочестивого отшельника было очень похоже на фарс. Он считался необразованным; Орсини и Колонна льстили себе, что будут руководить им. Делегация отправилась в скит в Сульмоне, где уединился Пьетро дель Морроне. Можно представить себе эту процессию прелатов в одеяниях из драгоценной ткани, расшитой и украшенной золотом, продвигающихся по этим крутым тропам, по скалистым осыпям, усеянным кустарником. Пьетро дель Морроне был предупрежден. Они нашли его в молитве, его лицо было залито слезами. Ему был зачитан указ Священной коллегии. Отшельник начал с отказа; он считал себя недостойным престола Святого Петра. Ему напомнили о его пророчестве. Пьетро Колонна присоединил свои мольбы к мольбам своих спутников. Пьетро дель Морроне с трудом уговорили, и он, наконец, согласился. Он просил только о том, чтобы его короновали в Аквилее. Он отправился туда верхом на осле, что было нарушением протокола. Вскоре возникли трудности. Целестин V — такое имя принял Пьетро дель Морроне — был не так необразован, как о нем говорили, но он не разбирался в делах и оказался один среди князей церкви, все они были богословами, канонистами, дипломатами, большинство из них происходило из первых семей Италии, а некоторые из них, по наследству и возможности, были наполовину военачальниками. Его Святейшество почти не навязывал себя этим фарисеям. Он также не обладал естественным авторитетом, который позволил бы ему доминировать над церковными фракциями. То, что некоторые предвидели, не преминуло произойти.
Его соблазнили набожный Карл II Анжуйский и его друзья из семьи Колонна. Канцлер короля Неаполя, Бартоломео Капоне, даже стал апостольским нотариусом. Карл II побудил его назначить двенадцать новых кардиналов. Через посредничество семьи Колонна этот король направлял политику Святого Престола в полном согласии с французским двором. Он хотел большего и сумел заманить Целестина V в Неаполь, несмотря на сопротивление Бенедикта Каэтани. Последний следил за недостатками экс-отшельника; он действовал тайно, притворяясь, что сотрудничает в управлении Церковью. Целестин V следовал своему вдохновению. Из-за него он совершил несколько нарушений, включая назначение кардинала без согласия Священной коллегии, что вызвало официальный протест. Возникла оппозиция, незаметно организованная Каэтани, хотя Карл II пытался завоевать его расположение значительными подарками, но Каэтани, преследуя свою цель, ел со всех рук. Целестин хотел удалиться в свою бедную келью, как это было принято во время Адвента[136]. Опасаясь влияния Каэтани, король Неаполя убедил старого Папу передать свои полномочия трем кардиналам. Этот случай окончательно обескуражил его. Он говорил себе, что его некомпетентность и невежество вредят Церкви. День за днем в нем росла мысль отказаться от тиары. Никогда ранее не возникало подобной ситуации, и каноническое право ничего не говорит о подобном развитии событий. Целестин проконсультировался с несколькими кардиналами, включая Бенедикта Каэтани и Герарда Бьянки. Они призвали его уйти в отставку. Карл II был возмущен. Колонна, встав на сторону короля Неаполя, обвинил Каэтани в мошеннических маневрах. Было ли это необходимо? Похоже, что нет. У Целестина V было слишком много смирения, чтобы не отказаться по собственной воле от должности, которая его тяготила. Он боялся потерять свою душу. Поэтому его решение было принято. Однако чуть позже архиепископ Буржа Симон де Больё[137], посланный во Францию в качестве легата Каэтани (который стал Бонифацием VIII), подхватил клевету семьи Колонна против последнего. Он объявил Филиппу Красивому и его советникам, что Каэтани — еретик, что он поклонялся идолам до и после своего кардинальства, что он узурпировал трон Святого Петра, достигнув его обманом и насилием, разбудил бедного Целестина V посреди ночи трубой и кричал ему, что он попадет в ад, если не отречется от престола, заставляя его поверить, что это говорит ангел! Он также говорил, что король Карл II подумывал о том, чтобы привлечь Каэтани к суду за ересь еще до отречения Целестина.
В любом случае, последний остался глух к давлению Карла II, семьи Колонна и неаполитанского народа. 13 декабря 1294 года он появился в папском облачении и торжественно обнародовал декрет, фиксирующий его собственное отречение от престола.