Le Procès des templiers (Суд над тамплиерами), "обвинения не были выбраны наугад. Люди считали их вполне обоснованными, поскольку почва уже была подготовлена событиями предыдущих трех веков, существованием мифов и суеверий, которые были частью общего наследия европейских и восточных народов". И британский историк вспоминает о тяжелом культурном наследии, которое, начиная с греко-римской мифологии и заканчивая откровениями о сатанинских обрядах некоторых сект, через эротические фантазии духовенства, разочаровавшегося в законных сексуальных отношениях, отягощало умы гражданских и религиозных властей, столкнувшихся с тайной деятельностью подозрительного ордена. Не существовало ни одного обвинения против тамплиеров, корни которого не могли бы быть найдены в средневековом или даже античном воображении.
Уже в 1022 году монах Адемар де Шабанн, а затем около 1070 года монах Павел из бенедиктинского аббатства Сен-Пьер-де-Шартр упоминают отвратительные практики, смешение мужчин, женщин и демонов на тайных собраниях, проводимых еретическими группами. О том же сообщают Гвиберт Ножанский в 1144 году, анонимным хронистом из Трира в 1231 году, Григорий IX в 1233 году и епископом Парижа Гийомом Оверньский около 1240 года. Во время этих собраний люди целовали зад жабы, а чаще черной кошки и погасив свечи совокуплялись друг с другом в произвольном порядке, они причащались телом Христа и выплевывали его в отхожие места. Впечатление, которое производила на людей черная кошка, делала ее воплощением дьявола. Около 1220 года цистерцианец Сезар де Хайстербах писал, что "по своей хищности дьявол сравним с кошкой или львом, которые очень похожи по внешнему виду и природе, особенно тем, как они подстерегают души простых людей". Рассказы о катарах и мусульманах, презирающих крест и выступающих против него, также усугубляли убеждения о тайных практиках подозрительных групп. Наконец, во второй половине тринадцатого века новые теории начали связывать определенные магические действия с ересью. Они постепенно создали ментальный климат, в котором идея колдовства и колдуна, заключившего договор с дьяволом, была принята почти всеми. "Тамплиеры были привлечены к ответственности в то время, когда отношение к магии и колдовству выкристаллизовывалось, и новые авторитеты стали доминировать в мышлении по этому вопросу", — пишет Малкольм Барбер.
И вот эта знаменитая голова, о которой историк говорит, что "сам Гийом де Ногаре, возможно, не до конца осознавал богатство жилы, которую он открыл в народной памяти". В связи с этим мы должны вернуться к мифу о Медузе Горгоне, взгляд которой превращал человека в камень; ее голова, отрубленная Персеем и брошенная в море, сохранила свою злую силу и вызывала катастрофы. Средневековые варианты были привязаны к этой древней теме, объединяя волновавшие всех темы смерти и секса. Мы уже приводили историю, рассказанную в показаниях Антония Сичи из Версиля, о дворянине, который плотски овладевает мертвой женщиной, которая затем рождает голову обладающую чудесной силой. Тамплиер Гуго де Фор из Лимассола, также сообщил эту же историю, которая имела ряд вариантов, которые можно проследить до хронистов Готье Карта в 1182 году и Жерве де Тилбери. По словам Гуго де Фор, история имела продолжение: рыцарь использовал эту голову для истребления врагов, затем взял ее с собой на борт корабля, но его кормилица, слишком любопытная, открыла ящик, в котором голова находилась, и подняла покрывало, закрывавшее ее, и тут же поднялась страшная буря, и корабль затонул. Тамплиер Гийом Авриль также слышал на Востоке историю о голове, которая в месте под названием Сатали вызывала в море водоворот, угрожавший кораблям. Идол, которому якобы должны были поклоняться тамплиеры, явно связан с этими легендами, в которые вполне можно верить, потому что они затрагивали фундаментальные темы: контакты между живыми и мертвыми, силу "дурного глаза". Более того, голову иногда называли "Бафомет", что является искаженной формой слова "Магомет": происходит слияние разнородных элементов, которые все происходят из среды, внушающей христианам страх. Аналогичным образом, шнуры опоясывавшие голову идола напоминали о катарской и мусульманской практике. Что касается содомии, то связь может быть установлена с библейской историей о городе Содом погибшим из-за греха гомосексуализма его жителей, даже если библейский текст не очень ясен по этому вопросу. Не из-за этого ли греха христиане потеряли Сен-Жан-д'Акр, город, известный своим развратом?
Все это создает на первый взгляд бессвязное целое, набор старых сказок, которые не поддаются рациональному объяснению. Это правда. Но было бы ошибкой представлять Ногаре и его команду как людей, сознательно использующих суеверия, чтобы обвинить тамплиеров в воображаемых преступлениях. "В конце концов, — пишет Малкольм Барбер, — все это могло быть осознанным лишь отчасти, поскольку легисты Филиппа IV и инквизиторы Климента V были людьми своего времени, погруженными в идеи и традиции эпохи". Кто может сказать, в какой степени обвинители верили или не верили в подлинность этих обвинений? И, в частности, что думал о них Филипп Красивый? Каково было его внутреннее убеждение относительно этих историй? Если он никогда не говорил этого, то его поведение заставляет нас думать, что он искренне придерживался этих убеждений. Он тоже был человеком своего времени. Он, конечно, знал, что применяются пытки, но это было частью обычаев того времени, и опять же, не все признания, полученные под пытками, обязательно являлись ложными. Этот глубоко благочестивый, набожный человек, почитавший святые реликвии, каждая из которых была невероятнее предыдущей, опытный паломник (он вернулся в Мон-Сен-Мишель через несколько месяцев), чудотворец (исцеление золотухи), по природе своей склонен был верить в сверхъестественные явления и козни дьявола в мире людей. Кто же, Папа или король, был более суеверным? Климент V, конечно же, не был рационалистом, но он освободил Гишара де Труа, и он очень скептически относился к преступлениям, в которых обвиняли тамплиеров и которых он будет слабо пытаться защитить.
Слушания в Папской комиссии (1309)
Первые епархиальные комиссии приступили к работе только в июне. Первой начала заседать комиссия в Клермонте. Остальные постепенно подтягивались, и допросы продолжались до июня 1311 года. Папская комиссия собралась только 8 августа в аббатстве Сент-Женевьев. Состав комиссии определил сам Филипп Красивый в письме к Папе, попросив его ничего не менять. Таким образом, восемь членов были заранее привержены королевскому делу. Председательствовал Жиль Айселин, архиепископ Нарбонны, советник короля, а в ее состав входили епископ Менде Гийом Дюран, епископ Байе Гийом Бонне, епископ Лиможа Рено де ла Порт, архидиакон Магелона Жан де Монтлор, апостольский нотариус Матье Неаполитанский, архидиакон Трента Жан де Манту и настоятель церкви Экса Жан Агарни, который фактически никогда не принимал участия в заседаниях. Комиссия вызвала всех тамплиеров и свидетелей, которые выступали в защиту орден. Заседание было назначено на 12 ноября в аббатстве Сент-Женевьев.
Но 12 ноября, никто не явился, отсутствовали также и три члена комиссии: Матье Неаполитанский, у которого не было оправданий, Жан де Монтлор, который сказался больным, и Жан Агарни. Поскольку в последующие дни по-прежнему никого не явился, пять членов комиссии перенесли слушания на 22 ноября. Очевидно, люди короля препятствовали явке: многие тамплиеры не были уведомлены; те, кто был уведомлен, не решались прийти. Комиссия попросила епископа Парижа сообщить тюремщикам, чтобы они отправили тамплиеров, которым есть что сказать, на заседание, "но только если они захотят прийти по собственной воле".
22 ноября семь тамплиеров предстали перед комиссией. Первым был допрошен Жан де Мело из епархии Безансона, бывший тамплиером в течение десяти лет. Он был простодушным человеком, у которого ничего не удалось вызнать: "Так как господам комиссарам показалось, глядя на него и рассматривая его лицо, его жесты, его действия и его слова, что он очень прост, глуп или полоумен и они не стали продолжать с ним разговор, а убедили его пойти и увидеться с епископом Парижа, который обязан был принять беглых монахов в своей парижской епархии". Второй, Жерар де Ко, был не более полезен: "Когда его спросили, хочет ли он защищать орден, он наконец ответил, после долгих разговоров, что он простой рыцарь без лошади, оружия и земли, и не может, да и не знает, как защищать орден". Следующие свидетели защиты были того же порядка. Они даже не знали, что находятся там, чтобы защищать орден, и говорили, что они слишком просты для этого. Даже Гуго де Пейро отказывался от возможности защищать орден. В конце дня членам комиссии сообщили, что из провинции прибыли еще семь тамплиеров, и что прево приказал их арестовать. Он уже пытал двоих из них, чтобы выяснить, чем они там занимались. Когда их доставили в комиссию, они, казалось, потеряли память и отрицали, что пришли защищать орден. Все прошло идеально для королевской власти.
26 ноября Жак де Моле все же решил выступить в защиту ордена. Но он колебался. Он чувствовал, что его долг — защищать орден, но считал себя неспособным к этому. "Поэтому он попросил помощи и совета в упомянутой защите, заявив, что хочет, чтобы правда о тех вещах, которые вменяются в вину упомянутому ордену, была известна не только тем, кто принадлежал к ордену, но и во всех частях света королям, принцам, прелатам, герцогам, графам и баронам". Члены комиссии согласились предоставить ему дополнительное время для подготовки защиты, но "просто, суммарно и без адвокатов". Ему зачитали материалы судебного процесса, включая его собственные признания, которые смутили его, а после состоялся оживленный обмен мнениями с членами комиссии. В этот момент явился Гийом де Плезиан, "но не по вызову упомянутых господ комиссаров, как они сами сказали". Он не должен был там находиться, поскольку допросы обычно проводились тайно, но он явно рыскал по коридорам, чтобы убедиться, что все идет в соответствии с пожеланиями властей. Его появление имело цель запугать Великого магистра, которому он дал "дружеский" совет: "Пусть он позаботится о том, чтобы не быть обвиненным или осужденным без причины". Расстроенный, Моле попросил двухдневную отсрочку, которая была ему предоставлена.