И в королевстве, и в империи.
Весь мир рад стремиться
Служить Мне и поклоняться;
Нет ни одного церковника,
Кто недоволен мной.
Вот что говорит о нем Жерве дю Бус, который, тем не менее, являлся его капелланом, в Roman de Fauvel (Романе о Фовеле). Менестрель Жан де Конде в книге Li dis du segneur de Maregny (Слово о сеньоре де Мриньи) рисует черными красками портрет человека, который:
Грабил торговцев,
Которые привозили добрую монету.
Как только они въезжали во Францию,
Они должны были поменять деньги,
Или меняй – или езжай обратно.
Этот вор, присвоил хорошие деньги и подменил их плохими, он:
Своего брата, архиепископа Санса,
Хотел сделать Папой Римским,
А сам хотел стать императором.
По словам Жоффруа Парижского, то он манипулировал как Папой, так и королем:
Ибо в его власти были
Короли, принцы и Папа;
Он правил ими своевольно;
Дергая за ниточки.
По словам Жана де Конде, он обманул короля, чьими мыслями и политикой он руководил с единственной целью — продвигать свои личные интересы:
Изменой, лестью и обманом
Завладел мыслями короля.
Потому что тот, днями и ночами
Разъезжал по стране.
Это поднимает важнейший для нас вопрос: каковы были отношения между Филиппом Красивым и его камергером? Кто был настоящим хозяином? При чтении хроник, литературных произведений и переписки того времени все становится ясно. Ангерран де Мариньи — истинный государь, "secundus rex in Francia" ("второй король Франции"), пишет арагонец Жан Лопес (Лупи). А Жоффруа Парижский заявляет: "si le tenoit on comme roy" ("мы могли считать его королем"). Продолжатель Гийома де Нанжи заходит еще дальше, говоря, что Мариньи был "еще одним майордомом", что делало Филиппа Красивого своего рода "Ленивым королем" эпохи Меровингов. Автор Grandes Chroniques (Больших хроник) говорит об "Ангерране де Мариньи, коадъюторе и главном правителе королевства Франция"; в Chronographia Regum Francorum (Хронографии королей франков) говорится, что ничто не могло быть сделано при дворе без его согласия. "Он был хозяином короля, так что все проходило через него", — говорится в Istore et croniques de Flandres (Истории и хроники Фландрии); он был "куратором всего королевства Франции", принимая решения о мире и войне, согласно Normanniae nova chronica (Новой хронике Нормандии); Anciennes Chroniques de Flandre (Старые хроники Фландрии) немного более умеренны, утверждая, что "король Фелипп Красивый долгое время имел собственного придворного, который был очень приятен ему, потому что по его совету он проделал большую работу". Для Пьера Кошона Мариньи — "главный советник", а для Жана де Конде "рыцари без него не могут ничего сделать, он командует и властвует"; для Бернара Ги, епископа Лодева, в его Flores chronicorum (Цветах хроник), он был "вторым маленьким королем", а по мнению Жиля Ле Муизи без него ничего нельзя было решить. По словам Жоффруа Парижского, у короля невозможно было получить аудиенцию, не согласовав ее с Мариньи, потому что
Именно ему было доверено
Управление королевством…
Всем королевством он заведовал…
Король ничего не мог сделать
Против воли Ангеррана;
Тому, кто хотел поговорить с королем,
Нужно было идти к Ангеррану.
Об этом также говорит Жан де Сен-Виктор. А в романе Renart le Contrefait (Подражание Ренару) мы читаем, что "Ангерран, которого король ввел в свой совет, имел больше власти, чем любой другой, […] он имел столько милости от Папой, что делал то, что хотел от имени Папы, и от Короля".
Несколько эпизодов иллюстрируют и, кажется, подтверждают эти слова. В сентябре 1311 года Мариньи отвечал за фламандскую политику короля, принимая решения о продлении перемирия и подписании договора, даже не обращаясь к государю и не принимая во внимание присутствие в Турне одновременно с ним Карла Валуа, который был глубоко этим удручен. Ангерран скрепил Большой печатью договор с Фландрией, а также письмо об отпущении грехов, которое он заказал, и еще одно о реорганизации муниципалитета Дуэ в соответствии с его волей. В это время король объезжал аббатства и охотился на кабанов, переходя от богослужений к верховой езде, от святынь к охоте, в Лонгпоне, Сен-Жан-о-Буа, Роялье. И когда граф Фландрии и представители Брюгге просят разрешение для приезда и переговоров, Мариньи передает им документы, скрепленные его личной печатью, где написано, что он имеет "полную власть, полномочия […] разрешить […] любому человеку из земли Фландрии […] приехать […] говорить, вести дело и поступать […] так как сочтет нужным упомянутый Ангерран".
В январе 1314 года, как мы видели, он получил право выдавать платежные поручения без контроля короля, и журналы казначейства, опубликованные Ж. Виардом, показывают, что он обходился без этого. В конце 1313 года, во время важного заседания королевского Совета, Ангерран де Мариньи навязал свою волю вопреки мнения большинства членов совета после того, как заставил самого короля изменить свое решение. Это произошло при обсуждении ответа на просьбу Папы предоставить галеры для крестового похода. Король и Совет согласились. Затем Мариньи отвел короля и легиста Пьера Барьера, который отвечал за отправку ответа Папе, в сторону. Он утверждал, что это будет слишком дорого, что есть другие более срочные расходы, такие как подготовка к войне во Фландрии, прием короля Англии, поставка оружия принцу Таранто. Более того, Папе следует рассмотреть вопрос о предоставлении еще одного децима. Мариньи добавил, что другие советники некомпетентны, они не понимают финансовой ситуации, которая находится в его руках. Король согласился с ним, и Пьера Баррьера попросили передать его ответ Папе, который согласился одолжить королю 160.000 флоринов. По словам легиста, сообщившего этот показательный анекдот: "Ангерран знает все тайные дела короля".
Еще один момент: в отчете о миссии, порученной Рено де Сент-Бёву в феврале 1314 года, читаем: "Это расходы, которые шевалье Леруа понес, отправившись в Лион для выполнения определенных поручений, по приказу короля и в присутствии месье де Марриньи". Таким образом, считается необходимым указать, как будто это добавляет легитимности приказу миссии, что камергер присутствовал при отдаче приказа.
И вот знаменитое собрание 1 августа 1314 года во дворце Сите, где бароны, епископы и горожане собрались, чтобы обсудить возобновление войны во Фландрии. Король сидел на троне в зале на возвышении, и молчал, как обычно. Мариньи поднялся и произнес длинную речь, оправдывая войну, которая, очевидно, будет дорого стоить. Он спрашивает, "кто из вас поможет или не поможет выступить против фламандцев во Фландрии"; то есть: пусть встанут те, кто хочет участвовать в обороне страны! "И затем, — добавляют Grandes Chroniques, — мессир Ангерран сказал, что наш господин король со своего возвышенного места видит всех кто готов помочь ему". Это потрясло хрониста и продолжает удивлять историков, как будто король повиновался взгляду и жестам своего камергера: Мариньи сделал знак, и король встал, чтобы пересчитать добровольцев, которые, по примеру парижского буржуа Этьена Барбетта, тоже встали как один человек. Трудно было поступить иначе под взглядом повелителя.
Несомненно, эта сцена не должна говорить больше, чем она того заслуживает. Это всего лишь повторение инсценировки, уже использованной на собраниях, проводимых в дворцовых садах по поводу дел Бонифация и тамплиеров. Мариньи и король, очевидно, вместе готовились к этому событию. Тем не менее, масса свидетельств, подкрепленных несколькими приведенными историями, вызывает недоумение. Для некоторых историков, таких как Робер-Анри Ботье, все предельно ясно: над Филиппом Красивым полностью доминирует Мариньи, который ставит его в подчинение, диктует ему решения и управляет вместо него. Жан Фавье был менее категоричен: "Если Мариньи таким образом выделился из довольно неприметной группы камергеров и даже из группы советников короля, то только потому, что он был "хорошо знаком с королем", потому что пользовался его расположением и дружбой. Избегая уничижительного слова "фаворит", мы скажем, что Мариньи был другом Филиппа Красивого, и что, если эта дружба не была абсолютно бескорыстной со стороны камергера, король находил свою выгоду в компании и сотрудничестве с приятным, искусным и мудрым человеком, которым, по всем данным, был Ангерран де Мариньи".
Проблема поставлена. Мы снова займемся этим вопросом в конце книги, когда у нас будут все доступные данные. На данный момент, давайте довольствоваться тем, что рассмотрим эти свидетельства в перспективе: хронисты и поэты писали после смерти короля, после падения камергера и его казни на Монфоконе, когда вся ненависть к нему могла быть выражена в суде над ним и показала его огромную непопулярность. Отметим также, что период власти Мариньи, то есть только последние четыре года правления короля, не был отмечен какой-либо опалой в королевском окружении: если бы камергер действительно управлял волей короля, разве он не воспользовался бы этим, чтобы устранить некоторых своих врагов, которых было очень много? В сравнении с предыдущим этапом правления Филиппа Красивого, не было ни принципиальных различий, ни изменений в политической ориентации, максимум, что произошло — перегиб в сторону большего прагматизма. Король нашел в Мариньи ценного помощника благодаря его острому уму и дипломатическим навыкам, возможно, друга, но ни в коем случае не хозяина.
Взлеты и падения в обороне тамплиеров (1310)
Начиная с 1310 года, Ангерран де Мариньи играл полезную роль в качестве противовеса влиянию Ногаре, восстанавливая баланс интересов власти. В то время как хранитель печати оставался одержим необходимостью очистить королевство и церковь, уничтожив мерзких тамплиеров и осудив антихриста Бонифац