Собор и призрак крестового похода
Второй важной темой на повестке дня Вьеннского собора был крестовый поход. И здесь снова возникает вопрос об искренности вовлеченных в обсуждение сторон. Ибо все говорили, что хотят крестового похода, но никто не желал действовать; всегда находилось что-то другое, что нужно сделать в первую очередь. Главная, если не единственная, привлекательность этой превосходной идеи похода на Иерусалим заключалась в том, что волшебная фраза "крестовый поход" позволяла взимать налог — децим — со всего духовенства. По крайней мере, так считал Жоффруа Парижский, и не он один. Собор, говорил он, ссылаясь на крестовый поход, был предназначен только для того, чтобы "привлечь кресты и стопки", то есть стопки золотых монет:
Чтобы набить пустые кошельки;
И радоваться, что они заполнены.
Я считаю, это причиной собора
Чтобы привлечь кресты и стопки,
Но затем все будет растрачено,
На другие дела и нужды.
Со своей стороны, продолжатель хроники Мартина Брабантского пишет, что Папа "притеснял Церковь различными способами и под предлогом похода в Святую Землю добыл много золота, которое затем полностью поглотил дьявол". А по словам английского хрониста, "Папа выдавал индульгенции для похода в Святую землю, он собрал много денег, но для Святой земли все это было бесполезно".
Тем не менее, как отмечает Жозеф Леклерк в своей истории Вьеннского собора, "никогда не было столько теоретиков священной войны, как в начале четырнадцатого века". Существовали многочисленные планы крестового похода, одни из которых были посвящены стратегии, другие — логистике. В составлении таких планов отметились: Пьер Дюбуа, францисканец Фиденцо Падуанский, Карл II Хромой, венецианец Марино Санудо, армянский принц Хетум, Раймонд Луллий и Великий магистр госпитальеров Фульк де Вилларе. Собору были представлены четыре таких проекта. Послание Генриха II Лузиньяна, короля Кипра, было привезено Симоном Кармадинским и каноником Анконы Яковом Казиастасским. Он рекомендовал подготовить почву, отправив сильную эскадру, и сосредоточить основные усилия на Египте. Гийом Ле Мэр, епископ Анжера, подсчитал, что потребуется десять или двенадцать лет подготовки, чтобы проповедовать крестовый поход, выдавать индульгенции, собирать средства, снаряжение и людей. В действительности, он выразил серьезные сомнения в том, "что время для освобождения Иерусалима когда-нибудь наступит".
Гораздо более уверенным, но совершенно утопичным являлся план Раймонда Луллия, о котором мы уже говорили. Почти восьмидесятилетний человек, он захотел присутствовать на соборе и для этого совершил трудное путешествие из Парижа в Вьенну осенью 1311 года, во время которого он нашел время написать поэму из 1200 стихов Lo Consili (К Собору) и диалог между клириком и мирянином Disputatio clerici et Raymundi phantastici. Когда он прибыл в Вьенну, то представил собору свое сочинение Ad acquirendam terram sanctam (Чтобы овладеть святой землей). Его великой идеей было обращение мусульман через проповедь, что подразумевало создание кафедр восточных языков в Риме, Париже и Толедо. Но до этого мусульманские территории должны были быть захвачены: побережья опустошены, Сирия разорена, Египет, Марокко и королевство Гранада оккупированы. Затем следовало разослать миссионеров, и покорив мусульман риторикой, диалектикой и схоластическими силлогизмами, массово обратились их христианство.
Комиссия собора по "крестовому походу" также рассмотрела проект Гийома де Ногаре, который выступал за объединение орденов монахов-воинов и подготовку большой экспедиции во главе с королем. Для достижения этой цели необходимо было использовать имущество ордена тамплиеров, повысить децим и собирать пожертвования — всем этим должно было управлять королевское казначейство.
Начиная с середины января 1312 года, Папа консультировался с участниками собора о крестовом походе по странам: немецкие и английские прелаты дали свое согласие, но у их государей в это время были другие заботы, такие как получение императорской короны для Генриха VII, спасение фаворита, сопротивление баронам и покорение шотландцев для Эдуарда II. Итальянцы также согласились при условии, что экспедиция пройдет через Константинополь. Испанцы, в согласии с Хайме II Арагонским, хотели сначала напасть на королевство Гранада. Что касается французских епископов, то они отказались высказывать свое мнение до того, как узнают мнение короля, что весьма показательно. Филипп IV прибыл в Вьенну 20 марта и дал свое согласие, а все прелаты королевства приняли решение в пользу сбора децима для крестового похода. Это позволило Папе, как мы видели, объявить 3 апреля, что Филипп Красивый и вся его семья обязуются подготовить крестовый поход в течение года. Для этой цели ему был предоставлен шестилетний децим, к которому письмом от 10 июня Папа добавил свой собственный децим на полтора года, который он передал королю, а вскоре после этого продлил на четыре года. Таким образом, благодаря собору Филипп Красивый получил право облагать налогом все духовенство Франции в течение одиннадцати лет, не отчитываясь за использование средств. Это стоило отказа от имущества ордена тамплиеров.
Однако это не означает, что король действовал недобросовестно. Он серьезно думал о крестовом походе: он не забывал Людовика Святого. Но это была экспедиция такого масштаба, что требовалось сначала решить другие проблемы, в частности, проблему Фландрии. И это произошло не раньше конца его царствования. Более того, его ближайшее окружение изменилось, а вместе с ним и приоритеты: Ногаре, который был сторонником крестового похода, умер в 1313 году, а Мариньи, который был противником этого дорогостоящего безрассудства, усилил свое влияние, подтолкнув короля к отказу финансировать снаряжения галер для Папы. Филиппу оставалось только мечтать о крестовом походе… и собирать деньги, которые должны были его финансировать.
Завершение работы собора (6 мая 1312 года)
Король был менее заинтересован в третьей теме обсуждавшейся на соборе — реформе церкви, которая также затрагивала вопрос о взаимоотношениях между клириками и мирянами в королевской администрации. Это связано с тем, что здесь суверен в большей степени находится в положении обвиняемого. Жалобы были связаны с растущим вторжением светской власти в церковную сферу под влиянием королевских легистов. В то время церковная и гражданская сферы были настолько переплетены, что малейшая попытка внести ясность неизбежно вызывала споры. Однако легисты были настойчивы, и это привело к появлению новых практик, которые церковные власти считали злоупотреблениями. Собранные в епархиях жалобы касались узурпации апелляций из церковных судов в светские суды, препятствования осуществлению церковной юрисдикции, нарушения церковных иммунитетов и расхищения церковного имущества лицами, осуществляющими королевские и опекунские права. Но собору оставалось только составлять перечень злоупотреблений: что еще он мог сделать, кроме как пожаловаться Папе, у которого не было ни желания, ни средств противостоять королю? Никаких конкретных мер в этой области принято не было.
Такое же бессилие было проявлено в отношении моральной реформы клириков, канонов и римского двора. Сетования на бродяжничество монахов, невежество, рассеянность, накопительство, симонию, разврат многих клириков привели лишь к благочестивым пожеланиям. "Моральный уровень духовенства упал очень низко, — отмечает Гийом Ле Мэр, — до такой степени, что во многих местах священники считаются мирянами даже более мерзкими и презренными, чем евреи". Это говорит о многом! Были приняты постановления, регламентирующие одежду клириков на службах (Gravi nimirum turbatio), размер, покрой и цвет их облачений (Quoniam), запрещающие им заниматься ремеслами мясника и трактирщика (Diocesanis locorum) и осуждающие доктринальные ошибки, приписываемые нищенствующим орденам (Ad nostrum), которые склонны были считать, что, достигнув определенного уровня духовности, можно позволять себе все. Проблема освобождения от религиозных орденов вызвала оживленные дебаты. Это был застарелый вопрос, который периодически возникал на протяжении всей истории Церкви: епископы не могли терпеть, когда религиозные организации в их епархиях выходили из-под их контроля и позволяли себе бросать вызов властям, защищая отлученных от церкви, допуская тайные браки, узурпируя права и десятину. Гийом ле Мэр, епископ Анжера, и Эгидий Римский, архиепископ Буржа, возглавляли борьбу против этих "независимых", которых энергично защищал Жак де Терен, цистерцианский аббат Шаалиса.
Однако некоторые внутренние проблемы были все же решены, например, разногласия между францисканцами: булла Exivi de paradisio была попыткой примирения между духовным течением, которое, следуя трудам лангедокца Пьера Жана Оливи, умершего в 1298 году в Нарбонне, выступало за абсолютную бедность, и остальными членами ордена. Булла Fidei catholicae, со своей стороны, разрешила вопрос доктрины, который разделял богословов в течение тридцати лет, подтвердив, что рациональная и интеллектуальная душа действительно является "формой", в схоластическом смысле этого слова, тела: "Всякий, кто отныне осмелится утверждать, защищать или упорно утверждать, что рациональная и интеллектуальная душа не является сама по себе и по существу формой тела, должен считаться еретиком".
6 марта 1312 года состоялось торжественное закрытие собора. Король к тому времени уже две недели как уехал. В соборе, после мессы, Папа подвел итоги, суммировал указы и вскользь затронул вопрос, который не поднимался в публичных дебатах: посмертный суд над Бонифацием VIII. Вероятно, именно во время тайных переговоров, которые он вел с королем за кулисами собора, они договорились закрыть этот вопрос. Для проформы Климент V в последний раз зачитал эдикт, приглашая тех, у кого есть показания по этому делу, так или иначе, явиться в апостольский трибунал. Поскольку никто являться не собирался, дело было закрыто. После прочтения