И король, который, повелевал
И требовал по всему королевству
Собрать деньги на эту войну
Вдруг решил разослать приказ
Чтобы ничего не изымалось, но возвращено
Что было изъято. Так было сказано
И так приказал король
И это было сделано, как я полагаю.
Начало ли правительство опасаться последствий взимания непопулярных налогов? Можно даже задаться вопросом, какова была последовательность событий: налогоплательщики получили возмещение, потому что дипломатии удалось избежать войны, или войны удалось избежать, потому что сопротивление налогообложению парализовало сбор налога? Если это так, то это означает, что Филипп Красивый в конце царствования был вынужден изменить свою политику из-за бюджетных ограничений. Мы ведем переговоры, потому что не можем позволить себе вести войну. В любом случае, денежные и фискальные проблемы были причиной растущей нервозности населения в 1313–1314 годах, о чем сообщает продолжатель Гийома де Нанжи: "Эти изменения вскоре вызвали громкий ропот горожан, потому что они были источником больших потерь и убытков для них, особенно для купцов, которые были обмануты относительно этих монет в нескольких местах, и особенно под Парижем, хитростью людей, отвечавших за исполнение постановления".
Поиск денег становился все более трудным для королевской казны. Все старые рецепты были исчерпаны. Не было больше евреев, не было больше ломбардцев, не было больше тамплиеров, принудительные займы больше не поступали, монетные манипуляции стали все более трудновыполнимыми и ухудшали ситуацию больше, чем улучшали, итальянские банки все более неохотно давали кредиты, особенно после смерти Бише и Муше, а доходы с земельных владений, как известно, были недостаточны для нужд растущего государства с администрацией, состоящей из все большего числа людей. Феодальная монархия, переживающая кризис, двигалась в тупик, поскольку возникающая новая монархия, монархия легистов, требовала гораздо более высоких доходов. Феодальная монархия, по сути, была основана на обычных услугах и прямом натуральном обмене, от человека к человеку. Новой монархии требовалась денежная экономика, и ей нужны были большие налоговые поступления, чтобы брать под контроль все более крупные сферы жизни страны. Для того чтобы расширить полномочия короля, как того хотели легисты, необходимо было иметь средства для содержания государственных чиновников, как гражданских, так и военных. У Филиппа Красивого не было таких средств, и он должен был скорректировать свою политику.
Шантаж крестовым походом
К счастью, были и церковные децимы. В обмен на обещание организовать крестовый поход Папа разрешил взимать 10-процентный налог с доходов от церковного имущества за вычетом всех расходов. Филипп получил эту привилегию на шесть лет на Вьеннском соборе, а вскоре после этого продлил ее на более чем десять лет. Первый суммы поступили 22 июля 1313 года, что было весьма удачно, поскольку государственный визит Эдуарда стоил больших денег. Деньги для крестового похода использовались на все, кроме крестового похода и конечно, и речи не было о их возврате. Епископы отвечали за сбор налога в своих епархиях, который они выплачивали королевским уполномоченным, Жоффруа дю Плесси, аббату Сен-Дени и епископу Осерра. Но даже этот налог не прошел без сопротивления.
Но в любом случае, необходимо было поддерживать миф о готовящемся крестовом походе. Если Филипп Красивый еще немного верил в это, то только в довольно отдаленном будущем, которое Мариньи старался отложить как можно дальше. Для камергера крестовый поход был затеей из другой эпохи, неуместной финансовой тратой на химерическую и ужасно рискованную цель, как показали два неудачных опыта Людовика Святого: в первый раз он оказался пленником, а во второй раз вообще умер. Более того, крестовый поход мог вернуть власть и влияние столь ненавистным ему крупным феодалам во главе с Карлом Валуа. Но если сам крестовый поход был вреден, то идея крестового похода была превосходна. Это позволяло ему собирать децимы и было аргументом, разменной монетой, которой камергер умело пользовался. Шантаж крестовым походом позволил получить от Папы многое: в частности, деньги и дипломатическую поддержку. Нет денег — нет крестового похода; нет мира во Фландрии — нет крестового похода. Что касается денег, мы уже говорили, как в конце 1313 года Мариньи и король отказались финансировать снаряжение галер для Папы, но добились, помимо децима, предоставления Климентом V важного займа. В конце собора они поручили Пьеру Барьеру сообщить Папе, что они вполне готовы исполнить обет крестового похода, но для этого необходимо сначала уладить такие вопросы, как прием короля Англии, посвящение в рыцари принцев, дела аквитанской Гаскони и особенно Фландрии. Ибо не может быть никакого крестового похода, пока во Фландрии не установится мир. И чтобы это произошло, папский легат, кардинал де Фреовиль, должен был принять активное участие в переговорах, оказывая давление на графа Фландрии. Действительно, нескончаемый фламандский конфликт разгорался с новой силой. Предыдущий договор, казалось бы, решил проблему, но вспыльчивый сын графа Роберта де Бетюн, Людовик де Невер, не согласился с этим решением, которое отрезало три кастелянства от графства. Он повсюду провозглашал свое недовольство, призывал жителей Брюгге отказаться от разрушения крепостных стен, а 14 апреля 1313 года в церкви доминиканцев в Генте он сделал заявление, которое в то же время было провокацией: голословно заявив, что его печать была приложена к договору в Атиссе обманом и без его согласия. Людовик де Невер отверг договор — с опозданием на восемь лет — и обратился за поддержкой к Папе и императору. Заочно осужденный парламентом как преступник, он продолжил кампанию против короля, который в свою очередь призвал графа Фландрии и представителей городов на встречу в Аррасе под эгидой папского легата.
Поскольку последний был не кто иной, как Николя де Фреовиль, бывший духовник Филиппа Красивого и двоюродный брат Ангеррана де Мариньи, возникли сомнения в его беспристрастности. Папа выбрал его именно по этой причине, написав в доверенных ему верительных грамотах: "Мы выбрали вас, потому что знаем, как дорога и приятна королю ваша персона, знаем ваши добродетели и то, что в различных случаях, как трудных, так и важных, вы оказывали услуги Святому Престолу, плоды которых мы видим и вкушаем с удовлетворением".
Аррасская конференция открылась 20 июля 1313 года. Французскую делегацию возглавлял сам король, который, как обычно, не выступал, предоставив своим советникам руководить дебатами. И эти советники были важными личностями: Ангерран де Мариньи, Жиль Айселин, Людовик д'Эврё, Людовик де Клермон, Ги де Сен-Поль, Гоше де Шатийон, Пьер де Галарт, Тома де Морфонтен. С фламандской стороны, за графом Робертом де Бетюн, стояли его сын Роберт де Кассель, его брат Жанн де Намюр и представители городов, в том числе делегаты от Ипра, адвокат Пьер Ангиль и эшевены Андре Бротерлам и Гийом Вагенар. Король принял меры предосторожности: перед встречей он созвал армию в Перонн, готовый вмешаться в случае провала переговоров, а Эдуард II, который только что вернулся в Англию после июньско-июльских празднеств в Париже, приказал блокировать фламандские берега и арестовать фламандских купцов в своем королевстве.
Роберт де Бетюн, подвергаясь невыносимому давлению, не имел реального пространства для маневра. Поэтому, когда его, как вассала, попросили послать феодальный контингент из 600 человек в королевскую армию, собравшуюся против него, он счел это за гранью допустимого и ушел, заявив: "Король поступает неразумно!"
Начало было плохим. Роберт был обижен тем, что король не обращался к нему напрямую, а посылал своих советников. Он решил сделать то же самое и послал своих поверенных к королю. Король отослал их прочь, а графа призван явиться лично; ведь он не был равным королю, а являлся его вассалом, призванным дать отчет перед людьми своего сеньора. Армия у границ графства, угрожающий легат, король, который относится к нему с презрением, а его торговля блокирована англичанами — что мог сделать в этой ситуации Роберт де Бетюн, кроме как сдаться? Поэтому "переговоры" прошли очень быстро. Города, даже Брюгге, согласились снести свои укрепления; граф поклялся в мире, отдал Кортрейк в качестве гарантии и оставил своего сына Роберта де Кассель в качестве заложника. 22 июля все было кончено.
Хроника сообщает, что перед отъездом трое рыцарей короля, личности которых неизвестны, отвели Робера де Бетюна в сторону и дали ему дружеский совет: пусть он выберет себе хороших советников, уволит плохих, выплатит компенсации и позаботится о разрушении крепостных стен, и все будет хорошо. Если нет…: "Если у него в совете, какого бы состояния он ни был, есть тот кто советует против заключения мира или кто, по развращенности или по другой прихоти, хотел бы поддержать здесь кого-либо, кто препятствует миру, пусть он удалит его из своего совета и накажет его так, чтобы другим был пример и чтобы его позор был известен всем. […] Пусть он велит повсюду торжественно оглашать, чтобы никто не дерзал говорить недобрые слова о короле или о тех, кто принадлежал к его партии. Пусть он накажет тех, кто поступает наоборот, так, чтобы остальным это было примером".
После этого король отправился на охоту в Фонтенбло, где 29 июля в его присутствии были отпразднованы два брака: его племянника Филиппа, сына Карла Валуа, с Жанной Бургундской, и его племянницы Екатерины, дочери Карла Валуа, с Филиппом, принцем Таранто. Легат докладывал Папе о результатах конференции, которые позволяли снять угрозу отлучения с графа Фландрии. Мастер арбалетчиков, Пьер де Галарт, вступил в Кортрейк, армия была распущена, а поскольку боевых действий не было, налогоплательщикам, оплатившим созыв армии, вернули деньги. Король был доволен тем, что восстановил свою власть во Фландрии, где он отщипнул для себя несколько стратегически важных мест: Лилль, Дуэ, Бетюн, Кассель, Кортрейк, к которым добавилась сеньория Мортань, уступленная наследниками Марии де Мортань, супруги воскресшего Жана де Вьерзона.