"После расследования […] мы признали вышеупомянутых горожан, мэра, присяжных и эшевенов и других руководителей города Лаона виновными в вышеупомянутых делах, из-за чего […] постановлением нашего суда мы лишаем их всех прав общины и коммуны, […] и отбираем у них хартии, привилегии, все институты правосудия, юрисдикции, суда, эшевенов и должности присяжных, […] колокол, печать, общий свод правил и другие вещи, относящиеся к городу или сообществу […] полностью и навсегда, оставляя за собой право наказывать отдельных лиц упомянутого сообщества в соответствии с их провинностями и проступками, а также наказывать само сообщество денежным штрафом, который определит наш суд".
Города были не единственными, кто страдал от растущего влияния королевской власти. Мы видели это на примере дворянства, которое восстало в 1314 году. Само понятие рыцарства было призвано на службу королевской власти. Этот институт, появившийся с целью христианизации нравов благородных воинов, был обращен на службу королю, о чем свидетельствует формула посвящения в рыцари, найденная в Папской грамоте Гийомом Дюраном в 1295 году: "Прими этот меч во имя Отца, Сына и Святого Духа и используй его для своей защиты и защиты Святой Божьей Церкви, а также для смущения врагов креста Христова, христианской веры и королевской короны Франции". Сражаться за короля, здесь значит сражаться за веру.
И, конечно, духовенство не избежало неодолимого натиска людей короля, которые использовали все тонкости гражданского и канонического права, местные и феодальные обычаи, чтобы посягнуть на правосудие и церковную собственность: расширение обязанности принимать на постой на 31 епископство; осуществление права опеки над вакантными епископствами в 1284 и в 1292 годах; регулярный сбор децима; постоянные посягательства на церковное правосудие. Еще в 1286 году король жаловался Папе на случаи злоупотребления тонзурой, направленные на то, чтобы избежать гражданского правосудия. Он провел расследование злоупотреблений церковных судей, чтобы положить им конец и распространил право апелляции из церковных судов на королевские суды.
Конфликты вспыхивали регулярно, и жалобы, поданные епископами на Вьеннском соборе, свидетельствуют о масштабах проблемы. Несколько ордонансов были направлены на ограничение церковной юрисдикции более строгими рамками: в 1299 году для Мэна и Турени, в 1300 и 1302 годах для Нормандии, а также в 1302 году для Лангедока. В этих ордонансах превалировал принцип, согласно которого Ratione materiae (Материальная часть), любое дело о недвижимости, даже не феодальной, считалось относящимся к светской юрисдикции. Таким образом, реальные иски по имущественным или петиторным делам, даже если иск был между клириками или касался церковного имущества, должны были рассматриваться светским судом. С другой стороны, король оставлял за собой право конфисковать имущество священнослужителя, который является известным преступником, даже если он был отпущен церковным судьей.
"Ratione personae (Неприкосновенность личности), эта привилегия клириков признается, но клирики-преступники, пойманные на месте преступления, подпадают под юрисдикцию светских судов. Все эти положения санкционируются конфискацией мирского имущества церковных судей, которые их не соблюдают", — пишут Фердинанд Лот и Роберт Фотье.
18 марта 1303 года был опубликован большой ордонанс об общей реформе управления королевством, предусматривающий возврат к добрым обычаям прошлого, к уважению добрых обычаев времен Людовика Святого, но это не остановило начавшееся движение. Ордонанс предусматривал много хороших, красивых и разумных вещей, в частности, ограничение полномочий бальи и сенешалей, а также прево, которые должны были быть людьми честными и с хорошей репутацией, которые должны были предоставлять отчетность при уходе с должности, проверять сомнительные приказы и не иметь права занимать должность по месту своего рождения, чтобы избежать фаворитизма и сведения счетов. Ордонанс был составлен в чисто пропагандистских целях, без какой-либо реальной возможности для его применения.
Самое замечательное в работе административного аппарата Филиппа Красивого — это его эффективность. Персонал был небольшим, но с высокой мотивацией к действию. Все чиновники короля были мотивированы чувством гордости от служения монарху, олицетворявшему королевство, и это само по себе было новшеством, что объясняет то рвение, с которым они выполняли свои приказы. За весь период правления удалось идентифицировать около 1000 государственных чиновника Филиппа Красивого: 146 членов высшей администрации (советники парламента, казначеи, аудиторы, следователи, главные должностные лица королевского Дома), 125 обладателей средних и высших должностей, 200 высших провинциальных государственных чиновника (бальи, сенешали, магистраты, управляющие водами и лесами, мастера монет, генеральные получатели субсидий), 500 местных государственных служащих (прево, наместники Лангедока, местные судьи, королевские адвокаты, присяжные). В этом общем числе было 238 дворян, или менее четверти от общего числа: 53 в высшей администрации, 10 в средней администрации, 100 среди высших провинциальных чиновников, 75 среди местных чиновников. Клирики преобладали на среднем уровне (78 из 125), но они представляли только 50 % высшей администрации и очень незначительное меньшинство провинциальных чиновников (16 из 200). Секуляризация административного персонала очевидна.
Мы уже проследили карьеру самых важных советников: Флота, Ногаре, Плезиана, Мариньи. В провинциях высшие чиновники, часто из буржуазных семей, были предприимчивыми людьми, которые иногда изучали право, и не редко обладали многочисленными талантами, как, например, Одоар де Малодумо, занимавший должность сенешаль Нима и Босера во время ареста тамплиеров. Ранее он успел покомандовать флотом, а также городом Кале, был послом Роберта Брюса к Папе Римскому, после чего был назначен сенешалем.
Филипп Красивый с большим вниманием относился к подбору своих сотрудников, включая епископов, которых он рассматривал как помощников, чья роль была особенно важна в формировании общественного мнения и реализации королевских решений. Именно поэтому он стремился назначать на эти должности надежных и верных людей, которые поддерживали его в борьбе с Папой: Жиль Айселин в Нарбонне в 1290 году, Филипп де Мариньи в Камбрэ в 1306 году и в Сансе в 1309 году, Пьер де Беллеперш в Осерре в 1306 году, Пьер де Грес в Осерре в 1308 году, Рауль Гроспарми в Орлеане в 1308 году, Пьер де Левис в Камбрэ в 1309 году и многие другие.
Эффективная и централизованная власть
О преданности чиновников короля можно судить по их чрезвычайной эффективности в передаче инструкций. Мы отметили это в основном в связи с делом тамплиеров. Это была прекрасно охраняемая тайна, прекрасно скоординированная операция на всей территории страны, но то же самое можно сказать и в отношении каждого из вызовов на сословные собрания. Приказы были пунктуально переданы и исполнены, а вызванные люди явились вовремя, несмотря на расстояния и трудности пути. В 1309 году только после того, как 26 ноября король приказал бальи и сенешалям помочь членам ордена тамплиеров, желающим приехать в Париж для защиты ордена, многие решились на это, тогда как в течение предыдущих трех месяцев никто не осмеливался двинуться с места, несмотря на призыв папской комиссии. Все ждали разрешения или приказа от короля.
Эффективность — один из основных признаков правления Филиппа Красивого. Это проявлялось не только в передаче и исполнении приказов, но и на вершине власти, в центральном аппарате. Сердцевиной всего этого, конечно же, является сам король, чья личная роль, как мы увидим, остается очень сложной для оценки. Одно можно сказать точно: он всегда работает в тесном симбиозе с Советом. Совет собирался часто и иногда даже заседал днем и ночью, как в Пуасси 21 апреля 1313 года, согласно сообщению арагонских посланников: "Они совещались днями и ночами подряд в монастыре Пуасси". Разделение труда в Совете было четким: каждый советник занимался тем делом, за которое отвечал, и король всегда ждал присутствия советника, отвечающего за то или иное дело, и его объяснений, прежде чем приступить к рассмотрению вопроса и принятию решения.
Решение оформлялось канцелярией в письменном виде, и здесь снова на первый план выходит эффективность. Разрыв с практикой предыдущих царствований очевиден. Методы были усовершенствованы с практической целью. Архивы, которые до этого времени плохо хранились и, как отмечает Жак Ле Гофф, очень плохо сохранились со времен Людовика Святого, были приведены в порядок и проиндексированы, что позволило опубликовать их исчерпывающую информацию. Количество составленных актов значительно увеличилось, что свидетельствует о возросшей законодательной активности и стремлении к регулированию. В 1311 году число нотариусов в канцелярии достигло 23. Каждый из них подписывал составленные им акты и указывал внизу имена людей, которые их заказали. Канцелярия была хорошо отлаженной машиной, которая следовала четким правилам, и с этого момента король мог не обязательно присутствовать в том месте, где был составлен документ.
Важным новшеством явилось значительное увеличение доли актов, написанных на французском языке. Серж Лузиньян в своем недавнем исследовании Le Langue des rois au Moyen Age (Язык королей в Средние века) отмечает, что в 2.100 хартиях времен правления Филиппа Красивого латынь используется для территории языка langue d'oc, а французский преобладает в актах, предназначенных для территории langue d'oïl. Это было сделано с намеренной целью улучшить понимание. Так, ордонанс от 7 июля 1307 года, регулирующий торговлю продуктами питания, торговлю товарами первой необходимости, торговлю зданиями и отправление правосудия для Парижа, начинается на латыни с обычных формул, а затем переходит на французский язык, когда дело доходит до конкретных мер. Акты н