"Ни один священнослужитель, если он не прелат или не имеет авторитета или достоинства, не может носить ни мехов белки, ни лисы, ни горностая, за исключением только своего сопровождающего".
"Герцоги, графы и бароны, имеющие земельные владения стоимостью в шесть тысяч ливров и более, могут заказывать четыре платья в год, а их женщины — столько же. Ни один рыцарь не должен дарить своим спутникам более двух платьев в год. Все прелаты должны иметь только две пары платьев в год. Все рыцари должны иметь только две пары платьев, подаренных, купленных или приобретенных иным способом".
"Рыцарь, имеющий земельные владения стоимостью в три тысячи ливров или более, или баннерет, может иметь три пары платьев в год, и не более, и включая летнюю […]".
"Никто не должен подавать к большой трапезе больше двух блюд и одного супа с беконом. А к малой трапезе одно блюдо и одно блюдо сладостей. А если идет пост, то он может подать два супа из сельди и два блюда, или три блюда. И не должен он класть в одну чашу более одного вида мяса или рыбы, и не должен обманывать. Все жирное мясо считается блюдом. Сыр не считается блюдом, если он не запечен в тесте или не сварен в бульоне".
Это постановление, которое может показаться бесполезным и совершенно иллюзорным, поскольку оно неисполнимо, свидетельствует одновременно о стремлении к порядку и строгом духе государя, который можно назвать "моральным пуританизмом".
То же стремление установить незыблемые рамки, строгие правила, регулирующие отношения между сословиями, а также права и, прежде всего, обязанности каждого в соответствии с его статусом, прослеживается в нескольких решениях 1292–1295 годов, периода наведения порядка в обществе перед началом осуществления основных задач царствования. Особое внимание уделялось беспокойному дворянству. Уже в 1293 году в нескольких регламентах стали прописываться правила доступа во второе сословие, а отделение от простолюдинов стало более строгим. Король оставил за собой право присваивать дворянство по документам, и было известно несколько случаев повышения статуса: Жиль де Консеврё до 1290 года, отец которого был простолюдином, а мать — дворянкой; Жан де Тайллефонтен в 1295 году, родившийся от матери-служанки и отца-дворянина. В том же году в Тулузе было приказано провести расследование, чтобы выяснить, действительно ли Жиль де Компьень был gentis hom (благородным человеком). Дворянство имело свои преимущества, но также и обязательства, например, обязательство стать рыцарем, как только у человека появятся средства для этого, что многие молодые люди не делали из-за дороговизны этой церемонии. Для короля рыцари были важной частью армии. Именно поэтому ордонанс от 1293 года гласит, что "оруженосцы, благородные хотя бы по отцовской линии", подлежат посвящению в рыцари, если они имеют 200 ливров дохода, 160 из которых наследуются.
Начиная с 1294 года, король также пытался отменить некоторые вредные привычки у дворянства, такие как частные войны, турниры и поединки. Турниры уже были запрещены церковью. Часто смертоносные, они были пустой тратой людей и лошадей, но они соответствовали форме благородного поведения, а также были тренировкой и подготовкой к войне. Вот почему запреты короля, повторявшиеся на протяжении всего царствования, почти не соблюдались. Его отец уже пытался отменить их в 1278 году, но безуспешно. В 1293 году Филипп IV возобновил запрет, но тщетно. Однако он был более осторожен в отношении судебных поединков. Несомненно, он хотел бы отменить и их, как это сделал его дед, но традиция была настолько сильна, что иногда ему приходилось разрешать поединки, но с правом прекращения, чтобы избежать смертельного исхода. Так было, когда графы Арманьяк и Фуа сцепились из-за наследования земель Гастона VII Беарнского. Ссора началась в 1290 году а в 1293 году они встретились на судебном поединке в присутствии короля в Жизоре. "Но, — говорится в хронике Гийома де Нанжи, — по просьбе Роберта, графа Артуа, король взял их дело на себя и заставил их отказаться от уже начатой борьбы". Но это была лишь отсрочка: два врага столкнулись снова, шестнадцать лет спустя, в Тулузе, и снова были остановлены. То же самое относится и к дуэли между сиром д'Аркуром и камергером Танкарвилем.
Чем занимался король Филипп Красивый в 1293–1294 годах, когда он не заседал в Совете и не присутствовал на судебных поединках? Конечно, он охотился, и эта страсть преобладала над всеми другими заботами. В этом отношении показателен анекдот, появившийся в июне 1294 года: ничто не может отвлечь Филиппа от погони за кабаном, даже рождение и крещение сына. В июне 1294 года королева Жанна была на последнем месяце беременности и проживала в городе Крей недалеко от Санлиса. В возрасте двадцати лет она уже произвела на свет двух сыновей и трех дочерей: Людовика, родившегося в 1289 году, Маргариту в 1290 году, Изабеллу в 1292 году, Бланку и Филиппа в 1293 году. Поэтому новые роды, шестые за шесть лет, не являлись исключительным событием. Несомненно, так думал король, который в это время находился в Санлисе. Поэтому, когда его кузина, Маго, графиня Артуа, предупрежденная своей тетей Бланкой о скорых родах, села на лошадь и поскакала через Санлис, Филипп не счел нужным сопровождать ее в Крей. О рождении нового сына, Карла, 18 июня 1294 года, королю объявил камердинер Маленгрен. Это обычное делом, наверное подумал король, который затем отправился на охоту в Сен-Кристоф-ан-Галатт. Не поехал он и на крестины сына, которые праздновались в церкви Сент-Эвремон в Крейе в присутствии Карла Валуа, Маго д'Артуа и нескольких высокопоставленных лиц. Короля представлял коннетабль Готье де Шатильон. Этот эпизод, о котором стало известно в ходе расследования дела о королевских невестках в 1322 году, помогает пролить свет на личность Филиппа.
Продуманная политика территориальных приобретений
Охотничьи забавы не мешали королю заниматься делами королевства. Помимо постановлений, касающихся социального порядка и дворянства, он внимательно следил за распространением своей власти, используя все ресурсы и тонкости феодального права. Он не упускал возможности распространить свой сюзеренитет на периферию королевства. Еще в 1289 году он добился от Эдуарда I уступки Керси в обмен на годовую ренту в 3.000 ливров. В 1291 году он подготовил присоединение Франш-Конте (пфальцграфство Бургундия), обручив одного из своих еще нерожденных сыновей с Жанной, дочерью Оттона IV, пфальцграфа Бургундского, и Маго д'Артуа, как мы уже видели. Удача благоволила ему: в 1293 году родился его сын Филипп, которому было суждено жениться на Жанне со временем ставшей главной наследницей Оттона. Бургундское дворянство, которое без особого энтузиазма относилось к идее скорого попадания под власть Капетингов, в 1294 году организовало лигу во главе с Жаном де Шалон-Арли, чтобы противостоять этому союзу. В 1295 году по Венсенскому договору пфальцграф Оттон передал свое графство в качестве приданого своей трехлетней дочери Жанне и назначил короля Франции администратором этого приданого в обмен на выгодную ренту в 10.000 ливров и подарок в 10.000 ливров. Один человек мог почувствовать угрозу от этого соглашения и создать трудности ― герцог Бургундский Роберт II, чье герцогство находилось между королевским доменом Капетингов и Франш-Конте. Филипп заглушил его недовольство, устроив брак своего старшего сына Людовика, родившегося в 1289 г., с дочерью Роберта, Маргаритой Бургундской, родившейся в 1290 г. Таким образом, став будущим тестем будущей королевы Франции, Роберт, польщенный, даже согласился управлять Франш-Конте во время несовершеннолетия Жанны. Что касается знати Франш-Конте, то их подкупили предоставлением некоторых важных постов.
В 1293 году Филипп совершил еще одно удачное приобретение, получив сюзеренитет над Монпелье, зависевшего от епископа Магелона, Беренже Фредоля, который уступил свои права королю в обмен на ренту в 500 ливров. Операция была тем более интересной, что город принадлежал королю Майорки, который таким образом стал вассалом короля Франции. Это была сложная операция, в ходе которой отличился легист из Монпелье Гийом де Ногаре. Он родился около 1255 года в Сен-Феликс-де-Караман, недалеко от Тулузы, и был внуком приверженца катаров Раймона де Ногаре, который был осужден, но не сожжен инквизицией. Свою юность он, по-видимому, провел в Монпелье. В октябре 1281 года он появляется в суде епископа Нарбонны в качестве юриста. Вероятно, он обучался этой профессии у Бремона де Монферье, профессора права, и, возможно, продолжил обучение в Болонском университете. Он стал доктором права до 1287 года, в 1290 году был наставником сына банкира и преподавал право в Монпелье, где он также был назначен советником епископа Магелона. В 1293 году он входил в состав комиссии из четырех человек, которая рассматривала епископские титулы, и написал анонимное сочинение о правах епископа. Он проявил большое мастерство в расширении прав сюзеренитета над городом Монпелье в пользу короля в ущерб правам Папы. Вероятно, именно по этому случаю он был замечен сенешалем и вошел в королевскую администрацию, поскольку с сентября он выполнял функции судьи-магистрата сенешаля Босера. Его карьерный рост был очень быстрым, так как осенью 1295 года он уже вошел в парижский парламент, который сразу же отправил его заседать в Шампань.
Поэтому 1293–1294 годы были благоприятны для Филиппа IV, который скрытно распространял королевскую власть, демонстрируя свою решимость навести порядок в стране и используя малейшую возможность для распространения своего господства на соседние регионы, в личном стиле, который вскоре станет его визитной карточкой — использование всех ресурсов и тонкостей закона. В то время феодальное право все еще преобладало, но окружающие короля юристы вскоре познакомили его с возможностями римского права. В любом случае, летом 1294 года его положение казалось очень благоприятным: относительно умиротворенное королевство, растущая мощь, гарантированная преемственность, три сына — Людовик, Филипп и Карл. Этот благоприятное состояние побуждало его проводить агрессивную политику в отношении двух своих главных и обременительных вассалов — графа Фландрии, которого он держал в своей власти, и короля Англии, парализованного валлийскими и шотландскими делами. Филипп думал, что сможет воспользоваться ситуацией, чтобы решить аквитанскую проблему в свою пользу. Хотя, вероятно, это потребует проведения военных операций, на которые Эдуард, похоже, был не в состоянии должным образом отреагировать в настоящее время.