ину, который был членом королевского Совета и, вероятно, находился в Париже. Просьба имела вид провокации: Саиссе просит короля "милостиво и не будучи обязанным, разрешить ему уехать [в Рим], предлагая сделать это в том случае, если он сможет оказать какую-то добрую услугу двору". Другими словами: поскольку я уезжаю, если у вас есть поручение к Папе, я могу передать его!
Но у епископа Памье не было такой возможности. В ночь с 12 на 13 июля он был грубо разбужен Жаном де Пиквиньи, который взломал дверь епископской резиденции и сообщил ему о вызове к королю на 12 августа. Это был устный вызов, и у Пиквиньи не было никакого документа, подтверждающего это. Несомненно, он действовал на основании устных инструкций, данных государем, который должен был действовать с осторожностью, когда имеет дело с церковными сановниками. При отсутствии письменного документа всегда можно при необходимости опровергнуть его и возложить всю ответственность на подчиненного. Саиссе протестовал, просил отсрочки, ссылаясь на свой возраст и состояние здоровья: путешествие в 800 километров по дорогам того времени для человека в возрасте шестидесяти лет — дело не пустячное. Однако он готовился к путешествию в Рим, которое было таким же долгим и рискованным. В любом случае, Пиквиньи не хотел иметь с этим ничего общего: он систематически и безжалостно обыскал дворец епископа и другие дома, арестовал трех его помощников: камергера, казначея и викария, конфисковал архивы и казну прелата, выдав ему 500 ливров на дорожные расходы до Парижа, сумму, которую Саиссе счел очень недостаточной. Более того, Пиквиньи подверг родственников епископа допросу. Допрос был настолько срочным, что привел к смерти одного из них, но это позволило ему собрать и подтвердить все обвинения, которые он хотел. Миссия была выполнена: Жан де Пиквиньи вернулся в Париж с длинным отчетом о показаниях обвинения.
Тем временем епископ Памье отправил гонца к аббату Мас-д'Азиль, объяснив ему, что только что произошло, и попросив его предупредить архиепископа Нарбонны о притеснениях, жертвой которых он стал. Архиепископ, проинформированный 22 июля, отправился на поиски короля, который как обычно охотился, и присоединился к нему в Шатонёф-сюр-Луар. Состоялся совет, на котором Жиль Айселин предупредил Филиппа IV о рисках, которым он подвергается из-за жестокого поведения Жана де Пиквиньи: закон не соблюдался, что могло только дать преимущество противнику, особенно если в дело вмешается Папа, и Бонифаций скорее всего постарается использовать создавшуюся ситуацию.
Поэтому король решил "отменить все, что было сделано видамом в отношении ареста родственников епископа и конфискации его имущества", и отложить вызов епископа в суд до конца сентября. Аббату Мас-д'Азиль было поручено передать эту решение в Тулузу. По дороге он встретил Пиквиньи, который возвращался с протоколами и отказался поверить аббату, заявив, что хочет услышать этот контрприказ от самого короля. Точно так же в Тулузе Ришар ле Невё отказался подчиниться. Очевидно, что оба человека прекрасно знали истинные намерения короля, который за все время своего правления ни разу не отрекся от своих слуг. Это был простой маневр, призванный отвести подозрения от короля, показать, что он заботится о соблюдении закона, и, в случае осложнений, заставит двух следователей понести ответственность. Более того, Саиссе не очень верил, что Филипп отступит, и послал ему новое заявление в свою защиту. Его опасения оправдались: через несколько дней за ним приехал мастер арбалетчиков Жан де Бурлас и под сильным конвоем доставил его в Париж.
С этого момента суд и осуждение епископа должны были быть организованы с соблюдением норм гражданского и канонического права, чтобы избежать любой критики со стороны Церкви и Папы. Требовалась большая осторожность, и юристы завершили процедуру в течение лета, в то время как король продолжал свои выезды на охоту: он покинул Мармутье 25 августа и вновь появился в Лионском лесу 20 сентября, а в Париже его чиновники уже не знали точно, где он находится. Отсутствие в столице не помешало ему внимательно следить за ходом дела и председательствовать на торжественном заседании собора 24 октября в Санлисе, на котором были официально сформулированы обвинения против Бернара Саиссе.
Главным организатором был хранитель печати Пьер Флот, который созвал собор епископов, аббатов, знатных баронов, клерков из канцелярии, "рыцарей короля" и нескольких буржуа. В целях прозрачности и справедливости на соборе присутствовали, начальник Саиссе, архиепископ Нарбонны Жиль Айселин, и папский легат в Англии Николя Альберти, который проезжал мимо, возвращаясь из своей поездки на остров. Король председательствовал, молча, как это было в его обычае, а Пьер Флот вел заседание. Обвинение было очень длинным: ересь, измена, лжесвидетельство, подстрекательство к блуду, для пущей убедительности и смущения Папы. Утверждалось, что епископ Памье также оскорблял Бонифация, уподобляя его дьяволу собственной персоной. Свидетели подтвердили эти утверждения, которые были записаны в протоколе, направленном понтифику:
"Серьезные и заслуживающие доверия лица сообщили нам, что этот епископ был явно виновным в симонии; он распространял много ошибочных и еретических слов против католической веры, особенно против таинства покаяния, утверждая, что блуд, даже совершенный теми, кто облечен в священный сан, не является грехом, и многие другие ошибки. Он даже несколько раз говорил, хуля Бога и людей, что наш Святой Отец, Папа Бонифаций, Верховный Понтифик, был воплощением дьявола, и что, вопреки Богу, истине и справедливости, он канонизировал короля Людовика, который находится ныне в аду, и он распространял много других заблуждений против веры, презирая Бога, Святого Отца и всю Церковь. Эти оскорбления веры и Церкви более оскорбительны для короля, чем те, которые этот епископ совершил против его королевского величества, поскольку нанесение ущерба вечному величеству серьезнее, чем временному, и все, что совершается против Бога, веры или Римской Церкви, в глазах короля является преступлением, совершенным против него самого, который, как и его предшественники, всегда был первым защитником веры и чести Римской Церкви".
В результате Бернар Саиссе заключили в тюрьму в ожидании приговора королевского суда. Поскольку он находился под патронажем архиепископа Нарбоннского, именно последний должен был заботиться о нем, хотя собор проходил в Санлисе, далеко от Нарбонны. Но для короля это было неважно, в конце заседания король предложил архиепископу одолжить ему тюрьму. Архиепископ смутился и заявил, что сначала он должен посоветоваться с Папой и епископами своей провинции, чем вызвал общий гнев собрания, которое полностью поддерживало Филиппа: "Что удерживает нас от того, чтобы немедленно предать тебя смерти?" Бернар Саиссе, испугавшись, попросил защиты у архиепископа. Поскольку немедленного решения проблемы не было, Бернар Саиссе был заключен в гостинице под охраной людей мастера арбалетчиков. 28 октября Жиль Айселин и легат пришли к королю и указали, что в таких случаях Папа является единственным судьей. Поэтому необходимо дождаться его решения, а до тех пор Айселин предлагает оставить Саиссе в Нарбонне. Король жестко отказал и даже цинично спросил легата, не хочет ли он взять на себя ответственность за этого обременительного узника.
Затем вмешался третий церковный сановник: архиепископ Реймса Роберт де Куртенэ. "Санлис находится в моей провинции, поэтому решение должен принимать я", — заявил он. 22 ноября он созвал провинциальный собор в Компьене, который принял радикальное решение, запретив в любом месте церковной провинции Реймс, светскому правосудию арестовать священнослужителя. Предупреждение было воспринято серьезно: Роберт де Куртенэ был влиятельным человеком, членом прославленной семьи, которая даже имела связи с Капетингами, поскольку Екатерина де Куртенэ только что вышла замуж за брата короля, Карла Валуа. Но, как и богословы, юристы никогда не испытывали недостатка в уловках. 23 ноября на небольшом соборе епископов было одобрено решение: архиепископ Реймса согласился уступить архиепископу Нарбонны несколько десятков квадратных метров земли, на которой располагалась гостиница, где содержался Саиссе. В этом анклаве архиепископства Нарбонны хозяином является Жиль Айселин, и охрана епископа Памье в ожидании решения Папы была поручена его людям.
Дело Делисье
Пока в Санлисе разыгрывалась драма епископа Памье, в Лангедоке происходили волнения из-за молодого францисканца из Каркассона Бернара Делисье. На самом деле это был новый эпизод в войне между францисканским и доминиканским орденами. В очень напряженной обстановке 1301 года эта интрига вскоре переросла в скрытый конфликт между королем и Папой и серьезно запутала вопрос.
В Каркассоне жил богатый буржуа Кастель Фабри, друг и благодетель городского францисканского монастыря. Когда он умер, францисканцы похоронили его на своем кладбище. Но затем вмешалась инквизиция, всесильная в этом бывшем оплоте катаров: Кастеля Фабри подозревали в ереси и устроили над ним посмертные суд. Инквизиция — это доминиканцы. Нападая на благодетеля францисканцев, они бросали подозрение на ортодоксальность последних. Во имя своего ордена Бернар Делисье напал на инквизитора Каркассона Николя д'Аббевиля и инквизитора Тулузы Фулька де Сен-Жоржа. Пылкий и увлекающийся, Делисье объединил всех недовольных, говоривших на языке ойль, угнетением населения Лангедока против инквизиторов, доминиканцев и королевских чиновников. Делисье воспользовался присутствием королевских посланников в связи с делом Саиссе, Пиквиньи и Ле Невё, чтобы обличить злоупотребления инквизиции. Он призывал недовольных людей к объединению и созвал в Тулузе собрание знатных людей из Альби и Каркассона, которые дали показания против инквизитора Фулька де Сен-Жоржа. Интрига приобрела тревожные масштабы. В октябре прево городов Лангедока предстали перед королем в Санлисе, а Пиквиньи выступил с докладом.