Филипп Красивый — страница 64 из 156

Более того, государство par excellence (преимущественно) — это королевство, а не империя. Политический авторитет не требует универсальности. Человечество состоит из разных народов, которые должны жить в разных государствах. И бесполезно рассуждать о "Константиновом даре", по которому император уступил свои полномочия Папе, потому что Франция не является частью империи, она восходит к поселению 12.000 троянцев в Рейнской области после падения Трои: они стали "франками", то есть "свирепыми", "яростными".

Королевская власть является автономной властью. "Король — не кто иной, как тот, кто правит один, по слову Господа к Иезекиилю: Раб Мой Давид будет над всеми, и он будет единственным пастырем всех". Если он совершает духовный проступок, Папа может использовать церковное порицание и, если необходимо, добиваться его низложения, но только косвенно: "Папа может воздействовать на народ, чтобы тот лишил государя светской чести и низложил его". Таким образом, в случае преступления против Церкви Папа должен был отлучить от церкви тех, кто подчинялся королю как своему государю, чтобы народ низложил его. И наоборот, "если Папа совершал преступление, порочил Церковь и не желал исправляться, король мог косвенно отлучить и низложить его, действуя сам и через кардиналов, и, наконец, если Папа не желал подчиниться, действуя через народ, который заставлял Папу уступить".

В том же духе, но менее структурировано, в 1302 году были написаны и другие сочинения, например, короткое и анонимное Rex pacificus (Король над миром), в котором утверждается, что более века короли Франции не признавали никакого начальника в мирских делах, ни императора, ни Папы; они приобрели summa superioritas (высшее превосходство), которое позволяло им по праву, jus plenum (полному), осуществлять королевскую власть и даровать церковные блага. Другое анонимное сочинение, Questio in utraquem partem (Вопрос с обеих сторон), утверждает, что король получает свою власть непосредственно от Бога, и в качестве доказательства приводит все знаки божественной защиты, которые получила французская монархия, от святого сосуда с мирро до святости Людовика IX. Король имеет те же права, что и император, "ибо все прерогативы, которые относятся к императору, относятся и к королю Франции, который является императором в своем королевстве". Независимость Франции восходит к Верденскому договору.

Эти труды дополняют те, которые уже возникли после первого кризиса 1296 года, в частности, Disputatio inter clericum et militem (Спор между клириком и рыцарем), в котором говорилось, что если Папе будет предоставлено право вмешиваться в мирские дела, то "в этих условиях Папе будет легко присвоить себе право на что угодно; ему нужно только написать, что все принадлежит ему, как только он это напишет [……] чтобы иметь право, достаточно просто захотеть его; остается только постановить: Я хочу, чтобы это было моим, когда он захочет мой замок или мою жену, мое поле или мои деньги […]. Христос дал Петру ключи не от царства земного, а от царства небесного […]. Викарий Христа получил духовную власть, а не светскую […]. Именно в вопросах, относящихся к Богу, понтифик стоит выше других".

На протяжении всего конфликта между Филиппом и Бонифацием духовник короля, доминиканец Николас де Фреовиль, был на стороне своего венценосного подопечного, к большому гневу Папы, который считал его одним из виновников упрямства короля и причислил его к дурным советникам. В 1301 году Бонифаций вызвал его в Рим для ответа за свое поведение. Понтифик написал своему легату в Париже, кардиналу Лемуану: "Вы очень ясно прикажете от нашего имени брату Николасу, из ордена монахов-проповедников, бывшему духовнику короля, что в течение трех месяцев после вручения настоящего приказа, который вы позаботитесь передать ему, он должен лично предстать перед нами, чтобы его наказали, как он того заслуживает, или предоставить оправдания, если он сможет, в том, в чем его обвиняют епископ Памье, архиепископ Нарбонны и другие, которые обвиняют упомянутого брата в сопротивлении, которое Филипп до сих пор оказывал нашим желаниям". Духовник проявил осторожность и в Италию не поехал.

Был еще один человек, который стал известен в то время своими писаниями в пользу Филиппа Красивого, и с которым мы еще неоднократно встретимся: Пьер Дюбуа. Он родился между 1250 и 1260 годами, был адвокатом по церковным делам Кутанса, города, который он представлял в собрании состоявшемся в Нотр-Дам. Он приобрел определенную историографическую известность благодаря своему трактату De recuperatione Terrae Sanctae (Восстановление Святой земли), но историки недоумевают по поводу его многочисленных безрезультатных вмешательств в дела правительства: являлся ли Пьер Дюбуа шершнем, который жужжал, когда его ни о чем не просят, льстецом, который писал королю то, что король может с удовольствием прочитать, и оппортунистом, который отражал преобладающую политическую линию? Или же он, после Фомы Аквинского и до Макиавелли, является одним из создателей современной политической науки?

Пьер Дюбуа завалил Совет проектами, трактатами и памфлетами, причем неизвестно, попали ли они на глаза королю. В 1300 году он посвятил Филиппу Красивому трактат De l'abrègement des procès (Об отмене судебных процессов) — метод, призванный устранить эти два бича человечества, войны и судебные процессы, и тем самым обеспечить мир и гармонию между людьми. Уже тогда он проявлял эксцентричный и утопический характер, интересуясь всем и вмешиваясь во все. В частности в этом трактате он утверждал, что король Франции не имеет превосходства в мирском владычестве.

Конфликт между Филиппом и Бонифацием дал ему возможность заявить о себе: как делегат от Кутанса на собрании в Нотр-Дам, он воспользовался случаем, чтобы представить королю пасквиль, который можно найти под названием Deliberatio, в реестре за 1302 года хранящегося в Trésor des Chartes (Сокровищнице хартий). Позже он был опубликован во французском переводе. В нем содержится энергичная атака на Папу, который был жадным, гордым и недостойным. Основываясь на тексте Scire te volumus, он заявляет, что Папа, способный писать такие вещи, может быть только еретиком, антихристом, агентом ада. Для него король — единственный хозяин в королевстве. Никто не может нападать на него. Его жизнь драгоценна, настолько, что, по его словам в другом трактате, Summaria brevis (Краткие резюме), во время войны он должен оставаться дома, чтобы не рисковать быть убитым или раненым. "Он должен обеспечивать преемственность династии, оставаться в родной земле и посвятить себя рождению детей, их воспитанию и обучению, а также подготовке армии, ad honorem Dei (и почитать Бога)".


Pro rege et patria (За короля и страну)

Такое внимание к персоне короля — не простая лесть. Это свидетельствует о тенденции, которую развивали легисты, одним из которых был Дюбуа, во время конфликта с Папой. Этот эпизод побудил интеллектуалов задуматься о природе власти и возвеличить роль государя в королевстве, которое само стало восприниматься как общее отечество. Объединение понятий Rex (Кроль) и Patria (Отечество) было косвенным, но несомненным следствием противостояния Рима и Парижа в 1302–1303 годах. Это тем более сильно ощущается, что в это же время идет война во Фландрии, в которой король будет участвовать лично, прося поддержки у всех сословий, приказывая молиться и взывая к amor patriae (любви к родине). Термин "patrie" ворвался в публичные и частные высказывания, вторгся в официальную риторику как никогда ранее. Уже в 1282 году епископ Менде Гийом Дюран подробно описал чрезвычайные меры, которые король мог принять pro defensione patriae et coronae (для защиты страны и короны). Формула была подхвачена епископами Франции, которые написали Папе, что во время войны короля церковные привилегии и иммунитеты должны быть приостановлены, поскольку все силы страны мобилизованы ad defensionem regni et patriae (на защиту своего королевства и страны). Гийом де Ногаре постоянно произносил слово "patrie", заявив в 1302 году, что как рыцарь он готов защищать la patrie et le royaume de France (отечество и королевство Франции), ради чего он готов на все, включая убийство собственного отца. "Каждый будет обязан защищать свою родину", — добавлял он, а королевский Совет угрожал конфискацией имущества déserteurs de la défense de la patrie (дезертиров от защиты родины), недостойных пользоваться доходами, полученными в результате усилий многих людей. Отечество и король были неразделимы, король был одновременно сюзереном, согласно старой феодальной концепции, и воплощением королевства, понимаемого как отечество, согласно новой концепции, возникшей в начале XIV века. "Каждый рыцарь, — говорил Ногаре, — своей клятвой верности обязан защищать своего господина короля […], а также свое отечество, королевство Франция", pro rege et patria (за страну и корону).

Историк Эрнст Канторович в книге Les Deux Corps du roi (Два тела короля) изучил переход, который затем тайно происходит в политическом дискурсе от религиозного понятия мистического тела к светскому понятию политического тела. Подобно тому, как мистическим телом является Церковь, политическим телом становится отечество. Происходит как секуляризация понятия мистического тела, так и спиритуализация понятия отечества, которое, таким образом, приобретает у легистов религиозный оттенок, который сохранится вплоть до XX века. И так же, как Христос стоит во главе мистического тела Церкви, король стоит во главе политического тела, которым является отечество.

Именно объединение конфликта с Папой и Фландрской войны в 1302 году послужило толчком к этой эволюции в пользу Филиппа Красивого под влиянием двух главных потрясений — битвы при Кортрейке в июле и буллы