естр заседаний Совета.
Как в проповеди, он начинает с отрывка из второго послания святого Петра: "В народе появились лжепророки, так и между нами будут учителя лжи" (2 Пет. 2:1). Нынешний Папа — один из этих лжепророков: "Ибо на кафедре Святого Петра сидит господин лжецов, называющий себя Бонифацием, законченный мерзавец; поэтому он принял фальшивое имя": его следует называть "Самозванец". Прежде всего, он незаконно занимает престол Святого Петра: он узурпировал место Целестина V; он преступник, убивший своего предшественника; он блудник, идолопоклонник, симонист, поклоняющийся демонам и еретик. Позже к этому списку добавилась содомия. В свое время доказательства будут предоставлены. Поэтому этот опасный человек должен быть арестован и осужден, а для этого необходимо было созвать вселенский собор. Но с этим была проблема: обычно соборы созывал Папа, и трудно себе представить, чтобы Бонифаций созвал собор, чтобы судить самого себя. Кардиналов и прелатов нужно было убедить в необходимости созыва такой ассамблеи, а затем избрать другого Папу. Тем временем Бонифаций должен быть помещен под "защиту" короля и кардиналов, что фактически подразумевало его арест. Что касается самого серьезного обвинения — в ереси, то, как мы увидим, не составило труда найти в словесных эскападах Бонифация, неосторожных заявлениях и диалектических приемах, неортодоксальные высказывания, особенно когда они были вырваны контекста.
Выступление Ногаре не вызвало никакой реакции в Совете. Никто не возражал, и, как обычно, король ничего не сказал. Но кто мог поверить, что Ногаре позволил бы себе такую дерзость без согласия государя? Действительно, текст выступления является его личной работой, в нем можно узнать его стиль и тип аргументации, но тон, похоже, заимствован из стереотипных обвинений в руководствах инквизиторов, а также, возможно, из обличений, написанных кардиналами Колонна против Бонифация VIII. В любом случае, такая обличительная речь не могла быть произнесена без предварительного согласия короля, молчание которого являлось формой одобрения. Для Филиппа это был вопрос тактики атаки на Папу, не выставляя себя вперед: никаких письменных следов его инструкций, никакого официального одобрения подстрекательских высказываний его советника. Ничего, что можно было бы использовать против него, если бы затея не удалась.
Вскоре после своего выступления в Совете Ногаре отправился в Италию вместе с спутниками. Считается, что он поселился в замке Стаггия, недалеко от Сиены, который принадлежал банкиру Муше. Там он установил контакт с врагами Папы и ждал подходящего момента, чтобы отправиться к Папе и сообщить ему о решении королевского Совета. Он ждал несколько месяцев, пока не получил новые инструкции.
Тем временем в Париже продолжалась антипапская кампания, ускоренная и явно спланированная. 18 марта король обнародовал основной указ о реформе, подготовленный собранием баронов и епископов, которое заседало с февраля. Целью было лишить Папу всех оснований для жалоб на вмешательство королевских чиновников в дела Церкви. То, что не смог сделать собор французских прелатов в Риме, сделала королевская власть, что продемонстрировало ее большую эффективность. В указе говорилось о правлении Людовика Святого, которое со временем приобрело вид мифического золотого века. Бальи, сенешалям, прево и судьям напомнили об их должностных обязанностях, требовали предоставлять отчеты, правильно исполнять приказы, проверять их подлинность; они не должны были служить в местах откуда сами родом, чтобы избежать соглашений и фаворитизма; они не должны жениться или иметь детей в зоне своей юрисдикции; они должны уважать церковные привилегии. На самом деле, эти "преобразования" являлись лишь напоминанием о основополагающих принципах порядка и справедливости. Это ничего принципиально не меняло, но служило для того, чтобы показать, что король справедлив и хорошо выполняет свои обязанности.
В то же время он серьезно ограничивал права церковной юрисдикции. Все дела, связанные с недвижимостью, теперь относятся к светской юрисдикции, все иски и тяжбы, даже между клириками или касающиеся церковного имущества, должны рассматриваться светским судьей; король имеет право конфисковать недвижимость клирика, даже если он был оправдан церковным судом. Клирики совершившие преступление, пойманные на месте преступления, подлежат светскому суду, а имущество церковных судей, не выполняющих эти решения, должно быть конфисковано.
10 апреля Папа с некоторой задержкой получил ответ короля на двенадцать пунктов ультиматума, переданного кардиналом Лемуаном. По его словам, он был очень разочарован, о чем написал Карлу Валуа, объявив о своем намерении приступить к духовному и мирскому, "если король не исправится и не внесет поправки в упомянутые ответы". 13 апреля Бонифаций отправил своего духовника Николя де Бьенфайте в Париж с несколькими письмами к легату, кардиналу Жану Лемуану. Он писал, что очень недоволен королевскими ответами, некоторые из которых "противоречат определенной истине, признанной в его лице элитой прелатов и докторов священных наук". Легату было предписано довести папское недовольство до сведения короля "в присутствии его Совета", то есть как можно более официально и публично, чтобы король "немедленно исправил, уточнил и изменил свои ответы таким образом, чтобы мы могли считать себя удовлетворенными". "В противном случае вы заявите ему от нашего имени, что, будучи вынуждены подчиняться Богу, а не людям, мы будем действовать против него в духовной и мирской сферах". Кроме того, Папа заявил, что готов принять герцогов Бургундии и Бретани, как предлагал король, но не для того, чтобы просить их об арбитраже, а чтобы донести до них свою точку зрения и выслушать их.
В другом письме Бонифаций снова манипулирует угрозой отлучения. Он сообщает легату, что король, запретив своим епископам приезжать в Рим, был фактически отлучен от церкви, причем даже без надобности оглашения этого приговора. Правда, его духовник имел право освободить его от отлучения, но эта привилегия была приостановлена 4 декабря 1301 года; однако булла Salvator mundi предусматривала, что эта же привилегия может быть восстановлена после рассмотрения на соборе, но король пытался помешать проведению упомянутого собора. Этот аргумент типичен для неопределенности, которую Папы любили поддерживать вокруг отлучения государей от церкви, которую, как они знали, было трудно применить на практике. В итоге Филипп Красивый был отлучен от церкви или нет? Ответ не "да" или "нет", зависел от обстоятельств, достаточно было чтобы угроза отлучения постоянно нависла над королем. Бонифаций был очень зол на духовника короля, доминиканца Николя де Фреовиля, который защищал своего подопечного. Поэтому он вызвал его в Рим в течение трех месяцев, "чтобы с ним обошлись в соответствии с его проступками или чтобы он доказал, если сможет, свою невиновность". Выражение, использованное Папой: "Брат Николай, некогда духовник короля", возможно, заставило некоторых историков предположить, что это был предшественник Николя де Фреовиля, другой Николя, также доминиканец, Николя де Горрейн, или де Горрант. Но он был заменен в 1287 году, и поэтому не имел никакого отношения к текущем делам.
Наконец, Папа хотел свести счеты с епископами, которые не прибыли на собор. Самые виновные были вызваны лично: архиепископы Нарбонна и Санса, епископы Суассона, Мо и Бове, а также аббат Сен-Дени. Остальные должны были послать своих представителей, чтобы оправдаться о неявке. Шестеро были оправданы по причине болезни или старости, епископ Арраса — потому что он был итальянцем, который, как известно, благоволил Папе, а епископ Лаона — потому что он стал жертвой королевских поборов. Цель была очевидна — внести раскол в ряды французского духовенства.
Николя де Бьенфай поехал в Париж со своими драгоценными письмами к легату. В середине мая, когда он прибыл в Труа, его арестовали. Все документы у него были изъяты и зачитаны в Совете, раскрывая враждебные намерения Папы. Через несколько дней стало известно, что Папа продолжил враждебные действия против французского короля и предложил королю римлян начать против него войну. Это было высказано Папой 30 апреля в Латеране, во время торжественной консистории по утверждению Альбрехта Габсбурга в качестве короля римлян и, следовательно, потенциального будущего императора. Бонифаций действительно изменил свое отношение к Альбрехту, поскольку теперь он надеялся использовать его как инструмент против Франции. Вспомнив, что когда-то Габсбург "витал в облаках высокомерия и невежества", он сказал, что теперь он "готов сделать все, что хотим мы, наши кардиналы и наша Церковь". Пусть он не забывает, однако, что именно от нас, Пап, императоры получают свою власть. Император подобен луне по отношению к солнцу: "Как луна не имеет света, кроме того, который она получает от солнца, так и земная власть не имеет ничего, кроме того, что она получает от церковной власти". "Хорошо известно, — продолжал Папа, — что наместник Христа и преемник Петра передал имперскую власть от греков к немцам", но "пусть немцы слушают внимательно! Как империя перешла от других [римлян] к ним, так и викарий Христа, преемник Петра, имеет власть передать империю от немцев к кому-либо другому, если он того пожелает и будет иметь на то веские основания. Пусть Альбрехт знает, что мы никого не боимся: наши руки не связаны, а ноги не скованы, поэтому мы можем противодействовать, любому государю. Некоторые государи заключают союзы против нас. И мы можем смело сказать, что если бы все монархи мира сего объединились сегодня против нас и против нашей Церкви, именно мы будем олицетворять истину и не отступимся от [этой] истины; мы будем считать [этих государей] не более чем соломинками".
При этом именно Папа создает императора, а император является "императором и монархом всех королей и принцев". Теперь король Франции претендует на то, чтобы быть "императором в своем королевстве", чего вы не должны терпеть: "Пусть не возбуждается гордость французов, которые утверждают, что не признают никакой высшей [власти], они лгут, так как они по праву являются подданными и должны быть подчинены королю римлян и императору; и мы хотим, чтобы любой, кто утверждает обратное, был отлучен".