И, наконец, в довершение всего, Каэтани совершил убийство. Он убил своего предшественника Папу Целестина V после того, как заставил его уйти в отставку, и это еще не все: он убил "великих ученых", осмелившихся оспаривать его легитимность; перед ним казнили священнослужителей, а он подстрекал палачей словами: "Бей, бей, отдай их ему, отдай их ему!"
Что нужно сделать с таким чудовищем? По мнению Гийома де Плезиана должен быть созван собор для низложения и осуждения узурпатора. На этот раз, вопреки своей привычке, король заговорил. Он сказал, что был полностью убежден аргументацией Плезиана и возмущен поведением Папы. Использовав библейский сюжет, он заявил, что предпочел бы скромно накинуть плащ Ноя на порочность Бонифация, но теперь его долг — выступить против него ради блага Церкви: "Будучи блюстителем чести и почтения, причитающихся святейшей Римской Церкви, мы согласны на созыв и заседание упомянутого собора, дабы он пролил свет на все вышесказанное и устранил все ошибки". Более того, король возлагал на будущий собор, на котором, по его словам, он хотел присутствовать, не только задачу осудить Бонифация, но и реформировать Церковь, защитить веру и Святую землю.
Затем он попросил присутствующих высказать свое мнение и, в случае согласия, подписать обращение к будущему собору. В таких обстоятельствах было очень трудно уклониться от одобрения, а тем более выразить несогласие. Аббат Сито, Жан де Понтуаз, был единственным, кто осмелился защитить Папу, "с негодованием и презрением относясь как к королю, так и к прелатам", говорится в хронике. На следующий день он оказался в тюрьме Шатле. Епископы были более осторожны, и все подписали обращение, хотя и выражали беспокойство. Обвинительная речь Плезиана, очевидно, не совсем убедила их. Более того, они боялись реакции Бонифация. Поэтому они сдержанно высказали определенные оговорки в протоколе заседания в виде двусмысленного выражения: мы действовали, по их словам, в условиях "своего рода квази-необходимости". Необходимости из-за неопровержимых аргументов Плезиана или невозможности расстроить короля? Они надеялись, что Папа поймет с полуслова. Епископы также сохранили его титул и избежали выражений "претендующий на звание Папы" или "в настоящее время председательствующий над судьбой Апостольского престола", которые использовали Ногаре и Плезиан. Они также заявили, что целью собора будет дать Бонифацию возможность "доказать свою невиновность", а не осудить его, и они не причисляли себя к обвинителям. Наконец, они попросили, чтобы все было сделано в соответствии с каноническими правилами.
Филипп IV и связи с общественностью: ассамблея 24 июня
Заручившись спонтанной поддержкой членов расширенного Совета, Филипп Красивый немедленно перешел к следующему этапу: привлечь на свою сторону интеллектуальную силу, попросив Университет присоединиться к обращению к собору, а затем начать кампанию по формированию общественного мнения, чтобы получить одобрение всего королевства. В то же время Ногаре в Италию были отправлены новые инструкции: отправиться Папе и объявить ему о необходимости явиться на собор, который будет созван по просьбе некоторых кардиналов и христианских государей, а пока захватить его персону и держать под надежной охраной во Франции. Для этого необходимо было договориться с противниками Бонифация и собрать небольшой отряд. Конечно, нужно было действовать тактично, поскольку дело было деликатным.
21 июня король зачитал протокол собрания в Лувре представителям Университета и заверил копию печатью и подписями докторов. В тот же день капитул Нотр-Дам также подписал этот документ. По всей стране была организована широкая кампания по сбору одобрений и обращений к собору со стороны церковных общин, знати и городов. Почти всегда это удавалось сделать без сопротивления. Единственная заметная оппозиция исходила от францисканцев, базировавшихся в монастыре Кордельеров в Париже: из 155 монахов 87 отказались подписать документ. Санкции последовали незамедлительно ― все они были изгнаны из монастыря. Среди изгнанных был один из будущих великих средневековых философов, стоявший у истоков движения номиналистов, шотландец Иоанн Дунс Скот. Он родился в 1265 году в небольшом городке Данс на англо-шотландской границе, в 1280 году вступил во францисканский орден и учился в колледжах своего ордена, затем в Оксфорде, где в 1300–1301 годах написал комментарии к Sentences (Сентенциям) Петра Ломбардского. По рекомендации провинциала ордена Англии он преподавал в Парижском университете с 1302 года и уже начал приобретать известность. Его отказ подписать обращение к собору вынудил его отправиться в ссылку в июне 1303 года. После пребывания в Оксфорде он вернулся в Париж в конце 1304 года.
Для Филиппа Красивого созыв собора было тем более важным, что, как и Гийом Плезиан, он заранее обратился к этому будущему собору на случай, если Бонифаций предпримет против него самого санкции. Это было своего рода бегом в неизвестность и меры предосторожности были усилены: король попросил собор, низложить Папу и очистить себя от обвинений, которые в будущем этот экс-Папа, несомненно, выдвинет против него.
Чтобы Бонифаций не узнал о происходящем во Франции, Филипп 8 и 28 июля запретил всем церковникам покидать королевство без его прямого разрешения под страхом смерти и конфискации имущества, наказания, которые также должны применяться к королевским чиновникам, которые не будут строго выполнять это решение. Предлог обосновывавший эти запреты вызывает улыбку: из-за возможного нападения фламандцев королю нужен совет всех духовных лиц королевства, поэтому он не может выпустить за границу столь ценных людей.
Он также отправил эмиссаров, чтобы попытаться заручиться поддержкой высшего духовенства и иностранных государей, особенно в Испании, Португалии и Италии. Результат оказался неутешительным: только монастыри и дворянство Наварры, зависевшие от королевы Жанны, подписались под обращением к собору. Во Франции кульминацией кампании стало большое публичный собрание, состоявшееся 24 июня в садах еще строящегося дворца Сите.
Важность этого собрания чрезвычайно велика: оно знаменует собой важный этап в политике установления "связей с общественностью", проводимой Филиппом Красивым. Долгое время это событие игнорировалось историографией, поскольку существовал только один рассказ, который не подтверждался никаким другим документом: хроника Жана Сен-Викторского. Правдивость хроники подтвердило обнаружение в английском государственном архиве Public Record Office письма служащего банка Фрескобальди, адресованного Эмеру де Валенс, графу Пембруку, в котором рассказывается об этом собрании и приводятся те же подробности, что и у Жана Сен-Викторского. Кстати, это также подтверждает важность разветвленной сети итальянских банков в передаче новостей в то время. Хорошо информированные и относительно нейтральные, они обменивались информацией обо всех событиях, способных повлиять на бизнес, и имели в своем распоряжении оперативных курьеров. Проникнув в свиту известных людей, нуждавшихся в их навыках и капитале, они были и бизнесменами, и осведомителями, и даже шпионами. В данном случае автор письма, плохо знающий французский, несомненно, участвовал в собрании, как и Жан де Сен-Виктор, и оба они сообщают совпадающие детали, которые могли знать только очевидцы.
Местом проведения собрания был "сад короля", что, очевидно, относится к саду в западной части Иль-де-ла-Сите, за Пале, а не к Лувру, как иногда считают. Сам король, его сыновья, епископы, аббаты, монахи и нищенствующие-монахи, прибыли единой процессией, — все первые лица королевства находились там, чтобы произвести впечатление на толпу, которая собралась в большом количестве: "бесчисленное множество" парижан теснится вокруг. Заседание было открыто вступительной речью епископа Орлеанского Берто де Сен-Дени, который присутствовал на встрече 13–14 июня в Лувре и был выбран для этого за свои ораторские способности: "В день Рождества Иоанна Крестителя, мессир Бертольд де Сент-Дени, епископ Орлеана, говорил в Париже в королевском саду, перед королем Франции и его двором, архиепископами, епископами, аббатами, священниками и духовенством Франции и других стран, в том числе и нищенствующими монахами, как и другими во множестве собравшимися людьми".
Епископ объяснил собравшимся, что из-за нападок Папы на короля Совет составил статьи в защиту государя, церкви, веры и королевства от клеветы этого узурпатора, и объявил, что эти статьи будут зачитаны народу на латыни и на французском языке. По приказу короля два королевских чиновника огласили эти статьи. Свидетель даже уточняет, что у того, кто читал латинский текст, был слишком слабый голос. Зачитанный документ содержал двадцать восемь статей речи Гийома Плезиана. Епископ "сказал, что на обвинения, пришедшие от Папы, король и его Совет составили некоторые статьи для укрепления веры, церкви и христианства в целом и для спасения государства короля и королевства и эти статьи два клирика зачитают вам на латыни и на французском языке".
«После этого поднялся клерк и начал зачитывать вышеупомянутый документ на латыни, но речь его была слишком слаба и неразборчива, вскоре по повелению короля и его Совета поднялся другой клерк, которого звали мастер Жиль де Ремо, и на французском языке зачитал тот же документ, краткое содержание которого можно передать следующим образом:
"Господа, короли Франции всегда были оплотами веры и надежной опорой Римской Церкви и государства и поэтому больше, чем любые другие христианские короли, достойны поддержки архиепископов, епископов, аббатов, приоров и других благородные людей, графов, баронов Франции предложивших и изложивших в письменной форме несколько статей против Папы Боннифация, впавшего в ересь и другие довольно ужасные вещи…"».
Среди "ужасных вещей", которые ставились в вину Бонифацию, были:
― он утверждает против веры, что, как только человек умирает, душа умирает вместе с ним;