В Лангедоке царила суматоха, и ситуация могла выйти из-под контроля. Именно в этот момент Филипп Красивый, не зная, что новый Папа был доминиканцем, решил лично вмешаться и предпринять грандиозное турне по югу. В поездке приняла участие вся семья: королева Жанна Наваррская, конечно же, которая, похоже, способствовала принятию этого решения по наущению своего духовника, и все дети: Людовик — четырнадцати лет, Филипп — двенадцати, Карл — девяти, Роберт — семи, Изабелла — десяти. Все они отправились в путь в конце ноября. 1 декабря процессия была в Пуатье, затем через Ангулем, Перигор и Керси направилась на юг, причем дневные переходы были разной длины, иногда около двадцати километров, иногда вдвое больше (41 от Эксиде до Таррассона, 45 от Таррассона до Мартеля, 56 от Кагора до Монтобана). Не обошлось и без отклонений от маршрута, чтобы посетить места паломничества, такие как Рокамадур. По словам продолжателя Гийома де Нанжи, король был хорошо принят везде. Длительный королевский визит для встречи с жителями был исключительным явлением в Средние века, когда государи почти не пересекали пределы королевства, разве что для войны или охоты. Как отмечает Жак Ле Гофф, сам Людовик Святой "не практиковал инспекционных поездок и демонстрации власти, которые стали более распространенными в позднем Средневековье и в эпоху Возрождения. Он также не предпринимал никаких специальных поездок на юг Франции". Началом этих политических путешествий королей стало большое путешествие Филиппа Красивого на Юг в 1303–1304 годах.
И народ был благодарен королю, как пишет продолжатель Гийома де Нанжи: "Упомянутый Филипп всю зиму путешествовал по провинциям Аквитании, Альби и Тулузы и своей добротой и благодеяниями привлек к себе и удержал в для себя сердца всех дворян и людей низкого происхождения, некоторые из которых, как говорили, возбужденные дурными советами, уже хотели восстать". Это намек на беспорядки, вызванные Бернаром Делисье, которые стали причиной этой поездки.
Король воспользовался своим пребыванием на юге, чтобы решить несколько конкретных проблем, таких как бесконечный конфликт между семьями Фуа и Арманьяк по поводу наследования Беарна: он объявил перемирие, которое было снова нарушено в 1308 году. Будучи человеком Севера, он никогда не пренебрегал делами Юга, вмешиваясь, например, как граф города Мийо, в конфликты между консулами города и доминиканцами, которые хотели там поселиться.
Именно в Тулузе Ногаре присоединился к королю. Последний принял его довольно холодно. По крайней мере, так позже скажет Ногаре. Говорили, что король призвал его к ответу и попросил объясниться перед Советом по поводу событий в Ананьи. Было ли это притворством, призванным показать, что он не имеет никакого отношения к совершенному насилию? Возможно, отчасти, ведь Филиппу не нужно было сильно напрягаться, чтобы создать впечатление охлаждения к деятельности Ногаре. В любом случае, он заявил, что удовлетворен объяснениями своего посла, и наградил его аннуитетом в 500 ливров из казны за услуги, оказанные "в важных и трудных делах", что служит доказательством того, что он не осуждал поведение Ногаре, если таковое требовалось. Награда, полученная вскоре после этого Наполеоне Орсини, только усилила это впечатление.
Как только этот вопрос был решен, Ногаре присоединился к королевской поездке по Лангедоку. Его видели на рождественских торжествах в Тулузе в 1303 году вместе со всей королевской семьей, Гийомом де Плезианом, архиепископом Жилем Айселином, епископом Безье Беренжером Фредолем и несколькими видными вельможами. После празднеств начались действия по умиротворению края. Теоретически король приехал, чтобы призвать доминиканцев к порядку. Но его быстро стали раздражать, а затем и бесить бесчинства, волнения и дерзость местной буржуазии, приведенной в движение проповедями Делисье. Эти бойкие, шумные и суетливые южане были полной противоположностью его холодному характеру, и их настойчивость быстро стала его раздражать. Вскоре после Рождества послы из Каркассона и Альби прибыли, чтобы обвинить духовника короля, доминиканца Николя де Фреовиля, в передаче информации фламандцам. На это их надоумил кардинал Лемуан, враг Фреовиля. Поскольку между королем и его духовником не было ни малейшего недопонимания, обвинение, очевидно, было отвергнуто как нелепое. Затем король вызвал Бернара Делисье на свой Совет в Тулузе и попросил его объяснить свою точку зрения. Францисканец был крайне неуклюж: он заявил, что инквизиция больше не нужна в Лангедоке, потому что там больше нет ни одного еретика; что методами инквизиторов будут осуждены даже святые Петр и Павел; что вмешательство короля до сих пор ничего не изменило. Это подразумевало, что королевская власть бессильна; что касается отсутствия еретиков в Лангедоке, то это заявление заставило Айселина и Фредоля подпрыгнуть. В любом случае, у Филиппа Красивого, который теперь искал примирения с новым Папой, больше не было причин для лобового столкновения с его прерогативами и 13 января 1304 года он признал суверенитет Бенедикта XI над инквизицией, а значит, и независимость последней от короля.
В феврале он отправился в Каркассон, где его радушно принял богатый буржуа Эли Патрис, который, имея титул "короля" буржуа, командовал местным ополчением и считал себя хозяином города. Он досаждал государю своими угодливыми и назойливыми замечаниями. У входа в замок он начал декламировать театральное двустишие: "Король Франции! Посмотри на этот жалкий город, который принадлежит твоему королевству и с которым так жестоко обращаются!" Без единого слова, одним жестом Филипп приказал своим сержантам отстранить болтуна. Оскорбленный, Эли Патрис отправился в город и попросил горожан снять праздничные знамена и объявить в городе траур. Другой случай, несколько дней спустя произошел в Безье: Бернар Делисье попросил Ногаре поторопиться и отправить в Рим прошения против инквизиции, на что получил ответ: "Подождите более благоприятных обстоятельств", т. е. есть более срочные дела, которые нужно решить. Послы из Каркассона явились предложить королю две драгоценные вазы; он отказался от них; они прибыли к нему в Монпелье, чтобы все объяснить; король не стал их слушать и даже вернул вазу, которую приняла королева. Разрыв был полным. Придя на помощь инквизиции, Филипп лишь подтвердил ее власть над беспокойными горожанами Лангедока. Теперь было важнее найти общий язык с Папой, чем примириться с муниципалитетами Лангедока. Он пришел, увидел, передумал и ушел, несомненно, став еще более непопулярным, чем прежде. 29 февраля он был в Ниме, затем через Алес добрался до Ле-Пюи, оттуда до Монферрана, где находился с 8 по 13 марта, Монпансье — 14-го, Сен-Пурсен — 15-го, Бурж — 20-го, Шатонеф-сюр-Луар — 25-го. Наконец, он вернулся в свои охотничьи угодья.
Лангедок после его поездки не успокоился и находился на грани восстания. Пока Бернар Делисье продолжал проповедовать, буржуа Эли Патрис договорился с Фернандо, третьим сыном короля Майорки Хайме II, о подготовке заговора с целью превращения Лангедока в независимое королевство. Затея не удалась благодаря Хайме II, который сам наказал своего сына-негодяя, а Делисье в своей проповеди обвинил короля Франции в том, что тот не справился со своими обязанностями, дав инквизиции свободу действий. 16 апреля доминиканцы добились от Папы приказа арестовать его, но это решение оказалось неисполнимым: францисканец оставался популярным в народе и под его защитой продолжал антидоминиканскую кампанию. Смерть Бенедикта XI в июле позволила ему продолжать безнаказанно бросать вызов сильным мира сего.
Политика умиротворения Бенедикта XI (март-июль 1304 года)
По возвращении из поездки по Лангедоку в конце марта 1304 года Филипп Красивый вновь столкнулся с римской проблемой. Призрак Бонифация VIII продолжал отравлять отношения с новым Папой, который заявил, что готов к примирению, но без осуждения памяти своего предшественника. Его тактика заключалась в том, чтобы разделить противников Бонифация, возложив всю ответственность за нападение на Папу Ананьи на Гийома де Ногаре, и в то же время оправдать короля. Это была классическая тактика в истории государственных отношений: наказать исполнителей, чтобы пощадить руководителей. Проблема в данном случае заключалась в том, что Филипп Красивый не был готов предать своих слуг, что было одной из главных особенностей его правления. Поэтому переговоры оказались сложными. Они проходили в течение весны 1304 года на уровне послов.
Бенедикт XI, надеясь разрядить ситуацию, отменил все санкции, принятые Бонифацием VIII против Филиппа Красивого и его представителей, за исключением Ногаре. Любая идея об отлучении короля Франции была исключена, а для пущей убедительности государю были дарованы два децима и доходы от аннатов на три года: достаточно, чтобы заставить его изменить свое мнение по делу Бонифация, думал Папа, и в то же время исключить возможность созыва собора.
В марте и апреле король отправил нескольких своих легистов на переговоры с Папой, который теперь жил в Перудже, из-за напряженной обстановки в Риме. Сначала это были Берар де Меркур, Пьер де Беллеперш, Гийом де Плезиан и сам Ногаре, к которым присоединились Гийом де Шатенай и Гуго де Селле, на которых также легла задача проконсультироваться с кардиналами о возможном созыве собора. Из опрошенных в Риме, Витербо и Перудже, в апреле, легистами кардиналов, девять из них благоразумно ответили, что решение должен принимать Папа, а семь высказались за созыв собора.
Обезопасив свое положение, Бенедикт XI 8 июня издал буллу Flagitiosum scelus, надеясь окончательно похоронить этот вопрос. После девяти месяцев размышлений он решил возмутиться "чудовищным преступлением" и "святотатством" произошедшим в Ананьи, напустив на себя искусственный гнев с единственной целью — помешать попыткам посмертного преследования Бонифация. Это было просчитанное решение. В то время как король Франции был полностью оправдан, четырнадцать человек, поименно, были отлучены от церкви з