Побежденный
Глава 1Вторая македонская война(200—197 гг. до н. э.)
1. Набег на Халкиду
Тит Ливий любит порассуждать о справедливости римлян. По словам историка-патриота, ни одну войну римляне не начинали без повода. Вот и с македонянами они столкнулись не по собственной прихоти, а чтобы отвести от себя угрозу вторжения в Италию. Именно так. Ливию мало сказать, что римляне заступились за Родос, Пергам, Афины и Египет. Ему нужно представить дело таким образом, что республика боролась с македонской агрессией. И он выдумывает небылицы о готовящемся вторжении Филиппа в Италию, о передвижениях македонских войск к границе Эпира… Эти обвинения выглядят тем более смехотворно, что македонский базилевс воевал со своей дружиной в Азии и вовсе не помышлял вторгаться на Апеннины. Очевидно, Ливий просто излагает тезисы римской пропаганды.
Это ни в коем случае не оправдание Филиппа V. Будь у него побольше сил, царь вторгся бы в Италию без колебаний. История государств – это история постоянных войн. Во все времена сильные побеждали слабых. Исключений нет. Но сильный духом и прямолинейно агрессивный Филипп вызывает больше симпатии, чем лицемерные римляне.
Был у Филиппа шанс на победу? Казалось бы, нет. Римляне только что разгромили Ганнибала и заставили Карфаген выплачивать дань. Столкновение двух колоссов закончилось тем, что Карфаген пошатнулся и едва держался на ногах. В тылу у своих недругов, в современном Алжире, римляне всячески укрепляли царство ливийцев, которых назвали просто «кочевниками» (нумидийцами) или берберами (варварами). Ими правил знаменитый царь Масанасса (Масинисса – в римских источниках). Карфаген был обречен.
Но война отняла у римлян значительную часть материальных ресурсов и половину населения Италии. А самое главное – она продолжалась! Карфагенские авантюристы из армии Ганнибала слонялись по всему Западному Средиземноморью, создавали шайки и нападали на римлян. Один из таких авантюристов сколотил галльскую армию и осаждал Кремону в Северной Италии. Другой поднял лигуров, и Лигурийская война затянулась на долгие десятилетия. Кроме того, римляне увязли в Испании. Там приходилось вести изнурительную борьбу против местных племен, которые не хотели менять карфагенское господство на римское.
Это давало Македонии шанс выжить. Филипп рассуждал логически. Рим в кольце врагов. Боевые действия продолжаются. Ни один народ не способен выдержать такое сверхнапряжение. Значит, можно сражаться с римлянами и побеждать их.
Так-то оно так. Но Рим в то время обладал огромным количеством мужественных людей, готовых на подвиг. Бесстрашные, прекрасно организованные и агрессивные воины готовы были уничтожить всякого, кого сенат называл врагом Рима. С такими сверхлюдьми пришлось столкнутся Филиппу. Греция больше не рождала подобных героев. Она постепенно входила в фазу этнического надлома.
С точки зрения этногенеза Рим и Эллада были ровесниками, они появились в VIII веке до новой эры. Однако судьбы их сложились по-разному. Греция опередила Рим во время этнического старта, но теперь проигрывала в середине дистанции. Эллада оказалась «цивилизованнее», то есть старше. Это резко снижало ее шансы на выигрыш предстоящей войны.
Итак, римляне отправили в Афины тысячу солдат и морскую эскадру. Ею командовал Гай Клавдий. Затем в Аттику пришли подкрепления с Родоса – три тетреры.
С этими силами Клавдий задумал напасть на эвбейский город Халкида. Ее в свое время безуспешно пытался занять Сульпиций Гальба. Молодому римскому офицеру Клавдию хотелось преуспеть там, где потерпел неудачу консуляр и крупный полководец. Флот приблизился к городу со стороны малолюдных кварталов. Нескольких легионеров оказалось довольно, чтобы захватить ближайшую башню и участок стены. Часовые в городе мирно спали. Никто не ждал нападения. Римские диверсанты взломали ворота и впустили все войско Клавдия. Римляне рассеялись по улицам, учинили резню и устроили пожар. Город охватила паника. Огонь перекинулся на зернохранилища, принадлежавшие царю Филиппу V, в пожаре погибли склады вооружения. Нападавшие убивали всех без разбора – и тех, кто сопротивлялся, и тех, кто искал спасения в бегстве. Погиб начальник гарнизона акарнанец Сопатр.
Всю добычу победители снесли на главную площадь и погрузили на корабли. Напоследок похулиганили, разбив статуи Филиппа или отломив им головы, и отбыли в Пирей. Ливий пишет, что если бы римлянам достало сил удержать Халкиду, македонский царь сразу был бы поставлен в крайне невыгодное положение. Враги взяли бы под контроль пролив Эврип с мостом. А значит, отрезали бы всех южных союзников Филиппа. Этого не произошло: македонский гарнизон вернулся в Халкиду. Но психологический эффект нападения был велик: греки видели удаль и предприимчивость римлян. А ведь пока македоняне имели дело только с авангардом большой римской армии!
Тогда же Филипп поссорился со стратегом Ахейского союза Филопеменом. Началось с того, что спартанский тиран Набис напал на Мессену и захватил ее. Город входил в Ахейский союз. На помощь Мессене выступил Филопемен с отборным войском. Едва услыхав о приближении ахейской армии, Набис покинул Мессену. Видимо, он не смог добиться популярности в городе, а меряться силами с Филопеменом в такой ситуации не желал. Бескровная победа принесла Филопемену большую славу. Затем последовал новый успех. Неподалеку от Тегеи Филопемен разгромил наемников Набиса, искусно заманив их в засаду. После этого стратег сделался буквально кумиром ахейцев.
Это насторожило Филиппа. Плутарх пишет, что македонский царь проникся недоверием к прославленному военачальнику и подослал убийц. Возможно, базилевс опасался, что в Ахайе вырастет новый Арат. Убийство не удалось, дело получило огласку. Греки долго сплетничали об этом инциденте и осуждали Филиппа, а Филопемен стал его врагом. Во время очередных выборов стратега забаллотировали по указанию Филиппа. Филопемен затаил злобу и отправился на Крит, где семь лет служил военным инструктором, участвуя в войнах островитян. Стратегом Ахейского союза выбрали Киклаида, который считался креатурой Македонии. Это был бездарный обыватель, не способный организовать армию, что сразу сказалось на результатах военных действий против Спарты. Тиран Лакедемона Набис возобновил набеги на ахейские города.
2. Месть
В Македонии события развивались своим чередом. Покончив с азиатскими и фракийскими делами, Филипп переправился в Деметриаду в Фессалии. Здесь он узнал о гибели гарнизона в Халкиде. Весть пришла поздно. Похоже, знаменитый македонский «телеграф» уже не работал. Царь опоздал помочь халкидянам. Но месть – почти то же, что помощь, и царь жаждал мести. В Деметриаде у него было 5000 пехотинцев и 300 всадников – по меркам Филиппа солидные силы. С ними базилевс выступил в очередной головокружительный рейд и скоро достиг Халкиды. Ему открылось удручающее зрелище: полуразрушенный город, дым пожарищ, царские статуи с отломанной головой. Филипп оставил часть войска хоронить павших и укреплять стены, а сам по мосту через Эврип перешел на континент и метнулся к Афинам, решив захватить их внезапным ударом. Так бы оно и вышло, если бы его не заметил афинский дозорный-скороход. Этот марафонец опередил врага и бежал всю ночь, а на рассвете, запыхавшийся, прибыл в Афины. Там царила беспечность. Но после того как грозная весть о приближении македонян стала известна, афинский стратег-правитель и начальник наемников подняли войско по тревоге. Солдат собрали на площади. Со стен акрополя протрубили сигнал, чтобы известить всех о приближении врага.
Филипп явился в Афины перед рассветом. Базилевс еще не знал, что судьба вновь смеется над ним. Он увидел повсюду огни, услыхал шум и крики толпы. Сообразив, что его замысел разгадан, царь решил играть в открытую. Он подошел к Афинам с северо-запада, у Двойных ворот. Эти ворота были самые широкие. Здесь брали начало широкие афинские проспекты, проходившие через весь город. От них ответвлялись улицы и переулки, ведущие в трущобы (Афины застраивались беспорядочно, и в этом городе было легко заблудиться). Главный проспект выходил из Двойных ворот на северо-запад, превращался в дорогу и шел до Академической рощи с гимназием (спортзалом). Там и разместился Филипп.
Афинскими гражданами вдруг овладела жажда действий. Они наспех вооружились и стали в один ряд с наемниками. Вся эта фаланга собралась и выползла из Двойных ворот. Филипп обрадовался.
– Афины у нас в руках! – крикнул он воинам. – Следите за мной! Я буду сражаться в первых рядах!
Вероятно, царь повел атаку с фланга. С кучкой тяжеловооруженных кирасир-гетайров базилевс обрушился на вражескую пехоту, еще не закончившую построение у ворот. В рукопашной Филипп проявил себя как великий воин, разя врагов и загоняя их обратно в ворота. Сами македонские кавалеристы почти не пострадали, так как с надвратных башен афиняне не решались вести обстрел, опасаясь попасть в своих. Однако ворваться в город на плечах отступавшего противника не удалось. В воротах афиняне оказали упорное сопротивление, и, чтобы не потерять войско, опытный Филипп приказал трубить отбой. Царь отвел солдат в афинскую Платоновскую академию, включавшую священную рощу, Лицей и гимназию Геракла. Этот комплекс зданий располагался за чертой городских стен. Когда-то здесь читали лекции Платон и Аристотель. Солдатня Филиппа пустила деревья на дрова. Затем начались разрушение зданий и фейерверки. Жгли все, что способно гореть: Филипп мстил за Халкиду.
На другой день в Афины пришло подкрепление: римский отряд из порта Пирей и пергамцы с Эгины. Увидев это, царь перенес свой лагерь подальше от городских стен, а потом и вовсе ушел из-под Афин, направившись к Элевсину. Однако и этот город не удалось захватить врасплох. На выручку ему поспешили корабли с римским десантом. Филипп понял, что продолжать военные действия столь малыми силами, которые находились в его распоряжении, бесполезно, покинул Аттику и ушел в Коринф.
3. Совет в Аргосе
Вскоре царь узнал, что руководители Ахейского союза собрались в Аргосе. Филипп прибыл на заседание, чего ахейцы никак не ожидали. Участники собрания долго и нудно решали, какой город сколько солдат выставит против Набиса. Филипп V пообещал не только отбить набеги спартанцев, но и перенести войну в их пределы «со всеми ужасами».
Участники совещания встретили эту речь бурным восторгом. Явился человек, который все сделает за них. Но Филипп давно ничего не делал даром. Он продолжал:
– По справедливости, однако, мне не следует, охраняя ваши владения, оставлять без защиты свои. Готовьте воинов для защиты Орея, Халкиды, Коринфа.
Другими словами, царь хотел, чтобы ахейцы несли хотя бы гарнизонную службу, в то время когда он будет воевать со спартанцами. Людей не хватало.
Просьба насторожила ахейцев. Они-то рассчитывали вести войну чужими руками, как во времена Арата двадцать лет назад. Теперь же эти мыслители решили, что Филипп собирается взять ахейских юношей в заложники, чтобы втянуть их в борьбу против Рима, ведь если бы римляне напали на Орей, Халкиду или Коринф и столкнулись там с ахейскими гарнизонами, война между греческим союзом и апеннинской республикой стала бы неизбежностью.
Сообразив это, стратег Киклиад начал разводить демагогию.
– Собрание союза, – начал он, – может решать только те дела, ради которых созвано.
Так как в повестке дня заседания не было пунктов, которые Филипп предложил экспромтом, собрание не полномочно обсуждать их. Киклиад предложил действовать в соответствии с принятой процедурой: назначить дату следующего собрания, внести в повестку предложения Филиппа и спокойно их обговорить. Царь был несказанно удивлен, ведь он честно помогал ахейцам и превратил их федерацию в обширное государство, контролировавшее большую часть Пелопоннеса. Естественно, рассчитывал на благодарность, то есть на помощь против Рима. Филипп позабыл, что в политике существует лишь выгода. Ахейцы не были искренними друзьями македонян, а поддерживали с ними хорошие отношения только из шкурного интереса. Если этот интерес подсказывал предать, они предавали.
Царь уехал из Аргоса несолоно хлебавши. Ему лишь позволили набрать в армию добровольцев, которые готовы воевать за деньги. Набрав солдат, Филипп уехал в Коринф, а оттуда в Аттику.
4. Разрушение Аттики
Его гарнизонами на Эвбее и отрядами в Аттике командовал уже известный нам стратег Филокл – ровесник царя, выдвинувшийся после падения регентов. Стратег попытался совершить несколько громких дел. Взяв с собой 2000 македонян и фракийцев, Филокл отправился грабить афинские владения. Неподалеку от Элевсина он высадил десант и, перейдя лесистые горы, стал разорять поля афинян, а часть воинов оставил в засаде. Однако афиняне разгадали хитрость. После незначительной перестрелки Филокл вернул своих солдат с полей и повел на штурм Элевсина, но ничего не добился. Отбитый от города, потеряв много людей, он ушел и присоединился к Филиппу, который как раз маршировал с пополнением из Аргоса. Теперь у македонских полководцев было три-четыре тысячи солдат. То есть подходящий по численности отряд, с которым Филипп обычно и совершал свои головокружительные кампании.
Царь подступил к Элевсину. Жители успели известить римлян, сидевших в Афинах, о подходе врага. Квириты вновь успели прислать подкрепления. Филипп не растерялся, бросил Элевсин и перешел со своими солдатами к Афинам.
Филипп разделил свои силы на две части. Половину войска с Филоклом во главе направил к Афинам, чтобы усыпить внимание горожан, а сам напал на Пирей. Этот морской порт защищал немногочисленный гарнизон, с которым небольшой македонской армии было тягаться вполне по силам. Однако гарнизон состоял из отборных бойцов. Филипп тратил время и людей в бесплодных штурмах. Сообразив, что порт не взять, он двинулся по направлению к Афинам. Шли среди полуобвалившихся Длинных стен, что соединяли когда-то Афины с Пиреем. И угодили в засаду. Среди развалин афиняне напали на врага. Филипп сумел отвести войско с минимальными потерями, но от осады Афин пришлось отказаться. Тогда он и Филокл принялись опустошать Аттику. Если во время прошлых набегов базилевс разрушил научные святыни Платоновской академии, то сейчас взялся жечь храмы. Аттическая земля напоминала мраморный музей под открытым небом: храмы, статуи, священные рощи. Но разъяренная солдатня находила приятным уничтожить все это. Филипп не препятствовал.
Когда солдаты насытились разрушением, царь отвел их в Беотию.
Так прошла кампания 200 г. до н. э. Римляне стягивали силы к театру военных действий, а Филипп предпринимал лихие набеги. Не совершив ничего выдающегося, вражеские армии зазимовали. Предстояли новые испытания.
5. Римляне наступают
Зимой 200/199 г. до н. э. главная римская армия все еще стояла вокруг Аполлонии и Диррахия. Ею командовал наш старый знакомец – Сульпиций Гальба, избранный консулом. Под его началом было два легиона. Учитывая, что легионам придавали равные по численности контингенты италийских союзников, легко подсчитать, что в армии консула имелось не менее двадцати тысяч бойцов. Среди прочих родов войск Гальба располагал несколькими слонами. Римляне захватили их во время Ганнибаловой войны и впервые собирались использовать на полях сражений.
Приболевший Гальба отправил часть войск в рейд на врага. Рейдом командовал римский легат Луций Апустий. Задача была захватить пограничные македонские крепости, защищавшие проходы во внутренние районы страны. Луций с налета взял три пограничные македонские крепостцы, затем подступил к более солидной Антипатрии. Эта крепость, выстроенная, по-видимому, еще Кассандром, закрывала вход в ущелье, через которое лежал путь в Македонию.
Луций вызвал крепостное начальство на переговоры и предложил перейти на сторону римлян. Защитники с презрением отказались. Они сохранили верность Филиппу, доверившись высоте стен и выгодному расположению города. Римляне мешкать не стали, пошли на штурм сразу в нескольких местах и взяли Антипатрию к великому удивлению самих защитников твердыни. Всех мужчин, способных носить оружие, Луций Апустий перебил, стены разрушил, а город сжег.
Напуганная судьбой Антипатрии, немедленно сдалась римлянам соседняя Кодриона – отменная крепость, в изобилии снабженная припасами и оружием. Оставив там гарнизон, Луций взял еще одно поселение – Книду. Сочтя свою задачу выполненной, легат с войском и добычей отправился к Гальбе. Во время отступления на него напали македонские пограничники. Во главе их стоял Атенагор (или Афинагор в более традиционном произношении). Заслышав шум и крики в арьергарде, Луций Апустий поспешил к месту стычки, приказал своим солдатам бросить пожитки, развернул легионеров в колонну, выровнял строй и перешел в контратаку. Когда правильное римское войско столкнулось с пограничными удальцами, результат оказался плачевным для удальцов. Македоняне не выдержали натиска. Несколько десятков их были перебиты, еще больше попали в плен. Римляне понесли потери только ранеными. Эти первые стычки могли внушить уныние македонянам, однако их вождь Филипп был по-прежнему полон энергии. Он помнил, что судьба слишком часто отворачивалась от царей его рода, чтобы вознаградить их большой удачей. Нужно было лишь проявлять упорство и держать удар.
К римлянам стали являться соседние иллирийские царьки с предложением союза и подмоги. Кто-то возобновил старую дружбу, кто-то заключил новый союз. Сульпиция Гальбу варвары помнили еще по 1-й Македонской войне. Консул умел найти с ними общий язык.
Первым явился к римлянину царь Плеврат, сын и наследник иллирийского Скердиледа. Затем пожаловал государь атаманов Аминандр. Он оставил Филиппа, с которым никогда не было связан прочным союзом. Приехал и царь дарданов Батон – можно сказать, потомственный враг Македонии.
Гальба велел Батону и Плеврату напасть на пограничные области противника. Аминандр получил более тонкое задание: склонить к войне против Филиппа Этолийский союз.
Последними к Гальбе приехали послы от царя Аттала. Консул велел пергамскому базилевсу плыть на Эгину и ждать прибытия римского флота, чтобы блокировать македонян на море. Отправил он гонцов и на остров Родос с просьбой прислать помощь против Филиппа.
Сам Филипп вернулся в Македонию и стал деятельно готовиться к настоящей войне. Время мелких набегов прошло. Нужно было собирать ополчение и воевать с Римом в полную силу.
Часть войск он выдвинул для защиты ущелья в области Пелагония. Она защищала подступы к Македонии с севера. Командование этой армией Филипп доверил своему сыну Персею. Но так как тот был молод, к нему приставили нескольких опытных военачальников.
На островах близ Фессалии царь разрушил городки Скиат и Пепарет. Вокруг них произошло несколько схваток во время 1-й Македонской войны. Сейчас не было сил оборонять их. Руководствуясь соображением, что лучше пожертвовать частью, чем потерять все, Филипп сровнял с землей стены этих островных крепостей, а жителей переселил на материк.
Важные дипломатические сражения развернулись в Этолии. Останется ли союз этих горцев нейтральным или перейдет на сторону римлян? Этот вопрос решался на собрании этолийских городов, куда поспешили послы Македонии. Туда приехали также афинские дипломаты и посол Гальбы – легат Луций Фурий Пурпуреон.
Начались дебаты. Первыми выступали македоняне. Они напомнили, что между их страной и Этолийским союзом заключен мир. Что такое война на стороне римлян, этолийцы уже поняли. Это разорение, бессмысленные жертвы и в конце концов поражение. Послы Филиппа пытались втолковать, что римляне используют своих союзников до тех пор, пока это выгодно. И бросают, когда сочтут нужным.
– Впрочем, – продолжил один из дипломатов, – может, бессовестность римлян – или, мягче сказать, их неверность – вам по душе? Тогда напомню события недавней истории. Сейчас римляне утверждают, что идут вам на помощь. То же самое они говорили 65 лет назад, когда пришли на подмогу сицилийскому городу Мессине против напавшего на него Карфагена. Дело кончилось Первой Пунической войной, во время которой Мессина была захвачена римлянами. Во время Второй Пунической войны они пожелали освободить Сиракузы, которые заключили союз с Ганнибалом. В результате этой «помощи» вся Сицилия обращена в римскую провинцию, из которой выколачивают налоги розгой и топором. Чему удивляться, если та же участь постигла греческие города в Италии – Капую, Регий, Тарент? Римляне – чужаки. У них другой язык, обычай, законы. Смешно надеяться, что они позволят вам жить по-своему. Вам кажется, что наш базилевс Филипп стесняет вашу свободу. Но он хочет одного: хранить мир, не покушаясь на ваши границы. Этолийцы, македоняне, акарнанцы – все говорят на одном языке. Сегодня повздорили, завтра помирились. Но с чужаками помириться нельзя. Если хотите – пригласите римские легионы в Элладу и сами наденьте себе на шею ярмо. Но если в вас осталась хоть капля разума – не слушайте римлян, которые подстрекают вас расторгнуть мир с Македонией!
Эту речь приводит в своем труде Тит Ливий. Слова звучали убедительно. Но этолийцы жаждали реванша за прошлые поражения и были в ярости оттого, что Филипп вероломно захватил их владения на северном побережье Эгейского моря и в Малой Азии. Поэтому уши их были открыты для вражеской пропаганды. А в переговорах участвовали искуснейшие ораторы своего времени.
После македонян речь держали афинские демагоги. Они подняли крик и плач по поводу разорения Аттики. Филипп покусился разрушить Афины – колыбель демократии! Прощения этому не было.
Царю припомнили все: разрушенные гробницы и храмы, разбитые статуи «Академгородка». Любопытно, что о людских потерях никто не заикнулся, словно жизни людей менее значимы, чем произведения скульпторов. В итоге было сказано, что Филипп и есть главный враг греков.
Но кто же спас Афины? Римляне! Только их своевременный приход на подмогу позволил отбить святыни и сохранить свободу.
– Мы молим вас, этолийцы, мы заклинаем, – заламывали руки аттические послы. – Сжальтесь над афинянами, идите войной на царя Филиппа!
Речь была выстроена по всем правилам риторики. Она произвела на слушателей огромное впечатление. Затем выступил римский посол. Он напомнил о бедствиях взятых Филиппом городов. Назвал Абидос и Самос, Хиос и Маронею. Неужели этолийцы хотят повторения у себя их участи? Римлян посол представил как отважных борцов за справедливость. Как авангард свободных народов, выступивших против диктаторского режима Филиппа. Как столпов демократии…
В изложении Ливия эта цветистая речь занимает две страницы. Ясно, что переговоры шли тяжело и не один день. Македоняне не сидели сложа руки. Они сунули взятку тогдашнему стратегу Этолийского союза Дамокриту, чтобы тот удержал собрание от войны. Стратег принял деньги, надел маску беспристрастия и стал рассуждать, как опасна торопливость в принятии важных решений.
– Раскаяться вследствие ошибок легко. Но исправить эти ошибки очень трудно, – давил он на психику сограждан. – Не будем спешить.
Ему удалось навязать собранию свою волю. Этолийцы отпустили послов, так и не приняв никакого решения. Дамокрит говорил своим, что это самое правильное: они выждут, на чью сторону склонится удача, и тогда выступят вместе с победителем против слабейшей стороны. Решение циничное, но в принципе верное… если бы речь не шла о судьбе всей Греции. В такой ситуации самое правильное было – поддержать Филиппа. Греки не понимали этого.
6. Сражение при Охридском озере
Филипп усиленно готовился к большой войне на суше и на море. В Деметриаду он стянул корабли. Флотом и береговыми войсками командовал Гераклид. Он должен был отразить возможное нападение пергамского царя, восстановившего морские силы после тяжелой битвы при Хиосе.
Сам Филипп усиленно вербовал македонское ополчение. Базилевсу требовалось время, чтобы набрать армию, а его не было. Филипп рассчитывал, что врага задержит царевич Персей в Пелагонии. Но Гальба спутал все карты. К тому времени он полностью выздоровел и двинулся вперед с обоими легионами. Полководец выступил из Аполлонии прямо на восток и направился в область племени дассаретов возле Лихнидского (Охридского) озера. Отсюда лежал путь в пограничную область Линкестиду, а потом – в сердце Македонии с ее двумя столицами – Пеллой и Эгами. Страна дассаретов была беззащитна, городки и селения сдавались консулу. Одни делали это из ненависти к Филиппу, другие – из страха перед римлянами. Большинство деревень оставалось пустыми, потому что люди бежали в соседние горы. Гальба продвигался не торопясь. Продовольствие, накопленное в зимних лагерях, он вез с собой и не расходовал понапрасну. Грабеж давал достаточно, чтобы прокормить солдат.
Узнав, что Гальба разоряет страну дассаретов, Филипп выслал отряд легкой конницы на разведку. Такой же отряд выдвинул и римский командующий, чтобы разузнать о том, не приближается ли Филипп с войском. Оба конных подразделения столкнулись в одной из долин. Ободряя себя криками, они атаковали друг друга на полном скаку. Числом отряды были равны, храбростью тоже не уступали друг другу. В отчаянной схватке ни одна сторона не могла одолеть. Потеряв несколько десятков солдат, противники разошлись. Но Филипп оказался в худшем положении. Его профессиональная дружина была невелика, поэтому потеря каждого квалифицированного бойца, тем более всадника, значила для него очень много. Ресурсы же римлян были несравненно больше. Место погибшего солдата занимал новый. Война была их профессией. В сочетании с высоким боевым духом, строгой дисциплиной и жертвенностью это делало римлян опаснейшими противниками.
Филипп быстрым маршем передвинулся в страну дассаретов и с великой пышностью велел похоронить кавалеристов, павших в схватке с римлянами.
Нет ничего менее предсказуемого, чем настроение толпы. Вид похорон поверг войско в уныние. Виною тому был римский способ ведения войны. Греки – нация эстетов. Они красиво жили и умирали, в том числе в бою. Наносили друг другу аккуратные раны копьями, благородно истекали кровью. Тихо уходили на тот свет, завернувшись в плащ и не омрачая мир живых зрелищем непристойной агонии.
Римляне воевали жестоко, деловито и совершенно по-варварски. Смерть для них была делом обыденным и лишенным всякой эстетики. Это были грубые воины, воспитанные в духе идеала победы. Неважно, какой ценой. И вот македоняне увидели результаты римского способа ведения боя, который в основном велся испанскими обоюдоострыми мечами, состоявшими на вооружении у квиритов. Отрубленные головы, отсеченные руки, вспоротые животы с вывалившимися кишками, множество других отвратительных подробностей… Было отчего загрустить.
Напуганный тем, что его войска впали в уныние, Филипп вызвал из Пелагонии отряды своего сына Персея, которые защищали северные ущелья. Это была ошибка. Царь открыл дорогу в Македонию дарданам Батона и иллирийцам Плеврата. Зато на Охридском фронте против римлян македоняне собрали крупную армию. В ней было 20 000 пехоты и 4000 конницы. Впервые за много лет македонский базилевс выходил против неприятеля с таким войском.
Филипп настиг римлян и разбил свой лагерь на возвышенности в тысяче шагов от них. Два дня солдаты римского консула и македонского царя рассматривали друг друга, не решаясь сражаться. Наконец Гальба выстроил легионы для боя. Филипп принял вызов.
Македонский базилевс выслал вперед стрелков – 400 траллов (иллирийское племя) и 300 критян. Их прикрывал Атенагор с конным отрядом в 300 копий. В свою очередь Гальба вывел вперед легковооруженных велитов, которые метали дротики и свинцовые шарики из пращей. Их тоже прикрывали кавалеристы. Завязалась первая схватка. Она принесла македонянам неприятный сюрприз. Те ожидали, что для начала завяжется перестрелка, однако римляне сразу атаковали. Метнув первые дротики, кавалеристы и пехотинцы напали на легких воинов Филиппа и навязали им ближний бой. Некоторые италийские конники даже спешились, чтобы удобней было орудовать испанским мечом. Сразу сказалось преимущество римлян в вооружении. Иллирийцы на службе у Филиппа сражались полуголые и привыкли перебегать во время битвы с места на место. Легкая конница («тарентинцы»), тоже в основном маневрировала, то пуская дротики, то обращаясь в притворное бегство. Велиты римлян, метательное оружие которых дополнялось небольшим круглым щитом и коротким мечом, получали преимущество в рукопашной схватке. Итак, они сошлись с врагом вплотную. Но иллирийцы и македонские конники отнюдь не собирались подставлять себя под удар и стремительно отступили к главным силам Филиппа, выстроенным в линию. Самоуверенные римляне объявили это бегством, хотя враг полностью сохранил силы для дальнейших боев.
Филипп размышлял целый день, как одолеть римлян, и пустился на военную хитрость. Увидев, что меж двумя лагерями есть кусты и овраги, царь ночью поместил там крупный отряд пельтастов. А днем велел Атенагору с конницей атаковать врага и заманить в ловушку притворным бегством.
Кавалеристы выполнили задачу. Напали на римлян, дождались, когда Гальба пошлет против них свою конницу, ударились в бегство. Но пельтасты все испортили. Они бросились в атаку раньше времени. Римляне заметили их и в свою очередь побежали к своим. Филипп не преследовал.
На другой день консул спустился на равнину и выстроил войско для битвы. Перед строем он поставил слонов, которых приберегал до этой минуты. Филипп медлил. Он ждал какой-нибудь ошибки со стороны врага и не слишком полагался на стойкость своих воинов.
Раздраженный Гальба выслал вперед велитов с необычной задачей: самые горластые из них стали на чем свет поносить врага, понуждая выйти из лагеря и принять бой. История умалчивает, на каком именно языке ругались велиты. Может быть, македоняне их просто не поняли?
Филипп избегал столкновения и явно демонстрировал нерешительность. Гальба торжествовал. Казалось, до победы остались считаные часы. Но римские легионы стали испытывать трудности с продовольствием. А македоняне – нет, что свидетельствует о предусмотрительности Филиппа.
Впрочем, Гальба был не менее опытен в войне, чем Филипп. Консул отвел своих солдат от лагеря македонян на восемь миль, чтобы не нарваться на вылазку грозного противника. И лишь тогда отправил легионеров за фуражом. Македоняне не высовывали носа. Гальба потерял осторожность. Он разослал отряды своих солдат во всем стороны. Этого и ждал Филипп. Час пробил.
Увидев, что римские солдаты широко разбрелись по полям, базилевс бросил в наступление на равнину всю свою конницу и тех пеших критян, что в беге не уступали коням. Все римляне, занятые фуражировкой, оказались отрезаны от своего лагеря. Так началось сражение при Охридском озере.
Вначале Филипп действовал правильно. Часть войска он отрядил преследовать фуражиров. Римлян приказал не щадить. С другой частью перегородил дороги, по которым Гальба мог подать помощь. Страх и смерть царили в полях, пишет Тит Ливий. Те из римлян, кто вырвался с полей, натыкались на царские заставы, караулившие дороги, и находили смерть. Нескольким воинам все же удалось проскользнуть в лагерь Гальбы. Перепуганные, измазанные в крови, усталые, доложили они о гибели множества людей. Консул немедленно выслал вперед кавалерию, чтобы отогнать македонян и помочь спастись тем из своих, кто еще жив. Пехоту же выстроил квадратом и покинул лагерь, чтобы напасть при удобном случае. Тут Филипп допустил несколько ошибок.
На полях завязалось беспорядочное сражение. Римские всадники искали врага и вступали в бой по частям. Самая злая сеча кипела вокруг царя. Филипп как в лучшие времена дрался в первых рядах и крушил врагов. С ним было достаточно конницы и пехоты. Войска занимали главную дорогу, удобную для боя. Позади македонян стояли критяне, осыпая врага стрелами. Квириты подались назад. Македоняне торжествовали победу и бросились вперед, нарушив строй. Римская конница бежала врассыпную. Если бы Филипп вовремя прекратил погоню, он мог победить. Но кажется, царь потерял управление армией. Она рассыпалась на мелкие отряды, которые преследовали неприятеля с громкими криками. Тут на поле боя явился Сульпиций Гальба с выстроенными квадратом легионами. Они атаковали потерявших строй македонян и обратили их в бегство. Преследователи сами сделались беглецами. Немало македонян продолжали биться грудь в грудь и гибли под ударами коротких римских мечей. Многих смерть настигла во время бегства. Оказался в опасности и сам царь. В суматохе под ним убили коня. Филипп упал и едва не был затоптан. Его спас кто-то из верных гетайров: соскочил с коня, посадил базилевса и бросился в бой.
Несколько македонян в панике искали спасения в находившихся рядом болотах. И, конечно, погибли. Сам Филипп тоже заехал в топь, но счастливо выбрался из трясины и прибыл в лагерь, когда никто уже не чаял видеть базилевса живым. Из этого явствует, что тяжелая пехота почти не участвовала в сражении. Филипп сберег ее и мог вести войну дальше. Ливий пишет, что македоняне потеряли в битве при Охридском озере двести кавалеристов убитыми и сто – пленными. О потерях римлян историк скромно умалчивает, хотя они были не меньше. Другое дело, что Филипп потерял множество гетайров, каждый стоил двух десятков обычных солдат. Тот же Ливий специально отметил, что в римский лагерь привели 80 трофейных коней «в богатой сбруе». Кони принадлежали убитым македонским аристократам, замену которым на поле боя найти было очень трудно. Таких воинов тренировали годами.
Тем временем к Филиппу прискакали гонцы, доложившие, что иллирийский царь Плеврат вместе с дарданским Батоном двигаются к северной македонской границе. Базилевс решил обмануть римлян, уйти от них и заняться отражением северных варваров. Он тонко рассчитал римскую психологию и добился успеха.
К Гальбе явились посланцы Филиппа с просьбой о перемирии. Консул в это время принимал ванну. Он надменно ответил, что начнет переговоры лишь утром. Филиппу того и надо было! Он бросил лагерь и ускоренным маршем двинулся со своей армией по горным дорогам.
С утра Гальба дал согласие на перемирие и отправил македонского вестника назад к Филиппу. Гонец благополучно бежал. Вскоре консул заметил, что македонский лагерь пуст. Это озадачило Гальбу. Он плохо ориентировался в здешних местах, проводников не было. Не зная, какой дорогой идти в погоню, римский командующий провел в бездействии несколько дней. Затем короткими переходами пошел в сторону Пелагонии. Видимо, он рассудил, что разумнее всего будет соединиться с дарданами и иллирийцами. Гальба не подозревал, что Филипп окружил местность своими разведчиками и внимательно следит за передвижениями врага. Царь нанес короткий удар по авангарду римлян, нанес ему урон и благополучно отступил в горы. Это показало Гальбе, что перед ним очень серьезный противник.
7. Битва за перевалы
Тем не менее вражеская армия продвигалась вперед. Римляне прошли насквозь Линкестиду. Теперь на пути Гальбы и его войска лежала македонская область Эордея. На севере она граничила с Пелагонией, а с Линкестидой – на западе. Если же идти дальше на восток, то можно было достигнуть старой македонской столицы города Эги. События могли развиваться по двум сценариям. Первый – если римляне двинутся на соединение с дарданами в Пелагонии. Второй – если пойдут прямо на восток и возьмут Эги. Оба варианта не устраивали Филиппа. Поэтому царь завалил перевалы, ведущие в глубь страны, камнями и стволами деревьев. Он хотел любой ценой остановить римлян.
Не удалось. Македонская фаланга не умела сражаться среди поваленных деревьев. Отряды фракийцев-наемников с длинными мечами тоже не смогли остановить римлян. Тогда Филипп выслал вперед критян. Но и эти непревзойденные лучники не сумели пробить римскую оборону. Враги успешно загораживались щитами и шли вперед. Критяне стали швырять камни, но римляне сомкнули строй в «черепаху», и камни с грохотом отскакивали от стены щитов. Римляне сблизились с врагом, выскочили на перевал, сбили оттуда македонские дозоры и расчистили путь.
Ущелье преодолели легче, чем ожидали. Но о потерях римлян Тит Ливий опять умалчивает, а зря. Они были настолько серьезны, а сопротивление македонцев столь решительно, что консул не смог соединиться с дарданами. Вместо этого он разорил пограничную область Эордею, запасся провизией и повернул на юг, в Элимиотиду. Это было владение на границе с Эпиром. Одно время оно даже принадлежало эпиротам, но затем македонские государи присоединили Элимиотиду, хотя там и правила одно время династия вполне самостоятельных князей. Консул не добился успеха и здесь, после чего повернул на запад, в Орестиду. Он хотел вернуться к Лихнидскому озеру и приморским владениям римлян – Аполлонии и Диррахию.
В Орестиде Гальба с войском чуть не погиб, запертый у одной неприступной крепости. Консула спасла быстрота и решительность. Он кинулся на штурм, крепость капитулировала, а окружившие его македоняне отступили. Гальба повел свои легионы дальше и вернулся в Аполлонию. Таким образом консул совершил гигантский рейд по пограничным областям Македонии, но больших успехов не имел, зато понес значительные потери. В целом его действия были неудачны.
Может быть, пограничные жители начали против него партизанскую войну? Обычно об этом не пишут в летописях. Но иногда геройские действия партизан способны остановить даже великие армии. Впрочем, чтобы отступление не выглядело как бегство, Гальба приказал флоту римлян войти в Эгейское море и тревожить врага. Римская эскадра направилась к берегам острова Эвбея.
8. Этолийцы, атаманы, дарданы
Филипп со своей стороны попытался разбить дарданов на границе. Но (в который уже раз!) опоздал. Дарданы разграбили северные области Македонии и уходили с добычей. Филипп послал вслед начальника конницы Атенагора, которому передал и всю легкую пехоту. Царь приказал преследовать варваров и убивать без жалости, чтобы отбить охоту к набегам на Македонию.
Но плохие новости преследовали Филиппа. Теперь они шли из Этолии. Стратег этолийцев Дамокрит (тот самый, что за взятку агитировал своих против Рима) вдруг стал врагом Македонии. Может быть, он получил подношение от римлян? Ливий не пишет об этом; ему как римскому патриоту неприятно вспоминать такие вещи.
Дамокрит развил среди своих бешеную пропаганду антимакедонской войны. Он узнал о конной битве при Охридском озере, о вторжении Плеврата и Батона, а кроме того, что римский флот появился у острова Эвбея. Македония окружена вражескими племенами, а теперь заперта с моря. Настал тот самый момент, когда пора присоединиться к победителю. Дамокриту удалось уговорить воинственных сограждан взяться за оружие. Этолийцы присоединились к римлянам и вступили во Вторую Македонскую войну.
Тогда же царь атаманов Аминандр соединился с этолийцами и вошел в пределы Македонии с юга. Союзники осадили Керкиний, запиравший дорогу в Фессалию. Город был взят, разграблен и сожжен. Жители окрестных поселков немедленно побросали имущество и ушли в болота и горы. Дорога в Фессалию была открыта. Этолийцы бросились туда и разграбили районы возле горы Олимп. Один городок был при этом сожжен, другой сдался и вступил в Этолийский союз. Затем царь Аминандр захотел напасть на Гомфы – расположенное неподалеку от его страны укрепленное фессалийское поселение. Однако этолийцы жаждали легкой добычи. Влекомые жадностью, горцы устремились в долины Фессалии, подчищая поля, как саранча. Аминандр без большого энтузиазма следовал за своими алчными союзниками. Больше всего он опасался беспечности этолийцев, которые воевали как придется и даже считали излишним ставить укрепленный лагерь на ночь. Когда они остановились в открытом поле перед городом Фаркадоном, царь атаманов разбил лагерь в миле от своих легкомысленных союзников, облюбовав для этого небольшой холм.
Этолийцы словно забыли, что идет война: почти без оружия шатались по полям, захаживали в деревни, пьянствовали, не позаботившись даже выставить караулы. Нежданное появление Филиппа V с войском застало их врасплох. Этолийский стратег Дамокрит бросился к своим, пытаясь поднять на битву, но полупьяные воины в большинстве мирно похрапывали. Прозвучал сигнал тревоги. Суматоха поднялась такая, что из всадников многие забыли мечи, а большинство даже не пристегнули доспехи. Прославленная этолийская конница вступала в бой как придется.
Дамокрит впопыхах собрал отряд человек в 600 пехоты и конницы, вывел его против македонян. Филипп подходил с отборной конной дружиной, которую пополнил на родине. Именно эти кавалеристы, отлично вооруженные, в тяжелых кирасах, с кизиловыми трехметровыми копьями, с круглыми щитами и прямыми мечами, с перьями на касках, – именно они составляли цвет македонской армии.
Филипп со своими конниками врубился в толпу этолийцев и разметал их с первого удара. Противник бежал. Македоняне преследовали, рубили бегущих и брали в плен, выхватывая из толпы и окружая всадниками. Но охридский урок пошел впрок, и Филипп велел не увлекаться преследованием. Базилевс отправил легкие отряды конницы и пехоты за продовольствием, выставил караулы и стал поджидать полки тяжеловооруженных фалангитов, которые маршировали далеко позади и еще не успели к месту битвы. Когда фалангиты явились, Филипп велел им оставить знамена и оружие подле себя и наскоро подкрепиться. Из каждой роты (лоха) он отпускал за водой не более двух-трех человек: так сильно царь опасался внезапного нападения. Филипп умел делать правильные выводы из своих поражений.
Этолийцы тем временем кое-как укрепили лагерь. Но когда македоняне по сигналу царя медленно пошли в наступление, противник струсил. Горе-защитники бросили посты и кинулись к холму, где засел Аминандр со своими атаманами. Во время бегства многие этолийцы попали в плен, других изрубили македонские всадники. Так и видится торжествующая усмешка царя Филиппа, который сполна отомстил врагам.
Повальный грабеж и избиение продолжались весь день. В сумерках Филипп остановил резню и расположился у подножия холма, на вершине коего находились потрясенные атаманы и уцелевшие этолийцы. С ними царь рассчитывал поквитаться на рассвете.
Этолийцы не удержались и на холме. Они бросились дальше, увлекая за собой царька Аминандра и его воинов. Аминандр прекрасно знал местность и оказался полезен своим несчастливым союзникам как проводник. Он провел этолийцев горными тропами мимо врага, и уцелевшие отряды Дамокрита вернулись на родину.
В те же дни Филипп получил новые вести с севера. Там по-прежнему действовал его полководец Атенагор с легкими македонскими отрядами. Тот настиг дарданов, когда они уже возвращались в свои земли, и напал на их арьергарды. Дарданы развернулись и приняли бой. Упорная схватка не принесла победы ни одной стороне. Когда дарданы сочли, что отбились и продолжили путь, кавалеристы и лучники македонян вновь стали беспокоить их атаками. Сами дарданы, пишет Ливий, не имели таких родов войск и предпочитали тяжелое вооружение. Из этого следует, что кельтский элемент был в племени очень силен: основную часть войска составляли панцирная пехота, вооруженная мечами, и «рыцарская» кавалерия в массивных кольчугах. Впрочем, тяжелые панцири хорошо защитили «варваров». Убитых среди отступавших были считаные единицы, зато очень много раненых. Вступать же с ними в ближний бой Атенагор не решался: его бы смяли. Дарданы держали строй, подбирали раненых и отступали, неся потери.
Так Филипп благодаря умелым и стремительным действиям смог отбить трех противников: римлян, дарданов и этолийцев. Расскажем теперь о морских делах.
9. Римляне воюют на море
Римской эскадрой командовал легат Луций Апустий. Летом 200 г. до н. э. он стоял на острове Керкира. Затем по приказу Гальбы эскадра перешла к южному берегу Пелопоннеса и соединилась с флотом пергамского базилевса Аттала.
Афиняне, чья ненависть к Филиппу сдерживалась только страхом, решили отомстить царю за разграбление Аттики. Местные демагоги провели в народном собрании закон, повелевающий уничтожить все статуи Филиппа в Афинах. Мало того, предписывалось разбить все изображения предков Филиппа, включая знаменитого некогда «освободителя» города Деметрия Полиоркета, которому горожане говорили в свое время много льстивых речей. Народное собрание также постановило, чтобы в каждой молитве за войско, флот и успехи союзников присовокупляли бы проклятия в адрес Филиппа, его детей, царства и вообще всех македонян. Если же кто-то попытается оправдать Филиппа, такого апологета следовало убить.
Афиняне сами не понимали, что выставляют себя на посмешище перед Грецией, а заодно дискредитируют демократию. Пока другие государства воевали против Филиппа на суше и на море, выродившиеся потомки афинских героев изощрялись в пустых речах и смешных законах.
Аттал и Луций Апустий сперва явились в Пирей. Здесь провели несколько дней, удивленно слушая речи ораторов и читая законы в афинских ежедневных «газетах» (был у афинян такой жанр; конечно, речь идет не о современной периодике, но о медных и вощеных досках, на которых печатались законы и новости; они-то и играли в Древних Афинах роль прессы). Местные мыслители превозносили римлян и Аттала до небес – столь же рьяно, как когда-то превозносили Деметрия Полиоркета. У римлян – людей деловых и мужественных – это не вызвало ничего, кроме презрения.
Аттал и его римский союзник выработали план, который состоял в том, чтобы захватить несколько союзных Филиппу островов и лишить его морских баз на Архипелаге.
Первым делом римско-пергамская эскадра атаковала скалистый остров Андрос. Жители его считались союзниками Филиппа.
Апустий потребовал сдать Андрос, если граждане хотят избежать рабства и разорения. Те ответили, что в цитадели сидит македонский гарнизон, а потому капитулировать никак невозможно при всем желании. Римлянин не стал тратить время на пустые разговоры и начал штурм. Жители так перепугались, что бежали в акрополь почти без боя. Да и тот пал через два дня. Видимо, македонян там было очень мало, от силы несколько десятков, и погоды они не делали. А островитяне драться не желали и договорились, что сдадут город в обмен на свободу. И вот в одной одежде, без всякого имущества они переправились в Беотию. Римляне забрали в Андросе добычу и статуи, а сам город уступили Атталу. Царю не нужен был обезлюдевший остров, и он уговорил почти всех андросцев остаться. Вероятно, пергамский владыка пообещал какую-то материальную помощь разоренным островитянам.
После Андроса римляне и пергамцы отправились в Китну. Этот остров был укреплен гораздо серьезнее, а главное, защитники его сражались не в пример храбрее. Решив после нескольких дней безуспешной осады, что взятие крепости едва ли стоит затраченных усилий, союзники оставили Китну и двинулись дальше.
Дальнейшие пиратские рейды на островах едва ли стоят упоминания. Достаточно знать, что римляне и пергамцы двигались от острова к острову на север. В итоге союзники вышли к большому городу Кассандрии на южном берегу Македонии. Взятие города открыло бы дорогу в глубь страны. Но союзникам сильно не повезло. Когда флот обошел близлежащий мыс и подходил к самым стенам, налетела буря. Корабли швыряло во все стороны, трепало ветром… Кое-как удалось собрать флот и высадить на сушу десант. Тут выяснился неприятный сюрприз: в Кассандрии сидел сильный гарнизон. Царь Филипп прекрасно понимал стратегическую ценность города и не обольщался тем, что он стоял вроде как в глубоком тылу. Римляне кинулись на штурм, но он завершился неудачей. Нападавшие понесли большие потери. Луций Апустий приказал отходить. Союзники ушли на юг, разграбили по пути побережье и высадились на острове Эвбея, где у Аттала уже были свои базы. Рейд закончился.
Затем Аттал отправился в Гераклею, чтобы просить помощи у этолийцев. Те имели наглость сами попросить у пергамского царя тысячу солдат, мотивируя тем, что понесли большие потери в войне с Филиппом. Аттал сварливо напомнил, что в то время когда Филипп осаждал Пергам, этолийцы не прислали против македонян ни одного солдата. Эти ссоры, вполне в духе позднего эллинизма, завершились ничем, Аттал возвратился на Эвбею. Здесь он застал Луция Апустия с новым планом: взять укрепленный город Орей на севере острова. План выглядел вполне реалистичным, тем более что город римляне уже брали. Вскоре на подмогу союзникам пришло 20 родосских кораблей, так что антимакедонская коалиция обладала превосходством на море. Отчего бы не попытать счастья?
Родосцев отправили крейсировать возле порта Деметриады, в котором стояла эскадра Филиппа под командой его лучшего флотоводца Гераклида. С остальным флотом римляне и пергамцы двинулись к Орею.
Апустий и Аттал напали на врага с двух сторон. Римляне атаковали крепость, примыкавшую к морю, пергамцы пошли на штурм из долины. Действовали по-разному. Апустий придвигал к стенам «черепахи» – крытые навесы. Под ними прятались тараны, которые подводились к стене и расшатывали ее. Аттал приказал рыть подкопы, а тем временем отвлекал врага интенсивным обстрелом. Баллисты и катапульты метали камни и огромные стрелы.
Однако македонский гарнизон, более многочисленный, чем во время предыдущей осады, сражался храбро и не помышлял о сдаче. Тогда Апустий оставил перед городом часть солдат, а с другими переправился на материк и напал на лежащий поблизости город Лариса Кремаста. Римляне захватили ее. Лишь акрополь взять не удалось. Апустий вернулся к осажденному Орею.
Инженерные работы вокруг этого города завершились. Гарнизон был изможден постоянным обстрелом и штурмами. Почти все защитники Орея получили ранения. Сил не хватало. И все же город сражался. Наконец однажды ночью большой кусок стены рухнул под напором таранов. Через пролом римляне ворвались в ту часть города, что примыкала к гавани. Отсюда дали сигнал Атталу, и на рассвете он предпринял штурм с суши, захватив полуразрушенные стены и ворвавшись в кварталы. Закипели уличные бои. Гарнизон и жители отступили во внутреннюю крепость, но через два дня сдались. Город достался пергамскому царю, пленные – римлянам. Те продали живую добычу в рабство с торгов.
Подвиг защитников Орея не был напрасным. Потери союзников оказались столь велики, что те не решились продолжать военные действия. Забеспокоившись о приближении сезона штормов, римляне, родосцы и пергамцы отбыли в Пирей, а оттуда разбрелись на свои военные базы. Луций Апустий вернулся на Керкиру, родосцы – к себе на родину, а царь Аттал остался в Аттике на таинства, посвященные богине плодородия Деметре. По окончании религиозных мистерий он отбыл в Пергам. Так завершилась римская кампания 200 г. до н. э. на суше и на море.
Филипп V еще продолжал военные действия. После того как римлян и их союзников удалось отбросить, он напал на этолийцев и осадил их город Тавмаки на границе Фессалии. Место было хорошо укреплено. Филипп возводил против него насыпи и плетеные навесы. Он уже намеревался подвести к стене таран, но к этолийцам прибыли подкрепления, пробились в город, пополнили гарнизон, укрепили стены и постоянными вылазками тревожили войска Филиппа. Тем временем началась осенняя слякоть. Приближалась зима. Царь отказался от дальнейшей осады и отвел воинов на зимние квартиры.
Общие итоги кампании были неутешительны. Македония попала в стратегическое окружение. Ситуация очень напоминала изоляцию Пруссии во время Семилетней войны в XVIII веке. Филипп воевал с врагами один на один. Могущественное Сирийское царство во главе с Антиохом Великим было слишком далеко и вело войну исходя из собственных интересов. Небольшая Вифиния не играла серьезной роли в борьбе. Ахайя хранила нейтралитет.
Филипп пытался укрепить хотя бы действующие союзы, а заодно и тылы. Он отправил дипломатов в Ахайю. Чтобы заручиться поддержкой этого обширного союза, царь передал ахейцам еще несколько районов и крепостей на Пелопоннесе, но те по-прежнему не оказывали македонскому царю никакой помощи.
Затем под каким-то предлогом базилевс арестовал своего наварха Гераклида. Этот грек оказался слишком ярок, для того чтобы занимать командные должности. Аристократическое общество вообще не терпит выскочек. Его арест совершился в угоду македонским аристократам. Больше имя наварха не встречается на страницах истории. В тюрьме он окончил дни или на свободе, неясно.
Филипп стал готовиться к продолжению войны. Причем так тщательно, как никогда прежде. Обучал наемников и македонских солдат. Пополнял полки. Расставлял гарнизоны в греческих городах. Занимался снабжением. Готовил запасы. Пытался предусмотреть каждую мелочь. Кампания следующего года обещала быть жаркой…
10. Позиционная война
В 199 г. до н. э. римскими войсками в Македонии командовал уже новый консул Публий Виллий, сменивший Сульпиция Гальбу. В воинских лагерях Виллий застал мятеж. Бунтовали две тысячи легионеров-ветеранов, чей срок службы давно истек. Они сражались еще против Ганнибала, участвовали в разгроме карфагенской армии в Африке на Великих равнинах у города Зама. Затем были переброшены на Сицилию, а оттуда примерно через год – на Балканы. Теперь солдаты хотели вернуться к родным очагам. Консул Виллий сказал им, что просьба вполне законна, но мятежников он слушать не намерен. Если солдаты прекратят бунт и вернутся в строй, он по всей форме доложит сенату об их просьбе. Пусть решают отцы-сенаторы. Покорностью легионеры скорее добьются отставки, чем упрямством… Легионеры приняли условия консула и вернулись к исполнению повседневных обязанностей. И очень вовремя – едва началась весна, Филипп V перешел в наступление.
На сей раз у него были развязаны руки не только на суше, но и на море. Пергамского царя Аттала удалось нейтрализовать. Правитель Вифинии Прусий I – союзник Филиппа – напал на Пергам. Один на один пергамцы обычно жестоко били вифинов. Но Прусия поддержал Зевксид – сатрап Лидии. Вдвоем они так стеснили пергамцев, что Атталу стало не до европейских событий.
Сам Филипп в качестве главного театра войны выбрал северную область Эпирского союза – Хаонию. Она граничила с римскими владениям, что и объясняло выбор.
К тому времени Эпирский союз почти развалился. Часть его земель – Тимфаю и Паравею – Филипп присоединил к своему царству. Земля молоссов – бывший центр Эпира – обезлюдела и лежала в упадке. Область атаманов образовала независимое царство, дружественное Римской республике. Хаония также склонилась к дружбе с Римом.
Филипп наступал по долине реки Аой. Македонский базилевс направил по этой дороге легковооруженные отряды под командой Атенагора, а сам с тяжеловооруженной пехотой двигался следом. От разведчиков он узнал, что римляне уже неподалеку. Царь расположился лагерем на двух соседних горах, контролировавших долину и удобных для обороны. Наученный горьким опытом поражений, базилевс проявлял осторожность.
Римский консул Публий Виллий занял северную часть страны хаонов. Он действовал хуже Гальбы. Может быть, консул не мог положиться на своих солдат. Или не отличался решительностью. Началась классическая позиционная война. Стороны испытывали друг друга в мелких схватках, но избегали сражения. Виллий рапортовал в Рим о победах. На бумаге потери македонян исчислялись тысячами. Реально Филипп терял считаные единицы солдат, трепал римлян и закалял войско в мелких схватках с противником, приучая к виду врага.
Римский флот тоже бездействовал. Знать, велики были потери римлян в прошлой кампании. Сил для активных действий попросту не хватало. Ждали подкреплений. А что же Родос? С родосцами успешно сражались новые македонские флотоводцы. Так Филипп постепенно выправил ситуацию. Казалось, перелом в войне уже не за горами. Но тут римляне прислали на Балканы новое войско и нового полководца. Им стал Тит Квинкций Фламинин.