Филипп V. Взлет и падение эллинистической Македонии — страница 7 из 10

Перелом

1. Новый начальник

Влиятельный аристократ Фламинин выиграл в Риме консульские выборы на пару с другим соискателем. Так что полномочия Виллия, командовавшего в Эпире, прекратились. Солдаты ждали прибытия нового начальника.

В Риме существовал тогда любопытный обычай: консулы делили провинции и армии по жребию. Метнули его и на этот раз. Македонский фронт достался Титу Фламинину. Туда он должен был привести свежее войско, набранное в Италии.

Фламинин был молод, умен и имел привлекательную внешность. Кроме того, дома он получил греческое образование, читал философов и говорил на чистейшем аттическом наречии без акцента. Это был умнейший и самый опасный противник Филиппа из всех.

Консул Тит брал в легионы предпочтительно тех, кто воевал в Африке и Испании против Карфагена. Вскоре он переправился на Керкиру, имея 8000 пехоты и 800 всадников. Это были значительные подкрепления для армии, два года сражавшейся на Балканах. С острова консул переправился на континент, поскакал в римский лагерь Виллия и, отослав неудачливого военачальника в Италию, вступил в командование войсками. Дальнейший сценарий виделся Фламинину следующим: навязать противнику сражение, разбить и как можно скорее закончить войну.

Планов действий имелось два. Можно пойти на лагерь Филиппа V в горных проходах, штурмовать позицию, выбить царя и ударить прямо на Македонию. Это был очень трудный план, рассчитанный на героев. Сложно выбить врага из естественной крепости. Но был и другой вариант. Пойти в обход мимо Охридского озера. Тогда Филипп покинет без боя укрепленную позицию, подставит себя под удар и будет разбит. Консул поначалу склонялся ко второму решению. Оно привлекало внешним изяществом и небольшими потерями солдат. Но Гальба уже поступил так в свое время, и маневры у Охридского озера завершились ничем. Римляне заблудились, а Филипп удачно атаковал их армию небольшими отрядами и заставил уйти. Не повторится ли то же самое?

Поэтому Тит Квинкций Фламинин после долгих раздумий отверг второй план как не сулящий быстрой победы. Решено было атаковать македонян в лоб. Но как? Больше месяца Тит со своей армией стоял перед врагом и искал слабое место.

Филипп занервничал. Царь прекрасно понимал, что его солдаты хуже римских. Да и ресурсы балканской страны неизмеримо меньше, чем у Рима, который контролировал всю Италию, часть Испании и несколько крупных островов в Средиземном море. В итоге базилевс попытался заключить мир с Римской республикой. Посредниками стали тогдашний стратег Эпирского союза Павсаний и его заместитель, начальник конницы Александр. Они договорились о встрече римского полководца и македонского царя и свели их в том месте, где река Аой тесно зажата отвесными берегами. Начался диалог.

Царь попросил мира, консул ответил. Римляне готовы заключить мир. Условия таковы: Филипп должен освободить несколько городов и областей, которыми владеет незаконно, и возместить все военные издержки. Царь соглашался вернуть лишь часть территорий.

– Но, – добавил он, – я предлагаю выбрать третейских судей, для того чтобы решить, какой город занят мною законно на основе отеческого права или в качестве возмездия за обиды, а какой надо вернуть. Судьями пусть станут беспристрастные люди из городов, не участвующих в войне.

Тит Фламинин нетерпеливо прервал царя:

– Нет нужды ни в посреднике, ни в судье. Каждому ясно, кто виноват. На Филиппа никто не нападал, он первым прибегнул к силе.

– Хорошо, какие ты хочешь заставить меня освободить города? – вопросил царь.

– В первую очередь – все фессалийские, – сообщил консул.

Это было неслыханное требование. Фессалия принадлежала еще Филиппу II и Александру Великому. Македонские цари считали ее своим исконным владением.

– Такие требования не предъявляют и побежденным! – воскликнул Филипп V в гневе. Он развернулся и ускакал. Сопровождавшие царя и консула люди едва удержались от перестрелки.

На другой день начались стычки между отрядами противников. Римляне вытеснили македонян на скалистые кручи. Эти места были искусно укреплены Филиппом и снабжены метательными орудиями. Римляне штурмовали высоты, но понесли большие потери и отступили. Беспорядочная битва закончилась с наступлением ночи.

Ночью к Титу Фламинину привели какого-то эпирского пастуха. Пастух прекрасно знал местность. За деньги он брался провести римлян удобной тропой на скалы, расположенные выше позиций македонян. Тогда римские солдаты смогут легко и безнаказанно расстрелять врага сверху. Консул долго колебался. Желание разбить Филиппа боролось в нем с осторожностью. А если пастух лжет? Фламинин рискнул.

Чтобы отвлечь внимание врага, он два дня штурмовал перевалы, заменял уставших бойцов свежими и не давал македонянам покоя. Тем временем отрядил 4000 пехоты и 300 всадников для обхода противника сверху. Конницу было приказано вести до тех пор, пока позволяет местность. Если она окажется непроходимой для лошадей, их следовало оставить на ближайшей поляне и двигаться дальше пешком.

– Как только взберетесь наверх, подадите сигнал дымом, – распорядился Тит.

Затем велел связать руки проводнику и убить его при первом подозрении в измене. Пастух трепетал, как лист.

Отряд шел три дня. Наконец на вершине повалил дым. Фламинин сообразил, что авантюра увенчалась успехом. Тогда консул разделил свои силы на три части. Сам он с отборными воинами двинулся против центра неприятеля, а левый и правый фланги бросил против лагеря и караулов. Филипп вывел армию из лагеря и принял бой. Рано или поздно ему нужно было это сделать.

Македоняне втянулись в сражение, постепенно спустились в долину и подверглись агрессивным атакам римлян. Против легионеров они оказались слабы. Постепенно их оттеснили в горы. Но тут уже римляне увлеклись наступлением. Безрассудно идя вперед, они потеряли преимущества первой атаки и оказались запертыми в теснинах. Солдаты Филиппа деловито и методично убивали врагов. Римляне находились на грани разгрома, когда в тылу македонян раздался громовой крик: это наступали 4000 легионеров, отправленных в обход. Удар в тыл стал полнейшей неожиданностью. Строй македонян рассыпался. Царские солдаты совсем потеряли голову. Многие бежали, другие сбились в фалангу, оказались окружены и обречены на гибель. Победа Рима могла стать полной, но силы легионеров были подорваны предыдущей фазой сражения. Солдаты устали, в подразделениях оказалось много убитых и раненых. Конница не могла развернуться в теснинах. Тяжелое вооружение легионеров мешало преследовать врага в горах. Все это спасло воинов Филиппа.

Сам царь проскакал пять миль, остановился на каком-то холме и стал скликать разбежавшихся солдат. Это удалось на диво легко. Как видно, частичная неудача несильно подорвала мощь македонской армии. Ее потери в битве за перевалы исчислялись двумя тысячами солдат (Ливий, приводя эту цифру, умалчивает о потерях римлян, но они, конечно, сопоставимы).

И все-таки консулу удалось главное: он прорвал оборону Филиппа и вывел войну из позиционного тупика. Македонский царь увел свое войско в Фессалию. Его оперативное положение сильно ухудшилось. К тому же базилевс применил непопулярную тактику выжженной земли: по дороге разрушал города, а жителей угонял. Даже враг не мог причинить большего бедствия. Главное, что эти методы оказались бесполезны. Говорят, Филиппу было очень горько разорять земли своих же союзников. Но он не мог защитить страну и не хотел, чтобы она доставалась римлянам. Война шла насмерть.

Царь опустошил и разрушил пять городов. Шестой из них, Феры, закрыл ворота, как будто подошел враг. Обескураженный Филипп обошел Феры стороной и отправился в Македонию.

2. Римские союзники поднимают голову

Заслышав об успехах римлян и отходе Филиппа, активизировались этолийцы. Их банды прискакали в Фессалию и принялись опустошать поля. Два фессалийских города были взяты грабителями, еще два отбились. В итоге горцы разграбили всю Южную Фессалию. Затем повернули в Долопию. Эта пограничная область принадлежала в разное время то Эпиру, то Греции. Теперь она входила в состав Фессалии, а через нее – в Македонию. Этолийцы захватили главную крепость Долопии и присоединили область к своим владениям. Многие фессалийцы потеряли голову, покидали дома и пытались уйти в Македонию. Враги настигали колонны беженцев на дорогах и беспощадно вырезали.

Одновременно повел наступление Аминандр – царек атаманов. Он больше не доверял этолийцам и действовал самостоятельно. Аминандр претендовал на западные области Фессалии, примыкавшие к его родине. Для начала он взял какую-то незначительную крепостцу, а затем подступил к городу Гомфы. Его жители держались несколько дней и сдались не раньше, чем к их стенам были приставлены лестницы. По тем временам всеобщего шкурничества и предательства это был подлинный героизм! Затем Аминандру сдались еще шесть крепостей. Фессалия распадалась буквально на глазах. При этом главный враг – римляне – еще не подошел к фессалийским границам.

* * *

После того как Филиппа удалось выбить с неприступной позиции на реке Аой, Фламинин повернул на юг, чтобы захватить Эпир. Сил для наступления прямо на Македонию не было, что говорит лишний раз о величине потерь. Римский полководец хотел пополнить легионы, а заодно обеспечить армии крепкий тыл. К нему должны были подойти легионеры, переброшенные из Италии на остров Керкира, а пока Фламинин улучшал позиции, чтобы не терять время.

Эпироты повели себя по отношению к Македонии как предатели. Города и деревни переходили на сторону римлян. Верность базилевсу сохранил лишь очередной стратег Эпирского союза Хароп с небольшой дружиной. Но его власть уже никто не признавал. Эпирский союз распался, как и Фессалия.

Фламинин охотно прощал эпиротов, заключал отдельные союзы с городами и областями, запрещал воинам эксцессы и впервые надел маску освободителя. Эта маска оказалась ему к лицу. Впоследствии Тит столь удачно использовал ее, что обманул даже классика исторической науки Моммзена. Тот искренне считал Фламинина эллинофилом и освободителем Греции, хотя речь шла всего лишь об удачном применении тезиса «разделяй и властвуй», которым римляне пользовались, чтобы разобщить противников.

Тит щеголял знанием греческого языка и культуры, много рассуждал о демократии, о своем желании освободить греков. Припомнил, что римляне грекам – отдаленная родня.

Склонив на свою сторону Эпир, римский полководец вызвал к себе Аминандра. Теперь он нуждался не столько в подкреплениях, которые как раз подошли с Керкиры, сколько в проводниках. Аминандр привел знатоков местности. Фламинин со своей стороны нанял вспомогательные отряды иллирийцев, а заодно принял множество эпирских добровольцев, которые составили целые таксисы (батальоны) на службе у римлян. Его армия выросла, солдаты отъелись и отдохнули. Можно было начинать вторжение. Тит Фламинин не замедлил это сделать. Местом для нового удара он выбрал Фессалию.

3. Фессалия и Эвбея

Первым фессалийским городом, на который напали римляне, была Фалория. Ее оборонял двухтысячный гарнизон македонян. Защитники мужественно сопротивлялись, отбив несколько приступов. Тогда Фламинин приказал непрерывно штурмовать стены, сменяя уставшие отряды и не давая врагу передышки. Македоняне впервые столкнулись с использованием такой тактики. Усталые, измученные ранами и бессонницей, они были на грани сдачи. Фламинин торжествовал.

– Стоит взять одну крепость, – говорил он, – и остальные посыплются в наши руки как спелые яблоки.

Фалория пала. Римлянин уже достаточно изучил психологию греков. Действительно, из нескольких городов Фессалии прискакали гонцы с предложением капитуляции. Островки сопротивления сохранялись там, где сидели македонские гарнизоны. Таких мест было мало. Одно из них, Эгиний (совр. Калабаки), расположенный на берегу горной речки возле отвесных скал, Тит вообще обошел стороной. Он не хотел тратить время на бесполезные осады и изнурять армию. Полководец искал решительного сражения. Покамест консул передвинул войска к Гомфам. Так искусный игрок двигает фигуру на шахматной доске, чтобы улучшить позицию. Но люди – не шахматные фигуры, они хотят есть и пить. А припасы подходили к концу. Пограничные области заблаговременно разорил Филипп. В Эпире Тит Фламинин почти не делал запасов: воинам запрещалось грабить. Пришлось ждать подвоза с Керкиры. Он занял несколько дней. Решив проблему снабжения, консул продолжал поход. Армия направилась к большому городу Лариса, одному из главных в Фессалии. Подходы к ней защищала крепость Атрак. Римляне осадили ее. Филипп V ждал развития событий севернее, заняв удобную позицию в Темпейской долине, что прикрывала подступы к Македонии.

Тем временем небольшая римская эскадра под командой Луция Квинкция – родного брата консула Тита Квинкция Фламинина – вошла в Эгейское море. Как пылинка обрастает воздушными парами и превращается в крупную каплю дождя, так и римский флот оброс союзниками и превратился в грозную силу.

Тит считался в Риме эллинофилом, но еще большим эллинофилом был его брат Луций.

Римляне воевали. Из Пергама пришел царь Аттал с двадцатью четырьмя квинквиремами. Из того, что силы пергамцев высвободились, мы можем заключить: Аттал помирился с Антиохом Великим и вифинским Прусием. По намекам Тита Ливия можно предположить, что Антиоха уговорили выйти из игры римляне. То ли угрозами, то ли интригами они посеяли рознь между двумя крупнейшими эллинистическими царями. Антиох предал Филиппа. Впоследствии македонский царь поведет себя очень недальновидно и отомстит Антиоху, перейдя на сторону римлян против него. Но пока Антиох прекратил войну с Атталом. Прусий в одиночку тоже не решился нападать на Пергам. Аттал пришел на подмогу Луцию.

Еще один флот приплыл с Родоса. В нем было 20 больших кораблей. Эскадрой командовал наварх Агесимброт.

Соединившись у острова Андрос, союзники попытались захватить Эвбею. Этот остров упорно держал сторону македонян. Здесь базировались пираты, терроризировавшие южное побережье Эгеиды.

В прошлых кампаниях римляне добились на Эвбее минимальных успехов. Даже если они занимали какие-то города, пираты и македонские десанты быстро отбивали их обратно. И вот легионерам удалось закрепиться в Орее. Но главный город острова, Халкида, оставался в руках македонян. Там сидел стратег Филокл, который командовал обороной острова.

Теперь союзники изменили план захвата Эвбеи. Они ударили не по Халкиде, а по другому крупному городу – Эретрии. Помогли афиняне, снарядив пару кораблей.

Три эскадры союзников беспрерывно атаковали Эретрию. Они подвезли в изобилии съестных и военных припасов. Кипели жаркие битвы. Горожане упорно дрались на стенах. Римляне обстреливали их из катапульт и баллист, устраивали стычки. Множество защитников были убиты и ранены, все обессилели. После того как метательные орудия обрушили участок стены, жители выразили готовность капитулировать.

Но помимо них Эретрию защищал македонский гарнизон, и он не собирался капитулировать. К тому же Филокл прислал гонца с приказом держаться, а он-де пришлет подкрепления.

Филокл сдержал слово. Он выступил в поход, чтобы деблокировать Эретрию. Однако выступление закончилось неудачей. Узнав о поражении Филокла (уж об этом римляне позаботились – информация дошла тотчас), защитники Эретрии приуныли. Сопротивление теряло смысл. Надо было сдаваться, но кому? На милосердие римлян рассчитывать не приходилось. Эти люди, умевшие выпускать противникам кишки своими короткими мечами во время боя, были столь же безжалостны после побед. Поэтому эретрийцы решили сдаться не Луцию Квинкцию, а царю Атталу. Начались переговоры. Аттал обещал заступиться перед Луцием. Время шло.

Заминка сыграла с горожанами злую шутку. Они стали караулить стены крайне небрежно. Усталость тоже брала свое. Все рассчитывали на скорый мир и не могли находиться в напряжении.

Луций Квинкций ночью приставил лестницы к участку стены, который почти не охранялся, и проник в город. Началась сумятица, но защитники быстро овладели собой, похватали жен, детей и ушли в цитадель. Впрочем, держаться там не имело смысла. Через несколько дней эретрийцы сдались римлянам без всяких условий.

Награбив в Эретрии всякого антиквариата – картин, статуй, изящных безделушек, Луций перешел к другой эвбейской крепости – Каристы, которая имела репутацию неприступной.

При первом приближении римлян жители Карист побросали имущество и укрылись в акрополе (кремле). Это произошло даже прежде, чем воины Луция осуществили высадку с кораблей. А когда римляне высадились, из цитадели явилось посольство. Жители Карист предлагали перейти в подданство римлян и передавали сенату свой город. Луций Квинкций возликовал. Сильнейшая крепость острова досталась ему без боя. Горожанам Луций даровал жизнь и свободу, а с македонян взял приличный выкуп и разрешил без оружия уйти к своим.

Тем временем старший брат флотоводца консул Тит Фламинин воевал в Фессалии и вел осаду крепости Атрак, чтобы прорваться к одному из ключевых городов – Ларисе. Осада затянулась и стоила римлянам больших жертв. Македоняне оказали сопротивление там, где консул меньше всего этого ожидал. Он был уверен, что самое трудное – разрушить стену, а дальше останется только догонять и резать защитников, как это обычно бывало. Но случилось иное. Когда часть стены рухнула под ударами таранов и легионеры ворвались в узкие улочки Атрака, борьбу пришлось начинать заново. Завидев римлян, перелезающих через руины, македоняне выстроились глубокой фалангой и ударили в копья. Римляне были отброшены.

Консул тяжело переживал неудачу. Он считал, что судьба всей войны висит на волоске, ибо зависит от ничтожнейших обстоятельств. Полководец приказал расчистить завалы, соорудил высокую башню по образцу древних гелеполид, начинил ее гастрафетами, арбалетами, баллистами, катапультами. И под прикрытием плотного обстрела, который вели из башни, бросал на штурм манипул за манипулом. С боевыми значками, под звук букцинов (род боевых труб) римляне бросались в пролом. Их встречала македонская фаланга, вооруженная тяжелыми сарисами. Коротенькие мечи римлян оказались бесполезны в этих боях. Римские трупы повисали на копьях несокрушимой македонской пехоты. Вдобавок осадная башня застряла в неплотно утрамбованной земле и дала опасный крен. Римляне поспешно отступили, если не сказать – бежали. Фламинин был близок к отчаянию. Поскольку состязание в выучке и военном искусстве было явно не в пользу римлян, консул снял осаду. Приближалась зима. А с нею – конец кампании. Зимовать в горах Фламинин не мог хотя бы потому, что войско нечем было снабжать. Грабеж отвратил бы от римлян эпиротов. Большие территории, захваченные в ходе кампании, могли быть утрачены. Но покидать Балканы Фламинин считал опасным с точки зрения репутации. Для зимовки следовало выбрать такое место, откуда можно угрожать Филиппу, контролировать действия союзников и наблюдать за врагами.

4. Измена ахейцев

Таким местом оказалась Антикира. Этот город лежал у Коринфского залива, неподалеку от Фессалии. Римляне уже разоряли его во время 1-й Македонской войны. Однако Антикиру вновь заселили враги квиритов – фокейцы. Они держали сторону Филиппа. Теперь пришлось брать город вновь. Он пал после короткого штурма. Это подняло настроение легионерам. Римляне принялись грабить Фокиду и брать ее города один за другим. Вскоре вся небольшая область была захвачена. Одним союзником у Филиппа стало меньше. Остатки непокорных фокейцев укрылись в столичном городе Элатея. Фламинин обложил ее. При этом организовал подвоз припасов морем в свой лагерь. Это был первый случай в римской истории, когда наступающая армия организовала подвоз продовольствия, а не питалась за счет побежденных. Понятно, что этот «цивилизованный» способ войны не стал правилом для циничных и хитрых римлян. Он являлся лишь способом не ссориться раньше времени с греками и снискать популярность у самых недальновидных.

Пока консул осаждал Элатею, у него появилась надежда на большее: переманить на сторону Рима Ахейский союз. Это означало бы коренной перелом в войне на Балканах. Тит Квинкций преуспел и в этом.

Как и почему ахейцы решили предать Филиппа, остается неясным. Наверняка не обошлось без вмешательства римских лазутчиков и посредничества Аттала. В союзе случился переворот. Стратег Киклаид – сторонник Филиппа – был низложен и бежал. Новым стратегом стал Аристен, возглавлявший проримскую партию.

После этого римляне, родосцы и пергамцы напали на ахейский город Коринф, который защищали македоняне. Захват Коринфа позволил бы отрезать Ахайю от Македонии и облегчил переход союза на сторону Рима.

Нападавшими командовали Луций Квинкций, царь Аттал Пергамский и наварх Агесимброт с острова Родос. Перед началом осады они отправили послов к ахейцам, уговаривая отпасть от Филиппа в обмен на еще не взятый Коринф. Ахейцы колебались и устроили конгресс в Сикионе. На нем присутствовали македонские дипломаты. Несколько дней они убеждали, подкупали, вели переговоры. Но военные победы римлян, деньги пергамцев, аргументы родосцев оказались убедительнее.

Было назначено решающее собрание совета Ахейского союза. Когда стратег Аристен через глашатая предложил коллегам высказаться, никто не торопился брать слово. Все поглядывали друг на друга и молчали. Для болтливых греков это было чем-то из ряда вон выходящим. Пришлось заговорить самому Аристену. Хотя он был предельно осторожен, потребовалось принять решение, и тогда предательство стратега вышло наружу.

– Где же ваши душевные порывы, ахейцы? – демагогически начал Аристен. – Ведь на пирушках и в разговорах вы чуть не в драку лезли – кто за римлян, кто за Филиппа. Вот это была настоящая демократия! А теперь вы как воды в рот набрали. Почему же стесняетесь высказаться?

В ответ – тишина. Было слышно, как шелестят плащи. Аристену отступать было некуда. Он продолжал.

– Будь я частным лицом, то, наверное, имел бы право молчать. Но как стратег союза и честный гражданин я просто обязан высказаться и отпустить послов Рима и Македонии с каким-то ответом. Одна страна будет нашим союзником, а другая – врагом. Быть в стороне больше нельзя, когда война у наших ворот.

Собрание упорно молчало.

– Но как я могу принять чью-то сторону без вашего решения? – пытался Аристен уйти от ответственности. – Римляне, родосцы и базилевс Аттал ищут дружбы и союза с нами против Филиппа. С другой стороны, Филипп говорит, что удовольствуется нашим нейтралитетом. А вы не задумывались – с чего бы это? Тут дело не в скромности Филиппа, а в его поражении. Он же проиграл войну! Где он? Где его войска? Только македонский посол Клеомедонт явился к нам в Сикион. Вот и все воинство. А римляне и их союзники идут от успеха к успеху. Мы видим их добычу, пленных, трофеи. Легионеры спокойно разгуливают по Фокиде. А ведь это совсем рядом с нами. Ну а Филипп где? Его нет.

Собрание хранило тишину. Аристен перевел дух и продолжал:

– Кстати, Филипп нас в прошлом году даже от Набиса не защитил. Разве есть прок от такого союзника? Пусть Филипп поймет, что его друзья, не видя от него помощи, могут руководствоваться собственным интересом.

Полную речь стратега Тит Ливий приводит на трех страницах. Это шедевр ораторского искусства и одновременно образчик самого неприкрытого шкурничества. Аристен цинично предлагал выбрать сторону сильного, а слабеющего македонского зверя предать. Лишь после окончания его речи раздались крики. Одни из ахейцев кричали за Рим, другие – за Македонию. Они едва не набросились друг на друга с кулаками. Однако перевес сторонников предательства был очевиден: их оказалось больше, и они после речи Аристена высказывали свое мнение открыто. Даже десять высших должностных лиц союза (так называемые демиурги) разделились по пять человек и стали ожесточенно спорить друг с другом. Молодежь склонялась на сторону Филиппа. Старые опытные политики хотели, напротив, сдать македонцев, а в римлянах видели гарантов стабильности и социального неравенства, столь желанного для местных аристократов. Распря в союзе пошла между отцами и сыновьями. Доходило до рукоприкладства и взаимных проклятий. Ахайя стояла на пороге гражданской войны. Голосование так и не состоялось.

Дело решил частный случай. У зажиточного гражданина Писия был сын – демиург Мемнон. Писий долго умолял отпрыска, чтобы тот предал Филиппа. Это не помогало. Тогда отец проклял собственное чадо и пригрозил, что убьет его собственной рукой. Сыновний долг Мемнона возобладал над государственными соображениями: демиург проголосовал за союз с Римом и дал необходимый перевес партии предателей. Шестью голосами против четырех демиурги санкционировали войну на стороне Рима. Это был полный крах дипломатии Филиппа. Македонян бросил последний крупный союзник.

Впрочем, такое решение признали не все. Например, ахейский город Димы оставался верен Филиппу. Римляне недавно разграбили его, но Филипп выкупил жителей и вернул им свободу. Теперь димейцы сохранили верность македонскому базилевсу. Верность сохранил и Аргос. Он был связан с македонянами узами родства и гостеприимства. Древняя легенда гласила, что из Аргоса вышли первые македонские цари. Жители Мегалополя – родины Филопемена – тоже не покинули Филиппа в беде.

Делегаты этих трех городов заявили, что не подчинятся собранию, и ушли. У некоторых эллинов еще сохранялись остатки благородства, хотя и в гомеопатической дозе.

Прочие ахейские города спешно заключили союз с Родосом и Пергамом. Аналогичный союз с римлянами подписать было нельзя. Такой договор должен был утвердить прежде сенат. То есть ахейским посланцам требовалось ехать в Рим на поклон. Поездку отложили до лучших времен и включились в войну по факту. В ахейских предателях проснулось рвение. Они жаждали выслужиться.

5. Коринф в осаде

Римский наварх Луций Квинкций уже занял Кенхреи – одну из двух гаваней Коринфа, обращенную к Ионическому морю. Сам Коринф отстоял от побережья на некотором расстоянии. Город блокировали.

Скоро на подмогу Луцию подошло ахейское ополчение. Оно расположилось у тех ворот, что вели к Сикиону. Римляне осаждали часть города, обращенную к Кенхреям. Аттал перевел своих солдат чрез Истм и осадил вторую гавань Коринфа, обращенную в сторону Эгейского моря. Она называлась Ленхей. Сперва осаду вели медленно и как-то неохотно. Надеялись на предательство, но не тут-то было.

Македонским гарнизоном в городе командовал полководец Андросфен. Жители Коринфа любили его за прямоту и честность. Что касается гарнизона, то это были не менее храбрые солдаты, чем защитники крепости Атрак. Граждане Коринфа тоже вооружились и решили сражаться. Кроме того, в Коринф стеклось большое число перебежчиков и всяких авантюристов. Обретались тут бывшие наемники Ганнибала и греко-иллирийские дезертиры из римского флота. Рассчитывать на пощаду не приходилось, поэтому они считались надежнейшими солдатами.

Начались бои. Энергичнее всех действовали римляне. Им удалось разрушить тараном часть городской стены. Македонские воины бросились защищать брешь. Римляне в свою очередь поспешили к пролому, чтобы ворваться в город. Легионеров отбросили после короткой схватки. Против сомкнутого строя и шеренги длинных сарис римляне вновь оказались бессильны. Но на выручку быстро прибежали ахейцы и пергамцы. В их войске были тяжеловооруженные гоплиты с копьями и щитами. Положение сейчас же переменилось. Гоплиты стали медленно вдавливать македонян в город.

Дело спасла морская пехота Коринфа. Ее составляли те самые перебежчики, о которых говорилось выше. Эти отчаянные ребята кинулись в брешь и отбили натиск. К вечеру защитники Коринфа соорудили баррикаду. Враги были отброшены от стен с большими потерями.

Филипп не бросил в беде своих. На выручку Коринфу он послал Филокла. Тот собрал полторы тысячи воинов на Эвбее и ринулся выручать осажденных. Переправился в Беотию, оттуда на легких беспалубных кораблях – в Ленхей, гавань Коринфа на Эгеиде. Гавань эту все еще осаждал Аттал. При первых слухах о приближении закаленных македонских воинов пергамский царь впал в панику. Своему римскому союзнику Луцию Квинкцию он предложил немедленно сжечь осадные орудия и спасаться, покуда целы. Луций поупрямился, но потом дал себя убедить. Аттал напел ему, что это лишь авангард войск Филиппа. К тому же Филокл рассредоточил свой отряд так, что нацелился сразу на несколько коринфских ворот. Если бы осажденные сделали вылазку, римлянам было несдобровать. Квинкций и Аттал отпустили ахейцев домой, а сами увели воинов на корабли. Луций вернулся на Керкиру, а пергамский царь ушел с флотом в Пирей.

Македоняне еще раз доказали, что умеют драться, если речь идет о столкновении небольших отрядов.

6. Элатея и Аргос

Тем временем Тит Квинкций Фламинин с главной армией осаждал Элатею и попытался склонить к измене старейшин города. Напирал на то, что после падения Элатеи все уважаемые люди потеряют имущество и накопления. А некоторые – и жизнь. Старейшины отвечали, что рады бы сдаться, но македонский гарнизон в городе слишком силен. Любая попытка сдаться кончится плохо.

Фламинин не стал больше тратить время на бесплодные переговоры. Следовало рисковать и нести потери. Он окружил город, изготовил осадные орудия и напал сразу в нескольких местах. Грохот, шум, свист стрел и камней неслись отовсюду. В одном месте таран расшатал стену меж двумя башнями, и она со страшным грохотом рухнула. Консул Тит немедленно бросил в пролом пять манипул пехоты. Македонцы кинулись к пролому, чтобы защитить город. Но штурм продолжался повсюду. Вокруг пролома закипела схватка. Македоняне опять действовали фалангой и били римлян. Однако в других местах легионеры уже взобрались на стены и перекололи защитников. В ближнем бою врассыпную короткие мечи легионеров оказались эффективнее, чем оружие врага. А легкой пехоты, чтобы перестрелять нападавших, у гарнизона явно недоставало. Видя, что дело проиграно и римляне прорвались, защитники отступили в акрополь. С ними были и беженцы – женщины, дети, горожане, хранившие верность Филиппу. Зажиточные элатейцы поспешили капитулировать.

Ближайшие события показали, насколько ошибались изменники. Фламинин отдал город на разграбление. Когда солдаты пресытились насилиями и добычей, консул послал гонцов в акрополь с предложением сдаться. Фламинин пообещал отпустить македонян с оружием восвояси, а элатейцам подарить свободу. На этих условиях защитники капитулировали. Элатея досталась римлянам.

Этот успех был несколько подмочен событиями на юге. Хотя Ахейский союз перешел на сторону римлян, в городах федерации царил полный разброд. Македонская партия была очень сильна. И то сказать: Филипп сделал для процветания союза столько, сколько не делал даже Арат, занимавшийся политическими интригами несколько десятилетий.

В Аргосе – одном из крупнейших городов союза – произошел политический переворот в пользу Македонии. Дело было так. После памятного голосования демиургов аргосские делегаты покинули общий конгресс ахейцев, но официально Аргос из союза не вышел. Более того, город принял сборный ахейский гарнизон в 500 человек, который контролировал ситуацию. Это возмутило многих. Несколько знатных горожан подготовили переворот, искусно настроив сограждан в пользу Филиппа. Бунт приурочили к очередному народному собранию, на котором полагалось обращаться к богам. Уже несколько лет к их именам добавляли имя Филиппа. Но тут его исключили из перечня. Аргосцы стали скандировать:

– Филипп! Филипп!

Царское имя вернули в список. Пользуясь настроением большинства, знатные горожане вызвали македонского полководца Филокла. Тот стремительно, в лучших традициях Филиппа, прибыл в Аргос и ночью захватил господствующую над городом крепость. А на рассвете спустился с воинами на главную площадь. Навстречу ему вышел ахейский гарнизон в 500 человек.

Отряд Филокла превосходил его втрое. Македонский военачальник предложил ахейцам уйти.

– У вас недостаточно сил, для того чтобы драться с нами. Недавно мы даже римлян выгнали из-под Коринфа! – хвастался македонский стратег.

Ахейцы проигнорировали предложение. Но тут в тылу у них показался отряд горожан. Это знатные аргивяне вооружили людей. Предводитель ахейцев понял: дело проиграно. Он выговорил право свободного прохода и отпустил молодежь, которая была в его отряде. А сам с горсткой ветеранов остался на площади, держа копья наизготовку.

– Чего тебе надо? – спросил изумленный Филокл.

– Мне вверена оборона города, – сказал ахеец. – Я умру с оружием в руках.

Филокл выслал вперед наемников-фракийцев, те закидали врага копьями и дротиками, благородные воины-ахейцы погибли. Аргос вновь стал союзником Македонии.

7. Переговоры

Началась зима. Фламинин не знал, сохранит ли командование. В Риме состоялись выборы. Консулами стали новые люди. Тит поставил вопрос о продлении ему полномочий. Такое редко, но бывало в Риме. Однако никто не мог предположить, сохранит ли сенат командование за ним. В итоге он вяло осаждал город Опунт и ждал новостей.

В этот миг к Титу прибыли гонцы от царя Филиппа V. Македонский правитель вновь предлагал мир. Фламинин ухватился за возможность переговоров. Они казались выгодными. Тит Квинкций мог заслужить славу умиротворителя Греции, если будет отозван.

Местом переговоров назначили живописное побережье Малийского залива. Царь Филипп прибыл туда с пятью ладьями и одной пристой. Его сопровождали македонские военачальники, писцы, глава Беотийского союза Брахилл и ахейский политик Киклиад – давний сторонник Македонии.

Тит Фламинин прибыл на переговоры сушей в сопровождении пышной свиты и многих знатных союзников. С ним явились царь атаманов Аминандр, ахейский стратег Аристен, представители Родоса и Пергама, новоизбранный стратег этолийцев Феней и многие другие политики рангом помельче.

Корабли Филиппа остановились вблизи суши и бросили якорь. Тит Фламинин крикнул, чтобы царь сошел на берег.

– Нет! – ответил Филипп.

– Чего ты боишься? – насмешливо вопросил Тит на чистейшем греческом.

– Я ничего не боюсь, – отвечал царь с достоинством, – но не доверяю твоим союзникам, особенно этолийцам. Эти коварные люди ненавидят меня и способны на все.

Тит удивился.

– Опасность одинакова для нас!

– Нет, – покачал головой Филипп. – Если убьют этолийского стратега, легко выбрать нового. А если убьют меня, замену уже не найти.

Тит не нашелся с ответом. Вероятно, в этот момент римлянин самодовольно размышлял о преимуществах демократии, которая не зависит от таких случайностей, как гибель политического лидера. Всегда можно выбрать другого. После тягостной паузы Тит Фламинин вопросил македонского царя о цели его прибытия и предмете переговоров. Филипп ответил, что сам готов задать этот вопрос Титу.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал для заключения мира? – обратился царь к римскому полководцу.

– Моя речь будет проста и понятна, – отчеканил Фламинин. – Я требую, чтобы ты очистил Элладу, возвратил пленных и перебежчиков, передал иллирийские области, доставшиеся тебе после первой войны с Римом, а также возвратил Египту Карию и острова, захваченные тобой в ходе несправедливой войны против малолетнего египетского фараона.

– Это все? – спросил Филипп с удивительным самообладанием.

– У меня – да, – кивнул римлянин. – Но выслушай также наших союзников из числа эллинов.

Пришлось слушать. Первым заговорил пергамский наварх Дионисодор. Он требовал возвратить корабли, захваченные македонянами в морском сражении при Хиосе. А также вернуть пленных и привести в надлежащий вид святилища богов, разрушенные Филиппом в ходе осады Пергама.

– Я понял, – сказал Филипп.

Дали слово родосскому флотоводцу Агесимброту. Тот хотел, чтобы Филипп отказался от всех завоеваний в Азии и Фракии. Царь должен был очистить Карию и часть ее (область Перею) передать Родосу.

– Ясно, – молвил базилевс.

Дали высказаться делегатам ахейцев и этолийцев. Первые потребовали от Филиппа отдать Аргос и Коринф. Вторые – очистить Элладу, а заодно вернуть азиатские и фракийские города, ранее входившие в Этолийский союз.

Короче, у Филиппа требовали отдать все, за что он воевал двадцать лет, за что клали головы его солдаты, что составляло богатство Македонии. Непомерные требования союзники дополнили назидательными речами. Последним слово взял этолийский политик Александр. Он начал обвинять Филиппа во всех грехах.

Оратор говорил, что у Филиппа нет искреннего желания мира, да и на войне мужества не хватает. Поэтому царь действует больше интригами, хитростями и кознями, чем военной силой. Больше всего страдают мирные города. Филипп нападает на собственных союзников и разрушает дружественные полисы. В доказательство Александр привел целый список злодеяний Филиппа, от разрушения фессалийских городов до нападений на поселения Этолийского союза в то время, когда с этим союзом был мир.

Нетрудно вообразить, как задели Филиппа нападки римских прихвостней, которые сами не понимали своей роли – роли подготовителей чужеземного ига. Но царь взял себя в руки и нашел слова для ответа. Беседу приводим по Титу Ливию.

Поставив одну ногу на борт и уперев руку в бок, Филипп выкрикнул, обратясь к Александру:

– Твоя речь по лживости достойна этолийца! Ясно, что никто не хочет вредить союзникам! Но обстоятельства иногда вынуждают нас действовать вопреки желанию. Я сжег фессалийские города на границе, чтобы не пустить в страну римлян…

Тут его перебил этолийский стратег Феней.

– Прекрати пустую болтовню! Надлежит не разговорами себя утешать, а драться с врагом или покоряться сильнейшему!

– Это и слепой видит! – насмешливо воскликнул Филипп в ответ. Феней страдал близорукостью. Он не видел ничего в трех шагах. Это знали все. Стрела попала в цель. Вокруг рассмеялись этой сомнительной шутке.

– Отвечу на другие обвинения, – продолжал царь. – Да, я ходил войной на этолийские города на юге Фракии. Но лишь ради того, чтобы их не захватили дикие фракийцы с севера. Я спас города от нашествия варваров!

– А азиатские города от кого спас? – не выдержал Александр.

– В Азии пришел я на помощь своему союзнику, вифинскому царю Прусию. Вы против него воевали и грабили его земли. Хотя знали, что он мой друг. Вероятно, вам было наплевать на договоры?

– Это наше право – брать добычу там, где хотим… – буркнул Феней.

– Междоусобная война – нелепый закон, приносящий беды Элладе, – запальчиво ответил Филипп. – Много раз просил я ваших старейшин отменить его. Но вы отвечали отказом. И грабили людей в мирное время. А теперь, когда вам дали отпор, возмущаетесь этим!

Тит вмешался в беседу и заявил, что ничего не знал о таком позорном обычае.

– Вот-вот! – заметил Филипп. – У них нет границ между войной и миром! А теперь они требуют от меня очистить Элладу. А сами этолийцы не имеют земель в коренной Элладе. Вот и думаю: значит ли это, что по уговору я могу забрать их земли себе?

Тит Фламинин рассмеялся этой шутке. Филипп был в ударе. Он продолжал:

– Теперь о Пергаме, Родосе и ахейцах. По справедливости – это они нам должны отдать захваченные корабли. Не мы первые подняли оружие, а они. Это знают все. Но я хочу мира. Поэтому отдам и область Перею, что напротив Родоса, и трофейные корабли. Разрушенных клумб и срубленных деревьев возле Пергама я восстановить не могу, но обязуюсь послать туда садоводов.

Тит опять рассмеялся.

– Я продолжаю, – заявил, приободрившись, Филипп. – Скажу об ахейцах. Это были друзья моего дяди базилевса Антигона и мои собственные. Сколько мы сделали для них добра – не счесть. А взамен – черная неблагодарность.

Он долго сетовал на предательство Ахейского союза, но заявил, что готов помириться и с ним тоже. И даже отдать Аргос. Но Коринф, издавна принадлежащий македонянам, останется союзником Македонии.

Завершив речи, Филипп осведомился у Тита, обязан ли он очистить лишь те земли в Элладе, которые сам приобрел, или те, что достались ему от предков?

Тит ничего не ответил на столь откровенный вопрос. Он предоставил решение своим союзникам.

В болтовне и упреках прошел целый день. Сгущались сумерки. Темнело на морском побережье быстро. Филипп сказал, что одинок, не имеет советников и хотел бы поразмыслить до утра над мирными предложениями. Тут Фламинин решил пошутить в ответ.

– Ясно, Филипп, почему ты одинок теперь: ты же перебил всех друзей, которые давали прекраснейшие советы!

Лица союзников вытянулись от подобного юмора. Филипп переменился в лице, но ничего не сказал. Тогда все набросали на вощеных дощечках свои предложения и вручили царю. Затем условились о месте и времени новой встречи, после чего разошлись.

Наутро Фламинин и его греческие друзья пришли для возобновления переговоров. Филиппа не было.

Прошла большая часть дня. Римлянин добросовестно ждал. Лишь когда солнце клонилось к закату, показался небольшой флот: на переднем корабле находился Филипп с прежними спутниками. Царь извинился за опоздание.

– Целый день ушел у меня на обдумывание ваших условий. Они тяжелы. Но я хотел бы переговорить с римским полководцем с глазу на глаз.

Корректный Фламинин спросил греческих сотоварищей, как ему быть. Те советовали пойти к Филиппу и выслушать его. Тит в сопровождении одного военного трибуна приблизился к берегу, а греческие прихлебатели отошли. Филипп сошел с корабля и побеседовал с Титом. Наконец в кромешной тьме (переговоры тянулись долго) царь вернулся на корабль и уплыл. Тит сообщил союзникам его предложения. Филипп готов передать этолийцам половину Фессалии с важными городами Фарсалом и Ларисой. Но другую половину оставлял за собой. Родосцам царь уступал Перею, но в карийских крепостях Яс и Баргилия оставлял свои гарнизоны. Ахейцам возвращал Коринф и Аргос. Римлянам – владения в Иллирии вокруг Охридского озера. Атталу досталось меньше всех. Филипп отдавал ему корабли и пленных.

Таким исходом переговоров греки были недовольны, и прежде всего наварх Дионисодор – представитель Пергама.

– Пусть прежде выведет войска из всех городов Эллады! – кипятились греки. – Тогда будем разговаривать. Иначе завтра он восстановит мощь и нападет на нас!

Эллины по-прежнему выдвигали жесткие условия мира. Недалекие люди пытались обескровить Македонию – единственную страну, которая могла сопротивляться римлянам на Балканах.

Наутро переговоры продолжались. Филипп видел, что греки настроены гораздо более решительно, чем римский военачальник. Это вызывало опасения царя. Он стал внушать Титу, что следует продолжить переговоры, ведь по большинству вопросов компромисс найден. Царь готов направить посольство в Рим, чтобы окончательный приговор вынес сенат.

– Он просто время тянет! – возмущались греки.

Это и вправду было так. Филипп знал, что полномочия Фламинина вот-вот истекут. Почему бы не дождаться, когда римский военачальник будет отозван? Его преемнику понадобится время, чтобы вникнуть в ситуацию. Это даст Филиппу еще один год. А за год многое может перемениться…

Фламинин неожиданно согласился с предложением Филиппа.

– Но ведь это уловка! – возмущались греки. – Он не выполнит ни одно условие!

– Возможно, – согласился Тит. – Однако наступила зима. Вести войну все равно нельзя. А я, по нашим законам, не имею права заключить мир. Это делает только сенат, которому и передам предварительные условия. Так что Филипп прав, предлагая решать дело сразу в сенате.

– Тогда мы тоже направим послов в сенат! – забеспокоились греки. – И будем жаловаться на беззакония Филиппа!

Наверно, Фламинин в душе посмеивался над недалекими эллинами. Ему даже не приходилось прилагать усилия, для того чтобы их разобщить, – все делали сами.

Фламинин дал Филиппу двухмесячное перемирие, но обязал его вывести все войска из Фокиды и Локриды. Так римлянин обезопасил себя от внезапного нападения. В Рим он направил царька атаманов Аминандра и нескольких своих соратников. Соратникам была поручена деликатная миссия: настроить сенат на войну и обеспечить Фламинину продление командования балканскими легионами. Так что все эти уловки вроде переговоров наедине, смеха над шутками Филиппа и мнимого расположения квирита к македонскому царю оказались не более чем расположением охотника к своей жертве. Беспощадные противники надвигались на Балканы в лице римлян…

Переговоры в столице Италии завершились для македонян неудачно. Филипп поставил своим дипломатам задачу тянуть время. Но римляне знали свою силу. Они сразу потребовали очистить Эвбею и Фессалию. И это – лишь в качестве предварительного условия. Македонские послы проворчали, что царь не давал распоряжений на этот счет. Сенаторы велели им возвращаться и известить Филиппа, что война продолжается.

8. Опять измена

В январе 197 г. до н. э. в Риме выбрали новых консулов. По закону они должны были метать жребий, кому достанется командование в Македонской войне. Но агенты Фламинина будоражили общественное мнение в Риме. Неожиданно возмутились народные трибуны. Эти люди говорили, что Македония – далекая страна. Тем не менее ее давно бы разбили. Главное, что служит помехой, – постоянные замены римских полководцев после очередных выборов. Командующий едва успевал вступить в должность, набрать подкрепления, перевезти их на Балканы и ознакомиться с ситуацией, как срок его полномочий истекал. Очевидно, старая римская военная система уже не работает. Для дальних войн нужно было придумать иную схему командования. Какую – пока не ясно. Трибуны просто предложили оставить Тита Фламинина в должности командующего на Балканах. По их сведениям, Фламинин столь активно готовится к продолжению войны, что непременно закончит ее этим летом. К тому же он добился невероятных успехов: отколол от Филиппа Эпир и Ахайю, взял несколько городов, выдержал ряд успешных баталий.

Своими речами трибуны добились того, что избранные консулы передали дело о командовании в сенат для окончательного решения. Сенаторы постановили: оставить Тита Квинкция Фламинина командовать армией до тех пор, пока сам сенат не пришлет ему преемника. Легатами к Титу отправили Публия Сульпиция Гальбу и Публия Виллия – тех самых, что раньше командовали армиями в Македонии. Они были опытными офицерами и хорошо знали местность. Начальство над флотом сохранил брат Тита Фламинина Луций. Здравый смысл возобладал над отжившим обычаем. Именно эта гибкость и помогала квиритам выигрывать войны. Фламинин спокойно ждал подкреплений.

Близился конец войны. Силы Рима и Македонии были еще более несопоставимы, чем в начале боевых действий. Римской республике принадлежали Италия и Испания, Корсика, Сардиния и Сицилия. Их союзником был царь нумидийцев Масанасса. Родос и Пергам, Византий и Ахайя, Этолия и дарданы, иллирийцы и меды сражаются на стороне Рима… Представим картину: против современной нам Республики Македония выступили Италия, Испания, Алжир, Египет, Албания, Сербия, Болгария, Турция, Черногория, часть хорватов и половина Греции. Впечатляет? Трудно представить, чтобы крохотная Македония в течение нескольких лет сопротивлялась такой коалиции да еще и одерживала победы. А Филипп сражался и побеждал. Хотя с каждым годом войны терял новые города и старых союзников. Но все-таки он дрался, искал и находил тактические решения и бил врага.

Новые способы воевать срочно понадобились перед началом очередной кампании. Удержать все разом было нельзя. Может, пожертвовать частью? Филипп решил принести в жертву отдаленные города Коринф и Аргос. Точнее, передать их какому-то союзнику, который мог бы держать оба города и сопротивляться римлянам. Царь нашел остроумное решение. Он вознамерился сдать оба полиса спартанскому тирану Набису. Когда-то спартанские цари клали в боях тысячи воинов, чтобы овладеть Аргосом и Коринфом. А теперь Набис мог получить их мирно. Однако события приняли неожиданный оборот.

В Аргосе сидел с гарнизоном македонский стратег Филокл. Он был готов вручить Набису ключи от города, но спартанский тиран кокетничал, разыгрывал справедливость и говорил, что примет город не иначе как с согласия самих аргосцев. Горожан это возмутило: их передавали тирану как стадо свиней. Аргивяне были давними врагами спартанцев. Поступок Филиппа сочли предательством. Особенно паниковала знать. «Лучшие люди» прекрасно понимали, что от народного вожака Набиса поблажек ждать не придется. Он отберет у богачей деньги, а в случае сопротивления – жизнь. На многолюдной сходке постановили сопротивляться Набису и сохранить независимость.

Это показалось спартанскому тирану удобным поводом, чтобы обобрать город. Набис договорился с Филоклом, как проникнуть в Аргос. Пришел туда ночью, на рассвете овладел всеми ключевыми пунктами и запер ворота. Лишь немногим из числа знати удалось выскользнуть и бежать к ахейцам. Имущество беглецов стало наградой победителям. У оставшихся отобрали все драгоценности и еще потребовали дополнительных выплат. Те, кто безропотно заплатил, остались на свободе. Их больше не трогали. Зато тех, кто попытался скрыть ценности, пытали «точно рабов», говорит Ливий. Собрав граждан на площади, Набис обнародовал два популистских закона: о кассации долгов и о переделе земли в пользу бедных: теперь надел зависел от количества едоков. Для того времени это были просто социалистические законы. Тиран проводил в жизнь идеи великого спартанского царя Клеомена.

Конфискованные деньги пошли на социальные выплаты и строительство армии. За эти поступки Набиса ненавидят древние историки. Оно и понятно. Писатели в основном кормились кто при царях, кто при императорах, кто при сенате. Некоторые, как ахеец Полибий, автор «Всеобщей истории», сами принадлежали к правительственной олигархии. С какой стати им было хвалить социальные реформы Набиса? То, что за тирана выступала беднота, было им непонятно. Поэтому у Полибия, Ливия и Плутарха можно встретить массу сплетен о пороках Набиса. Зато враги его превозносятся до небес. Попробовали бы эти авторы написать иначе…

Филокл увел македонские отряды на север. Но тут… Набис предал Македонию! Ведь македоняне были еще более древними врагами спартанцев, чем какой-нибудь Аргос. Аргосцев все-таки держали за своих, родичей. А македоняне считались в понимании Набиса интервентами и врагами. Со времен Александра Великого они воевали с Лакедемоном. Обмануть македонянина было делом чести.

Набис отправил гонцов к Титу Фламинину в Элатею и к пергамскому царю Атталу на остров Эгина. Тиран сообщал, что Аргос в его руках, но если будет добрая воля со стороны пергамцев и римлян, они обо всем договорятся.

В этом месте читатель может задать недоуменные вопросы. Он видел, как много хорошего сказано нами о македонском царе Филиппе V. С другой стороны, деятельности Набиса как социального реформатора мы тоже даем строго положительную оценку. Так кто же из этих политиков прав? Кто более симпатичен? На чьей мы стороне?

Однозначно ответить нелегко. История – сверхсложная наука, события в ней переплетены самым причудливым образом. Зачастую нет правых и виноватых. Наша задача – попытаться быть объективными. И объяснить читателю суть вещей, а потом пусть каждый делает выводы. Если же говорить о конечных выводах, то державник Филипп симпатичнее, чем узкий социальный реформатор Набис. Но если бы они объединили усилия, то могли стать самыми великими людьми в Греции.

Получив известия от Набиса, Тит Фламинин обрадовался: от македонян отпал еще один ненадежный союзник. Теперь не требуется воевать на юге. Пелопоннесский фронт ликвидирован. Тит послал гонцов к пергамскому государю Атталу и пригласил его в Сикион для переговоров. Сам Фламинин покинул Элатею, отправился на запад, сел на корабль и прибыл в Сикион морем. Далее он хотел ехать в Аргос на переговоры с Набисом, но Аттал отговорил:

– Не следует римскому полководцу ездить к тирану на поклон. Пусть будет наоборот.

В пергамском царе жила некоторая брезгливость по отношению к спартанскому выскочке. Фламинин признал доводы союзника справедливыми. Тирану велели явиться в селение поблизости от Аргоса.

Встретились в поле. Набис пришел при мече и в доспехах, в сопровождении вооруженной до зубов охраны. Фламинин и Аттал были безоружны. Набис извинился за свой воинственный вид.

– Боюсь аргосских изгнанников, – сообщил он. – Я отобрал у них деньги и передал народу. За эти презренные монеты богатеи готовы меня прирезать.

Заговорили о союзе. Практичные римляне отнюдь не страдали ханжеством. Поэтому готовы были взять в друзья кого угодно, лишь бы победить Македонию. Одиозность Набиса – вожака бедноты – их не смущала. Фламинин потребовал у тирана двух вещей: прекратить вражду с Ахейским союзом и прислать вспомогательные войска. Второе условие Набис принял безоговорочно. Первое – нет. Ахейские плутократы были его врагами. Тиран согласился заключить перемирие с ними до конца Македонской войны. Фламинин не возражал: разделяй и властвуй!

Вроде бы все решили, но опять вмешался царь Аттал, которому не хотелось усиления Спарты.

– По какому праву ты удерживаешь Аргос? – спросил царь тирана. – Верни людям свободу!

Тиран сделал вид, что крайне изумлен:

– Сами аргосцы позвали меня для защиты!

Аттал потребовал собрать сходку, чтобы аргосцы высказались за то, чья им власть по душе.

– Не возражаю, – кивнул Набис.

Но сходка, уточнил Аттал, должна быть свободной. Поэтому спартанцам следует вывести из города гарнизон. Это требование Набис отверг. Пергамский царь настаивал, тиран возражал. Конец спору положил Фламинин. Он не хотел утратить союзника. Вопрос об Аргосе оставили нерешенным. В финале переговоров Набис дал римлянам 600 критских лучников (часть Крита подчинилась ему и жила по принципам умеренного «социализма», как и спартанцы; впрочем, чтобы не быть обвиненными в модернизации, назовем эту систему умеренным популизмом).

С ахейцами Набис заключил перемирие на четыре месяца.

Закончив дела со спартанским тираном, Фламинин перешел к Коринфу. Этот город у Филиппа хватило ума оставить за собой. Здесь стоял македонский гарнизон под командой Филокла. К Коринфу у македонских царей было особое отношение. Отсюда когда-то начинала наступление династия Антигонидов. Здесь цари отсиживалась в тяжелые времена поражений. Это был символ, отдавать который нельзя.

Тит подошел к стенам Коринфа с римлянами и критским отрядом. Критяне шагали впереди, чтобы показать: Набис предал Македонию и перешел на сторону римлян. Филокл лично отправился на переговоры с Титом, вроде бы не отказывался капитулировать, но тянул время. Фламинин опять отступил от непокорного города. Может, он хотел показать, что скрупулезно соблюдает условия перемирия, заключенного с Филиппом?

Вдруг Фламинин загорелся мыслью захватить Беотию и перевел туда свои легионы. Из намеков Тита Ливия следует, что обаятельный и предприимчивый римлянин тогда же переманил на свою сторону стратега Беотийского союза Антифила. Возможно, в этом помогли деньги и связи пергамского царя Аттала.

Для переговоров Тит явился к Фивам – столице Беотии. Его сопровождал один манипул пехоты – 120 бойцов. Антифил вышел навстречу со свитой и вместе с Титом проследовал в город. Лишь тогда обнаружилось, что следом за римским полководцем в Фивы ворвались 2000 римских легионеров-гастатов, дотоле скрывавшихся за холмами. Для всех стало очевидно, что Антифил предал город. Фивы были во власти римлян. Но старейшины союза – беотархи – скрыли печаль. Выказывать ее стало теперь небезопасно.

Начались вежливые переговоры о вступлении беотийцев в союз с Римской республикой. Первым выступал престарелый пергамский царь Аттал, но едва не испортил дело. В разгар своей речи старик упал в обморок. Сперва даже думали, что он умер. Скоро царь пришел в себя, и переговоры продолжались. Исход их был предрешен. Все представители беотийских городов проголосовали за союз с Римом. Теперь у римлян не оставалось врагов в тылу. Они блестяще использовали перемирие с Македонией, чтобы уничтожить или переманить ее последних союзников. Словом, «честные» римляне точно так же пренебрегали святостью клятв, как и «бесчестный» Филипп. Борьба вступала в решающую фазу. Теперь Фламинин планировал вторгнуться в собственно Македонию.

Так завершилась очередная одна зима этой трудной войны.

9. Еще одна кампания

Ранней весной в Македонию вернулись послы, ездившие в Рим. Они принесли недобрые вести. Сенат хочет войны. Предстояло решительное сражение. Филипп объявил набор по всем городам царства.

Больше двадцати лет воевал царь. Но лишь последние годы – всерьез. Вторжение македонян в Азию с кровопролитными битвами на суше и море, опустошительные набеги дарданов, изнурительные сражения с римлянами, потеря многих гарнизонов в Греции – все это подорвало силы македонян и не прибавило им людей. Наоборот, с каждым сражением страна теряла лучших сынов. Настал миг, когда восполнить потери было неоткуда.

Филипп призвал в армию шестнадцатилетних юнцов. По меркам долгожителей-греков это был едва ли не младенческий возраст. Заодно царь поверстал в войско «пенсионеров» старше семидесяти. На войну отправились все. Это было похоже на армейские призывы в Германии в 1945-м. Увы, качество такой рати было невелико. А противостоять македоняне готовились лучшей в мире армии – римской.

Закончив набор и вооружив солдат из государственных арсеналов, царь стянул полки к городу Дию у подошвы горы Олимп. Город господствовал над дорогой из Фессалии в Македонию. Филипп разбил лагерь у дороги и тренировал воинов. Царь готовился защищать собственную страну.

Тит с легионами подошел к Фермопилам. Здесь он совещался с этолийцами о ходе предстоящей кампании, затем перебрался в Фессалию, уже захваченную римлянами и их союзниками на две трети. Фламинин поджидал вспомогательные войска этолийцев. Те не замешкались: 6000 пехотинцев и 400 всадников пришли под командой стратега Фенея. Тит продвигался на север. В дороге римлян нагнали новые отряды союзников. Из критского города Гортины, подчинявшегося Спарте, пришли 500 лучников. Из Аполлонии – 300 пельтастов. Подоспел царек Аминандр. В его войске было 1200 гоплитов.

Летом 197 г. до н. э. к римлянам подошли также подкрепления из Италии, снаряжение и продовольствие. Фламинин получил 6000 пехоты, 300 всадников, 3000 моряков. Нумидийский царь Масанасса прислал 200 всадников, десять слонов и 200 тысяч мер пшеницы. С Сицилии и Сардинии также было прислано много продовольствия и одежды для войска. В те времена оба острова были цветущими и многолюдными, как и Северная Африка. Они считались житницей Рима. В более позднюю эпоху римские землевладельцы, все более ориентированные на прибыль, и работники, все менее заинтересованные в результатах труда, превратят плодородную африканскую степь в пустыню Сахару, а Сицилию – в скалистый бесплодный остров…

Узнав о наступлении римлян, Филипп сообразил, что решительная битва близка. Царь счел нужным приободрить воинов перед схваткой, исхода которой многим увидеть было не суждено. Он собрал бойцов на сходку и говорил с ними просто и честно.

Вся надежда – на испытанный строй македонской фаланги. Римляне бессильны против нее. Дважды фаланга опрокидывала их при осаде Атрака. В битве на реке Аой македоняне потерпели поражение, но только из-за беспечности разведки и плохой подготовки наемников. Фаланга в той битве уцелела и отошла в полном порядке.

– Нашу фалангу не в силах опрокинуть никто! – убеждал себя и других Филипп.

Для решающей битвы базилевс собрал 16 000 фалангитов. Кроме того, поставил в строй 2000 пельтастов, 4000 фракийцев и иллирийцев, 1500 разноплеменных наемников, 2000 конницы. Всего было двадцать пять с лишним тысяч солдат. На тысячу пехотинцев больше привели римляне. В кавалерии они имели над Филиппом значительный перевес благодаря греческим союзникам, включая этолийцев.

Военные действия начались.

Тит бросил армию к городу Фтиотийские Фивы. Он надеялся, что жители предадут Филиппа. Теперь, когда перевес союзников был налицо, предательство стало выгодным делом. Но римлянин ошибся. Вместо измены горожане продемонстрировали верность царю. Они даже совершили вылазку и напали на Тита, который опрометчиво приблизился к городу с небольшой охраной. Его выручили подоспевшие кавалеристы. Римский полководец натерпелся страху, поспешил убраться из-под стен Фтиотийских Фив и ушел к Ферам. Об этом узнал Филипп и продвинул свою армию до города Лариса. Царь пытался прикрыть остатки своих владений в Фессалии и помочь здешним союзникам. Время работало на римлян. В их распоряжении находились огромные ресурсы. Напротив, Филипп хотел поскорее дать генеральное сражение и окончить войну. Боевые действия разоряли экономику маленькой Македонии. Каждый военный день приносил ощутимые хозяйственные потери. Правда, теплилась надежда: могущественный сирийский царь Антиох Великий одержал в это время победу над египтянами. Ходили слухи, что Антиох заключил мир с Египтом и уже выступил на помощь Филиппу с огромным войском и флотом. Но это были лишь слухи.

Македонский царь как опытный воин прекрасно понимал риск генерального сражения. Но что оставалось делать? Основу его армии составляли родовые аристократы и крестьяне. Если первые привыкли к войне, то вторые рвались к полям. Надо было убирать урожай и готовиться к следующей посевной. Интересы крестьян и экономические соображения толкали царя поскорее сразиться с римлянами. Это могло привести к тяжелому поражению, но других вариантов не было. Оставалось положиться на Тихе – богиню удачи.

Скоро Филипп приблизился к Ферам и разбил лагерь в четырех милях от города. Затем послал легковооруженных, чтобы занять господствующие холмы. То же сделал и Тит. Воины противоборствующих сторон заметили друг друга, когда находились на равном расстоянии от холмов. Остановились. Послали гонцов к своим полководцам с вопросом: что делать? Филипп и Фламинин не решились в тот день начать битву. Оба отозвали свои отряды назад.

На следующий день Тит и Филипп выслали на разведку по 300 человек конницы и легкой пехоты. В числе римских разведчиков были два отряда этолийцев, прекрасно знавших местность. Разведчики встретились у холмов, в местности, поросшей кустарником и огороженной палисадами. Македоняне растерялись, а этолийцы находили проходы и теснили врага. Солдаты Филиппа отошли. Воины Тита тоже вернулись в лагерь, где раструбили о победе.

На другой день противники снялись с лагерей, потому что находили неудобной позицию возле Фер. Войско здесь было не развернуть: кругом виноградники, палисады, кусты. Филипп отвел армию на восток, к городу Скотуса. Тит поспешил за ним.

Последовали хитрые маневры, причем стороны часто не видели друг друга и двигались наугад. Погода стояла прескверная. Лил мелкий дождь, сгустился тяжелый туман. Ночью сверкали молнии, хлынул ливень. Утром туман пал такой, что рядом не было видно ни одного человека. Стояла промозглая сырость. Филипп сперва поднял войско в поход, чтобы оторваться и уйти от римлян, но маршировать при такой погоде представлялось бессмысленным. Царь остановил армию и велел рыть окопы в мокрой земле. Кое-как укрепившись, стали ждать, пока белая мгла рассеется и солнце прогреет землю. Филипп послал на разведку небольшой отряд конницы. Тот поскакал меж частых островерхих холмов, тянувшихся рядами друг против друга.

– Как называются эти холмы? – спросил царь у придворных.

– Собачьи головы, – отвечали ему.

10. Битва при Киноскефалах (197 г. до н. э.)

По-гречески кинос – собака, кефал – голова. В историю эта местность так и вошла под названием Киноскефалы. Здесь случилась решающая битва между римлянами и македонянами.

Как протекало сражение, до конца не ясно. Судя по невнятным описаниям античных авторов, Тит Фламинин со своими легионерами и союзниками оказался по другую сторону Собачьих холмов. Он послал на разведку 10 турм всадников. Турма – эскадрон, в нем было три взвода по 12 кавалеристов. Соответственно, 10 турм – это 360 конных бойцов. Для вящей уверенности Фламинин придал этому отряду еще 1000 человек велитов – легких пехотинцев, вооруженных дротиками и пращами. Тит приказал им осторожно исследовать местность и разыскать армию Филиппа, которая как сквозь землю провалилась в дожде и тумане.

Римляне устремились вперед и заметили македонских разведчиков. Некоторое время противники стояли в смущении. Потом отправили гонцов к своим полководцам с известиями, что враг поблизости, а сами начали схватку.

Сперва македоняне потеснили авангард римлян и начисто его разбили. Но Фламинин сумел быстро подать подкрепление: 500 человек греческой конницы под началом двух этолийских военачальников и 2000 легионеров. Ход сражения переменился. Македонские разведчики были частью перебиты, частью оттеснены и в свою очередь послали за подмогой.

Филипп никак не ждал, что в этот день произойдет решающее сражение. Он отпустил значительную часть войск собирать корм для лошадей. Но когда гонцы доложили истинное положение дел, царь встревожился. В этот миг стал рассеиваться туман, и Филипп увидел вдали римские отряды под боевыми значками.

Македонской конницей у Филиппа командовал аристократ Леонт, кавалерией фессалийцев – местный грек Гераклид (не путать с адмиралом-диверсантом того же имени). Над смешанными наемниками начальствовал Атенагор, старый соратник царя. Их-то Филипп и послал в атаку, чтобы спасти остатки своих разведчиков. Македонские кавалеристы сразу изрубили большое количество легкой пехоты врага, а подоспевший Атенагор вовсе вытеснил неприятеля с холмов. От полного поражения римский авангард был спасен храбростью этолийцев. Их конники бросились в отчаянную атаку и прикрыли отступление римлян.

Когда окружавшие Тита легионеры увидели бегство своих легких частей, они впали в уныние, но Фламинин не дал времени на раздумье. Он двинул легионы к подошве холмов и здесь выстроил в боевой порядок.

Местность для генерального сражения была опять-таки не очень удобна. Собачьи головы оказались отвесными холмами и поднимались довольно высоко. Филипп колебался: продолжать бой или отвести войска? В то же время гонцы прибегали один за другим.

– Царь! Поспеши на помощь нашим! Римляне бегут! – кричали они.

Базилевс ошибся. Видя, что первый успех сопутствует македонянам, он спешно вывел армию из мокрых окопов и выстроил для сражения. Филипп V решил ввязаться в рискованную схватку с Фламинином.

* * *

Описание сражения при Киноскефалах сохранилось у многих авторов. Каждый привнес что-то свое. Скажем, Плутарх не преминул расцветить его касками суеверия. Он пишет, что Филипп перед началом боя взобрался на какой-то бугор и произнес перед воинами громкую речь. Вдруг кто-то узнал, что это не бугор, а курган – то есть холм, насыпанный над могилой древнего воина, что показалось дурным предзнаменованием. Поняв, в чем дело, смущенный Филипп сошел вниз. Другие авторы, описавшие битву, более прозаичны. Что же произошло?

Тит выстроил воинов в несколько линий. По обычаю, первыми в бой шли велиты – легкие пехотинцы. Метнув дротики, они отступали в интервалы пехоты легионеров. Первыми из легионеров бой начинали гастаты, молодые римские бойцы, вооруженные щитом «гаста» (откуда и название), коротким мечом и двумя дротиками под названием пилум. При сближении гастаты кидали пилумы, а затем бросались на врага с криком «барра». Если не удавалось прорвать неприятельский строй сразу, передовые манипулы отступали через интервалы следующей линии, которую составляли принципы. Это были люди среднего возраста и вооружения. Хорошо тренированные и защищенные доспехами, принципы часто решали исход боя. Сохранилось даже выражение: пойти на принцип. Мол, дело серьезное.

Если и принципы терпели неудачу (такое случалось крайне редко), в бой вступала третья линия римского легиона. Солдаты этой линии назывались триарии. То были умудренные ветераны. Их строй и оружие напоминали греческую фалангу, из которой, собственно, легион и вырос. Поговорка «дошло до триариев» означала у римлян крайнюю степень опасности.

Устройство римской армии было сложным и в то же время удобным. В тот период тактика легиона казалась самой совершенной в мире, ведь римлянам не пришлось сталкиваться ни со скифскими лучниками, ни с германским клином, ни с сарматской рыцарской конницей. Все это еще впереди. И во всех этих битвах «совершенные» легионы будут терпеть поражения. А пока – римский строй оказался объективно сильнее македонского.

Перед боем Тит обошел воинов и сказал речь.

– Квириты! Мы били македонян не раз! Нечего бояться их и теперь! Сражения выигрывают не робостью, но отвагой! Смело идите в бой и ободряйте друг друга! Я верю, что по воле богов мы снова одержим победу!

Тит приказал правому крылу оставаться на месте. Там он разместил слонов, присланных из страны нумидийцев. Левый фланг с легкой пехотой в авангарде лично повел в атаку.

Чаша весов качнулась четвертый раз за день. Римляне вновь стали теснить врага.

Филипп, не дожидаясь, пока все его войско выстроится, взял пельтастов и ринулся с ними в бой. Остальные силы македонян вел полководец Никанор по прозвищу Слон – знатный македонянин, которому было поручено командовать тяжелой пехотой.

С половиной фаланги и пельтастами, не дожидаясь подхода Слона, царь атаковал левый фланг римлян. Удар был усилен тем, что македоняне наступали с вершины холма, а неприятель шел снизу вверх. Сначала римлян осыпали дротиками. Потом в бой пошла тяжелая фаланга.

По словам Плутарха, наступление развивалось очень удачно. Пельтасты отогнали слонов, а фаланга сверху ударила по вражеской пехоте. Македонские воины шли, сомкнув щиты и выставив длинные копья. Легионеры не выдержали мощного удара сарис. Левый фланг римлян был полностью опрокинут. Историк Полибий, работавший на римлян, не решается рассказать о смятении покорителей мира. Но живший позднее Плутарх не стесняется в выражениях. Римлян побили. Победа была близка. Филипп вышел из боя, поднялся на холм в сопровождении горстки ординарцев… и замер в немом изумлении. То, что он считал победой, оказалось поражением. На другом крыле римские воины наступали, и очень успешно.

Дело было так. Увидев, что его левый фланг разбит, Тит сосредоточил все силы и внимание на правом. Ему противостоял Никанор Слон с половиной фаланги и вспомогательными частями. И сделал несколько ошибок. Во-первых, поспешил на подмогу Филиппу, вводя солдат в бой по частям. Во-вторых, не позаботился о прикрытии и оказался беззащитен против греческой кавалерии, служившей римлянам. В результате всех ошибок Слона фланг македонян оказался растянут, а части фаланги – разрознены. Тут римляне и нанесли удар. Лихой атакой Фламинин опрокинул войска Никанора. Потерявшие строй фалангиты не смогли сопротивляться римским легионерам. К тому же атаку удачно поддержали греческие кавалеристы во главе с этолийцами. Холмистая местность мешала македонянам сомкнуть ряды, а тяжелое оружие делало неповоротливыми. Единственное, что они могли совершить, – побросать щиты, сарисы и удариться в бегство. Так и сделали. Левый фланг македонян был смят. Это мрачное зрелище и увидел с холма Филипп.

Фламинин выделил часть войск для преследования бегущих, а с остальными бросился на Филиппа. Полководец приказал греческой коннице зайти в тыл базилевсу и атаковать македонян. Сам Фламинин с римской пехотой поспешил на подмогу своим частям, которые отступали под натиском царской фаланги. Еще двадцать манипул римлян, ранее обращенные в бегство, вернулись назад и атаковали Филиппа. Та половина македонской армии, которой командовал царь, попала в клещи. Очевидно, что Тит лучше умел командовать большими массами войск, чем Филипп, который почти всю жизнь действовал как удалой вождь дружины.

Итак, римляне опрокинули недавних победителей и заставили их бежать, бросая оружие. Обратился в бегство и сам Филипп. Он успел собрать вокруг себя фракийцев, гетайров и легковооруженных пельтастов. С ними царь пытался организованно отступить, но среди всеобщей паники это было невозможно, и он бежал. Его могли бы догнать, но этолийцы бросились грабить лагерь врага, позабыв обо всем на свете. Попытки Фламинина урезонить союзников ни к чему не привели. Царь ушел.

Тит упорно преследовал бегущих. Римский полководец настиг их на перевалах, когда беглецы начали всходить на вершины. Легионеры издали победный крик и бросились на врага. Македоняне остановились и подняли сарисы. Они делали так всегда, если хотели сдаться или перейти на сторону противника. Тит остановился в недоумении.

– Что они делают?

Ему объяснили греческие союзники. Фламинин решил принять капитуляцию.

– Остановитесь! – приказал Тит своим легионерам. Но те не слушали. Они были слишком разогреты боем и погоней. Воины Филиппа оцепенели от страха и не могли сопротивляться. Враг ворвался в их ряды. Началась дикая резня. Уцелеть посчастливилось немногим. Впрочем, если избиение македонян произошло вопреки воле Тита, он не слишком-то препятствовал этому. Скорее изображал негодование. По словам Плутарха, римляне перерезали 8000 македонян на перевалах, а еще 5000 взяли в плен. Столь радикальный разгром сильно отличался от войн диадохов. Во время эллинистических усобиц воины спокойно переходили из лагеря в лагерь, сдавались и возвращались обратно. Римские легионеры, выпустив кишки восьми тысячам человек, показали, что приходят другие нравы.

Филипп потерпел сокрушительное поражение. Это было Ватерлоо македонского царя. Он все поставил на карту и проиграл. Резервов не имелось. Союзники предали. С юга наступала римская армия. Что было делать?

11. Битва при Алабандах

Первую ночь после битвы Филипп с немногочисленной свитой провел в глубоком ущелье между обрывами Олимпа и Оссы. Здесь он пытался собрать спасшихся бегством солдат. Слухи об избиении македонской армии до него не дошли. Царь воображал, что скоро восстановит силы, хотел вернуть беглецов в строй и продолжить войну. Так он делал всегда после поражений. Всегда, но не теперь. Пришли черные вести о резне, учиненной римлянами на перевалах. В ней бесславно полегла македонская фаланга. Немногие уцелевшие рассказывали о том, что тысячи фалангитов уничтожены без боя. Перевалы завалены трупами, а римляне обирают мертвых, сваливая в кучу доспехи и оружие, чтобы затем продать. После этих вестей Филипп очистил Фессалию и ушел в Македонию. Царь надеялся лишь на чудо.

Римляне утомились и прекратили погоню. В бою они потеряли всего 700 человек. Вероятно, примерно столькими жизнями заплатили за победу и греческие союзники Рима. Даже если учтем раненых, Фламинин должен был иметь под рукой не менее двадцати тысяч солдат. А у Филиппа, считая раненых, погибших и разбежавшихся, могло остаться не более пяти-шести тысяч боеспособных людей.

Тит принялся планомерно покорять последних союзников Филиппа. Первым делом римская армия двинулась к Ларисе. Базилевс отправил туда несколько человек с приказом сжечь секретные бумаги, находившиеся в городском дворце. Он прекрасно понимал, что если римляне захватят переписку, то получат возможность наказать многих из его друзей в Греции. Даже в несчастьях царь сохранил благородство.

А для римлян началась приятная коммерция. Тит Фламинин продал часть пленных и добычи торговцам, которые следовали за армией, остальных отдал войску. Видимо, легионеры совершили примерно те же нехитрые операции. После этого Тит занял Ларису, в которой еще не погасли костры от сожженных царских архивов.

До Филиппа доходили вести о повсеместных поражениях его войск в Европе и Азии.

Родосцы жаждали отвоевать область Перею. Они наняли 800 ахейских гоплитов и добавили 1900 воинов различных вспомогательных войск. Там были галлы, бойцы из мелких азиатских племен и даже какие-то отряды ливийцев из Африки. Общее командование осуществлял стратег Павсистрат. Он захватил одну незначительную крепость и пошел к Алабандам – более крупному укреплению.

Македонский полководец Динократ, командовавший в Карии, понимал, что оставить свои силы рассредоточенными означает просто продлить агонию. Полководец собрал гарнизоны из всех городков и свел их в Алабанды, чтобы решить дело в одном сражении. Вскоре подошли родосцы.

Динократ поспешил укрепить правый фланг, расположив там 500 македонских пехотинцев. На левом поставил легкую пехоту из племени агриан, а в центре – сводный отряд из гарнизонов крепостей, состоявший в основном из жителей Карии. Фланги усилил вспомогательными отрядами критян и фракийцев.

Родосцы на правом крыле разместили ахейский отряд, на левом – отборных наемников, а в центре – вспомогательные части.

В таком построении противники простояли целый день, выпустив лишь по нескольку дротиков, но на другой день началось сражение. С обеих сторон участвовали в нем по 3000 пехоты и по сотне всадников.

Атаку начали ахейцы. Врагов разделяла мелководная речка. Перейдя через нее, ахейские бойцы атаковали агриан. Тех было всего 400 человек. Враг превосходил числом больше чем вдвое. После ожесточенного сопротивления агриане были разбиты и отброшены.

На другом крыле сражалась македонская фаланга. Ее связали боем вражеские гоплиты. Македоняне сопротивлялись храбро, но когда выяснилось, что левый фланг опрокинут, исход боя был решен. Сначала македоняне заколебались, затем стали отступать и, побросав оружие, ударились в бегство. Укрылись в крепости Баргилия. Там же спасся Динократ. Родосцы преследовали врага до темноты, а потом возвратились в лагерь. Победители могли бы легко взять соседнюю Стратоникею – важный город, господствующий над местностью. Однако победителями были усталые и склочные греки, а не мужественные решительные римляне. Греки предпочли предаться грабежу деревень. Момент был упущен. Динократ восстановил силы, вступил в Стратоникею и заперся в ней. Ни осадой, ни штурмом родосцы не смогли взять город. Позже Филипп обещал сдать его родосцам, так как все равно потерял Карию. Но, судя по всему, Динократ отказался подчиняться царю. А может быть, действовал по тайному с ним сговору. И позднее сдался лишь Антиоху Великому. Но это история другой войны и другой державы.

Для македонян малоазийская Кария оказалась безвозвратно утеряна после битвы при Алабандах. Что касается Европы, то и здесь дела были плохи. У Филиппа оставался надежный и верный союзник – Акарнания. Но и там начались колебания. Два акарнанских вождя ездили на Керкиру к брату Тита Фламинина – наварху Луцию Квинкцию, предлагая римлянам сдать область. Об этих переговорах узнали сами акарнанцы. Вспыхнул скандал. Предателей едва не растерзали на месте. Впрочем, они прибыли на собрание и сумели оправдаться. Пока что маленькая страна сохранила верность Филиппу.

Тогда Луций Квинкций внезапно напал на столицу Акарнании Левкаду. После геройского сопротивления она пала. Потеря столицы оказала на жителей страны деморализующее воздействие. Акарананцы сдались римлянам. Это был полный и абсолютный крах.

Что оставалось Филиппу? Царь хотел выиграть время и спасти коренные македонские владения от ужасов войны. Для этого у него хватало воли и хладнокровия. Проиграв войну, этот неукротимый человек азартно начал дипломатическую игру.

12. Совещание у Олимпа

В Ларису к Фламинину прибыли царские гонцы. Филипп просил позволения похоронить убитых, как полагалось в греческих войнах. Это была официальная цель посольства. С глазу на глаз послы сообщили, что царь ищет мира и хочет начать переговоры.

Фламинин повел себя по-рыцарски. Он выразил согласие на погребение трупов, а также на переговоры о мире. Более того, Тит велел передать, чтобы царь не унывал. Македонянам было даровано перемирие на полмесяца.

Эта двусмысленная позиция стала известна греческим союзникам Тита и сильно насторожила их. Стали поговаривать, что Филипп подкупил римского полководца. На самом деле все было сложнее. Тит вел тонкую дипломатическую игру, итогом которой стало утверждение Рима на Балканах. Но понять это в то время могли очень немногие.

Нам легче: мы прекрасно знаем, чем кончилась «дружба» греков с римлянами. А значит, можем делать выводы. Фламинин понимал, что Рим нужен грекам до тех пор, пока существует Филипп, ведь римлян призвали на Балканы именно как освободителей от Македонии. Поэтому сохранение Македонии в качестве сильной региональной державы обеспечивало власть Рима на Балканах. Парадокс? Нет. Скорее, еще одно проявление формулы «разделяй и властвуй».

У Фламинина была еще одна причина добиваться скорейшего мира. Сирийский царь Антиох Великий действительно готов был вторгнуться на Балканы, чтобы вытеснить римлян оттуда. Тит считал крайне важным не допустить соединения Антиоха с недавно разбитым Филиппом.

Римлянин вел игру очень умно: созвал греков на совещание, где обсуждал дальнейшую судьбу Македонии. Оно состоялось в ущелье у подножия горы Олимп, где еще недавно Филипп пытался собрать остатки армии для нового сопротивления. Фламинин председательствовал в совете и пользовался всяким случаем, дабы подчеркнуть величие Рима. Поднявшись с председательского места, Тит предложил каждому назвать условия, на каких должно заключить мир с Филиппом.

Первым говорил царек атаманов Аминандр. Он выдвинул вполне умеренные требования и попросил присутствующих гарантировать безопасность Атамании после ухода римлян с Балкан. Царек опасался мести Филиппа. Наверно, Тит Фламинин мысленно усмехнулся. О каком уходе римлян с Балкан идет речь?

После Аминандра говорил влиятельный этолийский политик Александр. Он поблагодарил Тита за возможность высказаться, но прибавил, что римлянин совершенно не разбирается в ситуации. Есть лишь одно средство водворить прочный мир на Балканах: низложить Филиппа! Сейчас сделать это нетрудно. Однако стоит упустить удобный момент, и Филипп усилится. А это опасно и для Греции, и для Рима.

Фламинин поднялся со своего места для ответной речи и заявил, что уважаемый Александр не понимает не только характера римлян, но также намерений его, Тита, и выгод всей Греции. Не в обычае Рима вести войну насмерть. Ведь римляне сражаются за справедливость, а не ради собственной выгоды. Если бы Филипп вовремя попросил мира, Тит ни за что бы не стал воевать с Македонией. Не было бы сражения при Киноскефалах. Удалось бы сохранить тысячи жизней.

Эту лицемерную речь немецкий историк Моммзен в своей «Истории Рима» принимает за чистую монету. Наивный университетский профессор не разбирался в политике. Мы-то знаем, что за высокими словами о свободе и демократии почти всегда кроются имперские амбиции и жесткий диктат. Древний Рим не был исключением. Так рождалась империя.

А Фламинин все негодовал. Он поражен, что греки настроены столь непримиримо.

– Это верх безумия! – восклицал римлянин. – Пока враг ведет войну, нам следует действовать настойчиво и жестоко. На то и война. Но после победы надлежит проявлять умеренность и сострадание. Да и невыгодно грекам вовсе избавиться от македонян. Уничтожьте Македонию – и в Элладу хлынут с севера галлы и фракийцы. Кто защитит от них, кроме Филиппа, который держит горные проходы на замке?

Словом, изрек Тит, римляне готовы заключить мир с Филиппом на самых умеренных условиях, а этолийцы пускай действуют как пожелают.

Немедля вскочил подслеповатый этолийский стратег-председатель Феней. Он кричал, что победа оказалась бесплодной, Филипп выскользнет из расставленной ловушки и снова нападет на Грецию… Фламинин забыл о своей вежливости и прикрикнул на стратега:

– Замолчи, Феней! Не болтай чепухи! Я заключу мир на таких условиях, чтобы Филипп никогда не смог вредить грекам!

Так парой фраз Тит показал, кто стал новым хозяином Греции.

Кстати, скажем пару слов о названии «Греция». Мы специально употребляем его в речах Фламинина вместо понятия «Эллада», которое встречается у Полибия. Именно тогда римляне ввели в обыденную речь привычное нам понятие «Греция». По мнению немецкого историка XIX века Эрнеста Курциуса, этноним «греки» древнего происхождения. Он распространялся на все греческие народности, а не только на эллинов. Впервые римляне столкнулись с этим термином во время Пирровых войн. Так называли себя эпироты. Впоследствии же название «греки» перенеслось и на эллинов. Следовательно, и эллины, и эпироты, и македоняне – это по большому счету греки, часть единого суперэтноса. У них имелись диалектные особенности, но по сути перед нами один народ – такой же, как, например, русские, украинцы и белорусы.

Собрание прекратило работу. Постановили вызвать для переговоров царя Филиппа. Тот явился к подножию Олимпа на третий день. Совет греков и римлян собрался вновь.

Явившись, Филипп повел себя умно и ловко. Видимо, он уже знал от своих агентов о настроении Фламинина. Да и совет Тита не падать духом помнил прекрасно. Следовало лишь уберечь себя от нападок греков, особенно этолийцев. Филипп справился с этой задачей. Царь сообщил, что готов выполнить все условия эллинов, которые выдвигались до битвы при Киноскефалах. А в остальном полагается на решения сената и народа римского. Это был сильный ход. С одной стороны, Филипп ограждал себя от неумеренности греков. А с другой, ясно давал понять, что у Греции появился новый хозяин – Рим. Впрочем, последний намек не попал в цель. Греки все еще оставались слепы. Словно в насмешку одним из их самых радикальных вождей был подслеповатый этолиец Феней. Он возмутился словами Филиппа и потребовал вернуть Южную Фессалию. Тут вмешался Фламинин и заявил, что фессалийцы сами отдались под покровительство Рима.

Фений был вне себя от гнева.

– Мы имеем право получить земли Южной Фессалии! – разорялся стратег-председатель. – Эти города входили в состав Этолийского союза. Мы оплатили их своей кровью во время войны, когда помогали римлянам! Наконец, вспомним о нашем уговоре, что Риму достается добыча, а нам – города!

Фламинин спокойно ответил, что этолийцы делают двойную ошибку. Договор между Римом и Этолийским союзом, на который ссылается Феней, был заключен очень давно, еще в 1-ю Македонскую войну. Однако этолийцы сами же упразднили его, когда пошли на сепаратный мир с Македонией (206 г. до н. э.). А фессалийские города сейчас отдались под покровительство Рима. Предавать же союзников не в привычках римлян. В юридической казуистике квиритам не было равных. Феней почувствовал себя обманутым. Битва при Киноскефалах была выиграна в значительной мере благодаря этолийской коннице. А теперь победителей бесцеремонно оттирали от плодов победы.

Фламинин действовал с тонким расчетом. Он прекрасно знал, что греки не любят этолийцев – разбойный народ, который разграбил половину Эллады. Филипп V объединил греков именно на ненависти к этолийцам. Сейчас Тит играл на тех же струнах ненависти и готов был выступить защитником Греции против горных разбойников. Хорошо обдуманный ход оправдал себя. Этолийцы оказались в глухой изоляции.

Противники решили заключить перемирие на четыре месяца. За это время Филипп должен отправить посольство в Рим для выработки окончательных условий и подписания договора. Кроме того, уже сейчас царь выплачивал 200 талантов контрибуции и отдавал заложников – нескольких крупных аристократов и своего сына Деметрия, наследника македонского престола. Для юноши это решение окажется роковым. Но тогда об этом, разумеется, никто не знал. Тит обещал вернуть деньги и заложников, если договор с римлянами об условиях мира сорвется.

Эта умеренность взбесила этолийцев окончательно. Они всюду твердили о своих заслугах в минувшей войне и приписывали себе честь победы. Этолийский поэт Алкей даже сочинил короткий стих, в котором писал, что этолийцы перебили в битве при Киноскефалах 30 000 македонян (это было больше, чем вся македонская армия). В стихе мертвые македонские воины жаловались на свою злую судьбу:

Тридцать нас тысяч лежит на фессалийской земле.

Нас этолийская доблесть повергла…

Ироничный Филипп посмеялся над стихоплетом. Царь сочинил короткий ответ в том же стиле, что и патетический стих Алкея:

Здесь без коры, без листвы возвышается кол заостренный.

Путник, взгляни на него! Ждет он Алкея к себе.

Мрачноватый юмор подействовал на поэта отрезвляюще. Больше он сомнительных в политическом смысле стихов не писал. Кроме того, наглое бахвальство этолийцев возмутило Фламинина. Во всяком случае, Фламинин постоянно выказывал свое возмущение. И демонстративно игнорировал этолийцев, совсем перестав с ними считаться. Вскоре это привело к новым трагедиям.

13. Последняя битва

В дни переговоров случилась последняя битва 2-й Македонской войны. Произошло это далеко на юге, в Коринфе. Тамошним гарнизоном по-прежнему командовал Филокл. В распоряжении стратега находились 500 македонян и 800 разноплеменных наемников. Еще до битвы при Киноскефалах Филипп послал им на выручку 1000 македонян, 1200 иллирийцев и фракийцев, 800 критян из тех, что сохранили верность Македонии. К ним добавились 1000 беотийцев, фессалийцев и акарнанцев, да еще Филокл провел дополнительную мобилизацию среди коринфян. В общей сложности получилось 6000 солдат. Командование над ними получил македонский военачальник Андросфен, а Филокл был отозван.

Новым стратегом Ахайи сделался Никострат. Он имел в распоряжении всего 2000 ополченцев и сотню конников. Это означало, что времена расцвета для ахейцев закончились: олигархи вновь разворовали деньги, и содержать армию стало не на что. Нечего было и думать с этими силами о победе. Наоборот, ахейцы сами стали объектом нападения. Воины Андросфена терроризировали округу и дошли в своих набегах до Сикиона. Ахейцы тряслись от страха в своих городах. Но Андросфен совершил ошибку: распылил силы, недооценив противника и проявив беспечность. Он остался в лагере под Сикионом только с охраной, а остальных воинов отправил в набеги на окрестные поля.

Ахейские олигархи тайно провели военный набор, вооружили 5000 бойцов и напали на Андросфена. Македонский стратег попытался вернуть своих. Ближе всех оказались отборные ветераны-македоняне. Они прибежали, чтобы оборонять лагерь, выстроились фалангой и дрались мужественно. Тогда ахейцы стали нападать на другие подразделения, били по частям и обращали в бегство. Дрогнул строй самих македонян. Они несли тяжелые потери и шаг за шагом отступали. Отступление превратилось в бегство. Побросав оружие, фалангиты кинулись по направлению к Коринфу. Их преследовала ахейская конница.

Оставался один отряд македонян, который зашел дальше всех. Он возвращался с добычей, был атакован ахейцами прямо на марше и потерпел поражение. В тот день македоняне потеряли в общей сложности 1500 человек убитыми и 300 пленными. Казалось, это избиение стало последним аккордом войны. Македония лежала разбитая на всех фронтах, открытая для вторжений, потерявшая половину армии.

Этим решили воспользоваться дарданы на севере: перешли границу и напали на балканское царство. Но раненый зверь был еще силен. Филипп провел по городам спешный набор, который дал 6000 воинов. К ним царь присоединил 500 всадников аристократической конницы. То есть получил сильную, хотя и небольшую дружину. Вот тут базилевс попал в свою стихию! Он напал на дарданов, когда те грабили Пеонию. То есть опять не допустил врага в коренные македонские земли, а встретил на подступах. Дарданы спешно собрали полки, но были разбиты в скоротечном сражении. Еще больше врагов царь истребил на полях, когда варвары занимались грабежом. Была одержана победа, и царь с триумфом возвратился в Фессалоники, которые избрал своей резиденцией. Он показал, что еще может сражаться. Способность и умение защитить своих людей – одно из главных качеств царя. Наверно, поэтому македоняне хранили ему верность несмотря на невзгоды.

В том же году Филипп получил две приятные новости. В Пергаме умер его недруг царь Аттал. Преемником Аттала сделался его сын Эвмен II (197—159 гг. до н. э.). Ему требовалось время, чтобы войти в курс дел.

Второй новостью стало приближение Антиоха Великого с войском и флотом. Прежние слухи подтвердились: Антиох шел Филиппу на выручку. Но выручать стало некого. Сын Филиппа – молодой Деметрий – уже отправился заложником в Рим. Македонская армия понесла чудовищные потери. Филипп не мог рисковать новой войной. Он и его народ жаждали мира.

14. Мир

С большой опаской ждали македоняне известий о судьбе посольства, отправленного в Рим. Как отнесутся римляне к дипломатам? Какие условия выдвинут? Еще недавно римлян считали варварами. Теперь Эллада и Македония лежат у их ног. Тит Фламинин производит впечатление порядочного и образованного человека. Все римляне такие или он – просто лучший из варваров?

Подобными вопросами наверняка задавалась македонская знать, а народ просто ждал.

В Греции римляне потихоньку наводили свои порядки: устраняли неугодных людей и навязывали демократию так, как сами ее понимали. Характерными в этом смысле были события в Беотии.

Стратегом-председателем Беотийского союза оказался избран Брахилл. Этот человек был верным сторонником Филиппа. Фламинин поддержал на выборах проримских кандидатов, но они потерпели поражение.

Брахилл приступил к выполнению своих обязанностей. Он постоянно устраивал празднества для народа и вел беспечную жизнь. Этим решил воспользоваться беотийский аристократ Зевксипп, сторонник Рима. В один из вечеров, когда Брахилл возвращался домой, Зевксипп подослал к нему убийц. Брахилла закололи на месте. Началось расследование. Непосредственных исполнителей убийства нашли и казнили, хотя за них заступался Фламинин. Главный организатор покушения – Зевксипп – бежал. Политическая расправа над сторонником Македонии возмутила беотийцев. Они считали, что за спиной убийц стоит сам Тит. И направили ненависть против римлян. В городах Беотии повсеместно организовывались террористические группы. Вооруженные молодые люди нападали на римлян, расквартированных в Беотии, и уничтожали их. В короткий срок погибли полтысячи легионеров: почти столько же, сколько пали в генеральном сражении при Киноскефалах.

Фламинин действовал быстро и с юридической точки зрения безукоризненно. Он потребовал выдать террористов, а также заплатить 500 талантов выкупа – по числу убитых легионеров. Беотийцы проигнорировали требование. Тит и на сей раз не преступил закон: отправил письма в Афины и Ахейский союз с объяснениями, почему должен наказать беотийцев. А затем объявил Беотийскому союзу войну по всем правилам.

Римская армия, расквартированная у Элатеи, вторглась в Беотию двумя колоннами, принялась опустошать поля и деревни, осадила два города. Область была объята страхом. Люди бежали со скарбом по всем дорогам. О сопротивлении никто не думал. Просили мира.

Сам Фламинин осаждал беотийский город Коронею. Туда прибыли дипломаты из Афин и Ахайи, пытались заступиться за беотийцев. Тит отказал. Тогда ахейцы объявили, что начнут войну вместе с беотийцами против римлян, если Тит не пойдет на мировую. Фламинин испугался оказаться в роли врага греков. К тому же он не знал, как продвигаются переговоры с македонскими послами в Риме. Хитрый политик не хотел рисковать, а потому сделал хорошую мину и великодушно согласился на мир. Теперь он требовал выдать лишь вождей террористов, а также выплатить 30 талантов за смерть пятисот римлян. Эти условия беотийцы сочли приемлемыми. Мир был заключен.

В это же время вернулись македонские послы из Италии. Их сопровождали децемвиры – десять сенаторов, уполномоченных довести до македонского царя условия мира.

Условия были таковы. Все греческие города Европы и Азии становились свободными. Из всех городов Эллады, где еще находились македонские гарнизоны, прежде всего из Коринфа, Филипп должен был вывести своих солдат. Также македоняне обязаны покинуть азиатские города, включая крепости в Карии и Абидосе – в Проливах. Затем надлежало очистить остров Тасос и город Перинф во Фракии. Римляне даже вспомнили, что когда-то Филипп V захватил для своего союзника Прусия поселение Киос в Малой Азии. Филипп должен был сам попросить Прусия очистить Киос и дать ему свободу.

Базилевсу вменялось в обязанность вернуть Риму пленных и перебежчиков, а также выдать весь палубный флот, кроме пяти кораблей и огромного царского флагмана с 16-ю рядами весел.

Тит Ливий упоминает, что армия Македонии была сокращена до 5000 человек и Филиппу запрещалось иметь в ней слонов. Утверждение насчет численности вооруженных сил многие современные историки оспаривают. И вправду: в последующие годы Филипп совершенно свободно набирал людей в армию, если возникала потребность. Другой вопрос, что он и сам не мог содержать крупное войско.

Сомнительно и следующее условие: Филипп лишался права вести самостоятельную внешнюю политику. Якобы он не мог больше заключать мир и вести войну по своему усмотрению. Полибий, излагавший содержание мирного договора, ничего не пишет об этом пункте, зато Тит Ливий упоминает о нем. Может быть, Ливий пишет о требованиях, которые обсуждались, но так и не были приняты?

Возможен, однако, еще один вариант. Тот же Ливий упоминает, что, по сведениям одного из римских историков, Филиппу запрещалось воевать только с одним человеком – с новым царем Пергама Эвменом, сыном недавно умершего Аттала. На остальные государства запрет не распространялся.

Затем с Филиппа взяли деньги. Размер контрибуции в пользу Рима составил тысячу талантов. Половину этой суммы царь выплачивал немедленно, а другую половину – с рассрочкой на десять лет.

В собственность пергамского царя Эвмена окончательно переходил остров Эгина. Родосцы получали область Перею с городом Стратоникеей. Однако гарнизон этого города предпочел, как мы уже говорили, перейти на сторону Антиоха Великого. Острова Парос, Имброс, Делос и Скирос, когда-то принадлежавшие афинянам, а затем взятые македонянами, возвращались прежним хозяевам.

Для обеспечения мира послы обязали сына Филиппа V – царевича Деметрия – находиться в Риме заложником столько времени, сколько римляне пожелают. Это могло затянуться на долгие годы. Зато римляне, пока наследник македонского престола был у них в руках, имели гарантию, что беспокойный Филипп не начнет войну.

Итог был неутешителен для Филиппа. Македония из мировой державы превратилась в региональное царство. Но царь понимал, что это опять не мир, а всего лишь перемирие. В Греции образовался такой клубок проблем, распутать который можно было лишь с помощью войн. Зерна новых конфликтов набухли и уже давали всходы. Нужно было только использовать их для восстановления военной и экономической мощи царства. Этим и занимался Филипп всю вторую половину своего правления.

Глава 3