– Черт… – со стоном вытаскиваю его. Меня потряхивает от перевозбуждения. – Посидишь тут пару минут одна?
Кивает.
Бегом сваливаю в сортир, задевая по дороге какой-то фикус. Закрываюсь в кабинке, упираюсь ладонями в дверь.
Вдох. Выдох. Вдох, мать его! Заставляю себя дышать.
Меня сводит от желания. Должно отпустить. Нельзя играть в такие игры с хорошими девочками, когда ты на голодном пайке.
Плавно отпускает. Точно, блядь, без тормозов! Бесит! Не хочу, чтобы отец был прав. Ненавижу его за это заранее.
Выхожу из кабинки. На стене красноречиво висит значок «Do not smoke». Заебись!
Умываюсь холодной водой, полощу рот. Зубы начинает выламывать. Отрезвляет.
Возвращаюсь к Лисенку. Она лопает шоколадную вишню, пачкая и облизывая пальцы. Поднимает на меня взгляд. Тону в нем, иду к ней.
– Двигайся, – киваю на соседний стул.
Переставляем посуду, кофе. Сажусь теперь не напротив неё, а рядом. Разворачиваюсь спиной к залу, закрывая Лису от всех.
– Теперь я очень внимательно тебя слушаю.
– У нас что-то случилось, и это каким-то образом связано со мной. Мама плачет. Отец злой и нервный. А мне никто ничего не объясняет! Отец все ещё считает меня ребёнком, – тянется к чёрной пиалке за ягодами, а там пусто. С сожалением опускает плечи.
Делаю знак официанту. Заказываю для неё ещё вишни и лавандовый холодный чай. Она любит, я знаю.
Официант уходит выполнять заказ. Мы продолжаем разговор.
– Я подслушала их разговор с твоим отцом. Дядя Дима… – Режет слух. – Сильно ругался на отца. Говорил, что папа должен был давно мне все рассказать. А что это «всё», я не знаю. Но если плачет мама, значит, что-то серьёзное.
С немым вопросом в голубых глазах смотрит на меня. А я тоже ни хрена не знаю. Отец не сказал.
– Пей вкусняшку, – двигаю к ней чай и вишню. – Протест был на то, что тебя считают ребёнком? – улыбаюсь.
Стягиваю с пиалы одну вишню, закидываю в рот. Шоколадный шар лопается на языке, сначала взрывая вкусовые рецепторы сладостью, а потом окатывает вишневой кислинкой. Вкусно!
– Решила, что перевоплотишься в училку, и папа сразу заметит, что ты выросла?
– Я не знаю, как до него достучаться, – вздыхает она.
– Ну тут, как ты понимаешь, я хреновый советчик. Так ты поедешь завтра со мной смотреть квартиру? – переключаю ее. – Если что-то подберём, можно сразу там остаться.
– Фил! – пинает меня в ногу.
– Я не буду приставать, – двигаюсь ближе. – Если только украду ещё один поцелуй, – стираю большим пальцем капельку вишнёвого сока с её губ. Подношу к своим, слизываю. – Почему ты не ответила, Лис? Тебе не понравилось? Я дебил и что-то не так считал?
Молчит. Вот чего она опять молчит?!
– Лис! – рычу на неё, хлопаю ладонью по столу. Он вздрагивает, звенит посудой.
– Мне просто надо привыкнуть, – гладит меня по напряжённой руке, – что с другом детства теперь можно целоваться.
– Тебе со мной можно все. Но пока ограничимся поцелуями.
Не даю ей опомнится. С жадностью накидываюсь на её губы, вылизываю ротик. Вкусно. С шоколадом и вишней.
Я сейчас в штаны кончу от экстаза! Но все равно стараюсь не напирать. Это у меня опыт, а у неё только я. Первый! От этой мысли меня снова сокращает. По спине течёт пот. Никогда, блядь, я так никого не хотел! До дрожи в мышцах и озноба по коже.
У неё звонит телефон. Настойчиво и не в первый раз, судя по количеству пропущенных от Александра Александровича.
– Вот это сейчас детский поступок, Лис. Возьми трубку, – толкаю к ней телефон.
– Не хочу, – крутит головой и слизывает с губ мой поцелуй.
Её мобильник звонить перестаёт. В кармане звонит мой.
– Добрый вечер, – сразу принимаю вызов.
Лиса прячет горящее лицо в ладошках.
– Здравствуй, Филипп. Алиса с тобой?
Знает, значит. Следит?
– Да. Мы в кофейне. Что-то случилось, дядь Саш?
– Домой её привези. Сейчас. И сам поднимись. Поговорим.
Глава 21
Филипп
– Хорошо, скоро будем, – сбрасываю.
– Я не хочу домой, – совершенно по-детски капризничает моя принцесса.
Наивная. Никакой самый строгий костюм не изменит то тёплое, что есть внутри неё.
– Поехали, Алис, – тяну её за руку.
Быстро расплачиваюсь с официантом. Перевожу по его QR-коду щедрые чаевые за вишню.
Моя девочка нервничает. Я все пониманию. Но в нашей паре я взрослый, а значит, несу за неё ответственность и принимаю решения. Моё решение – не прятаться ни от кого.
– Идём, – подаю ей руку у подъезда. Уверенно веду за собой. Прижимаю к себе в лифте. Целую в висок, скулу, губы.
Створки лифта разъезжаются. Подталкиваю её к двери квартиры. Она открыта. Входим. Из гостиной слышен работающий телевизор.
– Привет, – нас встречает Ванька. Жмет мне руку. – Отец злой. Пиздец! – шипит он.
– Не матерись, – автоматом отвечает Лиса.
Её братишка только глаза закатывает в ответ.
– Всё. Валите оба по комнатам, – разгоняю Кравцовых. – Пойду поздороваюсь с дядей Сашей.
– Удачи. Он в кабинете.
Ванька забирает Алису. Она быстро здоровается с мамой и ныряет в свою спальню.
– Добрый вечер, – тоже приветствую её.
Тётя Мира внимательно меня осматривает.
– Привет, Филипп.
Бледная такая. На губе ранка. Прикусила, похоже. И глаза красные, заплаканные.
– Ты голодный? – суетиться она.
– Нет, благодарю. Мы с Алисой в кафе перекусили. Меня Александр Александрович просил зайти. Можно?
– Конечно. Туда, – машет рукой в сторону кабинета.
Прохожу. Стучу пару раз.
– Да! – раздаётся раздражённое из-за двери.
Открываю, захожу и плотно закрываю её за собой.
– Здравствуйте.
– Сядь, Фил, – кивает на кресло. – Где вы были?
– В кофейне. Но я думаю, вы и сами знаете, раз позвонили мне, когда Алиса не взяла трубку.
– Я сейчас попробую тебе объяснить, как мужчине, Фил. Не оглядываясь на вечную дружбу с твоим отцом и то, что знаю тебя с пелёнок.
– Слушаю, – киваю обманчиво расслабленно. Пальцы сами впиваются в пластиковые подлокотники.
– Алиса как девушка – не твой вариант.
– Я бы поспорил, – смотрю в его серые глаза. – Вы же боролись за мою мать с моим отцом до последнего? То, что она осталась с ним, это другой вопрос. Но у вас был шанс. Какого хрена вы все пытаетесь забрать этот шанс у меня?!
– Фил, я запрещаю тебе встречаться с Алисой, – гнет свою линию. – Оглянись назад. Я как врач могу тебе сказать, что однажды ты снова сорвешься в пропасть. Я не позволю утащить за собой Алису.
– Хреновый аргумент. Я не был зависим. И легко слез с этой дряни. Вы, как врач, это знаете. Причина в другом. Вы боитесь, что я пойду по вашему с отцом пути. Только я не такой! Да я не сплю ни с кем с тех пор, как вернулся, потому что у меня Лиса, а её пока можно только за ручку держать!
– И сосаться у подъезда, – перебивает он.
– С ней! – срывает меня. – А не с левыми бабами, как делали вы!
Вздрагивает. Его ноздри нервно раздуваются.
Не любят люди, когда им правду в глаза говорят. А меня несет так, что уже не остановить. Заебали гребаные моралисты!
– Хотите вспомнить, какими были вы? Давайте!
Да, я все же кое-что знаю. И далеко не все от родителей. Правильно. Кто расскажет своему ребенку о таком?
Кравцов-старший угомонился только после встречи с женой. До этого он фанатично желал мою мать. Ей тогда было девятнадцать. Они с отцом никак не могли поделить её и заливали все это бухлом, закуривали травой и затрахивали другими тёлками. Не умели иначе. Сильные, успешные, умные, целеустремленные. Они брали от этой жизни все. И любили так же. На разрыв. Отец и сейчас любит маму именно так. Он сам говорит, что она смогла сделать его тем, кто он есть.
Только вот прежде, чем прийти к этому, он протащил ее через Ад, и она шла за ним, потому что тоже любила. Верила в него так, как не верил никто. Отец ценит. А мамой я всегда восхищался. Хрупкая, слабая, но такая сильная внутри, что не каждый мужик вывезет.
Отец с детства имел проблемы с самоконтролем. Его нельзя выводить. Это может быть опасно для окружающих. С этим ему здорово помогал его отец. Он был военным, но все свободное время отдавал сыну. Занимался с ним, воспитывал, устроил в секцию, где вспыльчивый Дмитрий Дрейк сбрасывал все, что горело внутри него. А потом дед погиб на боевом задании вместе с отцом Кравцова.
Потеря такого важного и значимого человека стала ударом для подростка. Мать, моя бабушка, не дала ему поддержки, только ответственность за себя и младшую сестру. Отец принял эту ответственность, его так воспитали. Он по-другому не умеет. Вкалывал, зарабатывал деньги контрактной службой, влезал в кредиты, обивал пороги друзей отца, которые могли ему помочь подняться. Много учился, мало спал. И все, что у него было, это вечеринки с друзьями, где они сходили с ума, позволяя себе все. Жестили немало.
Когда в его жизнь ворвалась мама, он окончательно потерялся. Появилось четкое понимание «Мое!», но что делать с этим «Мое» он не знал. Ведь до этого в постели были в основном только качественные шлюхи и любовница. А тут еще лучший друг на нее претендует. У них даже драка была настолько жесткая, что дядю Сашу после стычки увезли на скорой. Отца сорвало тогда знатно. Но я бы тоже морду набил, если бы мою Алиску поцеловал другой мужик. Здесь уже плевать, что он друг. Здесь вопрос в том, что если женщина моя, то она только моя, и к ней я никого не подпущу.
Немного одержимая любовь отца чуть не убила мою маму, а потом и ещё нерожденную Соньку. Когда это случилось, его сломало. Потом у родителей был долгий путь друг к другу.
Все говорят, что я очень похож на отца. Он видит во мне себя. Постоянно сравнивает. Я всеми силами пытаюсь отделиться. Стать самостоятельной единицей без ярлыков прошлого своих родителей.
Да, я быстро вспыхиваю. Да, я повернут на Алиске. Да, я бухал и курил траву. Ладно, не только курил и не только траву. Не самый лучший период в моей жизни. И девок в кровати было столько, что, наверное, я переплюнул отца в этом плане.